– Скажите, – обратился он к ней, чтобы отвлечь ее, – кто эта дама, что наблюдает за нами с таким свирепым выражением на лице? Вот та, разодетая так пестро и безвкусно?

Таунсенд обернулась.

– Это тетушка Арабелла, – сказала она, весело смеясь. – Жена моего дядюшки Лео, вот он, толстячок, который разговаривает с моим отцом возле шкафа. Они родные братья, хотя многие считают, что в это трудно поверить. Тетя Арабелла – вторая жена дяди Лео. Мне кажется, у вас скоро будет возможность познакомиться с ней, возможно, как только закончатся танцы.

Монкрифа позабавил ее тон:

– Это прозвучало как предостережение...

– Так это и есть. Тетя Арабелла – главный законодатель в графстве Норфолк. Ничто не ускользает от ее взора, и не сомневаюсь, что она не обошла вас вниманием. Рядом с нею – ее дочь Элинор, вот та, костлявая, в кремовом платье. Они с тетей Арабеллой приезжают сюда раз в неделю, чтобы посмотреть, кто у нас гостит, и быть в курсе всех местных сплетен.

– И вы полагаете, она избрала меня для своей дочери?

– О, бесспорно! Так же, как меня – для моего кузена Перси, вон того одутловатого юноши, который танцует с моей невесткой. Как терпелива Констанция! По ее лицу видно, что он отдавил ей все ноги.

Монкриф нахмурился.

– Вы собираетесь выйти замуж за собственного кузена?

– Вообще-то, Перси мне не кузен. Он и Элинор – дети тети Арабеллы от первого брака. У них с дядей Лео нет общих детей. Думаю, что он слишком для этого напуган ею.

На сей раз смех Монкрифа заставил любопытные головы повернуться к ним. Однако ни он, ни Таунсенд этого не заметили.

– Вы всегда говорите все, что придет в голову? Голубые глаза Таунсенд были серьезны.

– Да, всегда.

Когда танец закончился и Монкриф повел ее на место, ее тонкие пальчики покоились на его руке. Она была так мала ростом, что он мог смотреть поверх ее головы, искусно украшенной жемчугом и перьями. В свете люстр ее волосы отливали золотом. Она была прелестна.

– Таунсенд, дорогая!

Ян быстро поднял глаза, а наткнулся взглядом на огромную грудь главной законодательницы графства Норфолк. Таунсенд подавила смешок. Он повернулся к ней и перехватил насмешливый взгляд ее голубых глаз. Она широко улыбнулась ему озорной ребяческой улыбкой. Монкриф не мог сдержать ответной улыбки.

– Таунсенд, дорогая, – величественно повторила Арабелла. – Представь нас, пожалуйста.

Тем же вечером, но попозже, после того как последний экипаж укатил по аллее и зевающие лакеи запирали двери и гасили свечи, Ян Монкриф прогуливался по обширным садам Бродфорда. Всходила молодая луна, свежий ветерок шевелил кроны каштанов и рябил гладь декоративного пруда с водяными лилиями. До этого Ян заглянул к своей двоюродной бабушке, но, очевидно, этот замечательный доктор Грей был прав, установив воспаление мочевого пузыря и прописав настойки из кипрея. Возможно, через день-другой она настолько оправится, что сможет продолжать путешествие.

Обычно спокойная, Берта была возбуждена. Для Яна было загадкой, что кто-то мог мечтать о возвращении в пустынную холодную страну, жители которой были в его глазах немногим лучше дикарей. И неважно, что он сам родился в Шотландии. Правда, не в герцогстве Войн, а от незаконнорожденного отца, которому с рождения было отказано в праве называться Монкрифом. Как и отец, Ян родился на уединенной ферме, высоко в горах, над величественным господским домом, в котором все законные отпрыски герцогов Войн впервые являли миру свои красные, вопящие рожицы.

Ян горько усмехнулся, когда вспомнил гордость, всегда смягчавшую морщинистое, усталое лицо матери, когда она напоминала ему: что бы там ни было, он все же внучатый племянник правящего герцога. Не имеет значения, что родной его отец был казнен как предатель, когда Ян был младенцем – ему было меньше года. Вердикт об измене был вынесен за участие в заговоре принца Чарльза Эдуарда Стюарта, пытавшегося в 1745 году отнять у Ганноверского короля английский престол. Шотландцы – в особенности жители горной Шотландии – всегда были отчаянными глупцами в своей преданности Стюартам, претендовавшим на то, что не законами людскими, а волею Господа им даровано священное право занимать английский трон. И в то время, как отец Яна, Камерон Монкриф, сложил голову в борьбе за дело Стюартов, первые герцоги Войн, сами горцы, как ни странно, пришли к власти, оказывая им сопротивление.

Тор Монкриф, первый герцог, со своей буйной черной шевелюрой и воинственными кликами, от которых кровь стыла в жилах, почти в одиночку нанес поражение Старому Претенденту, Джеймсу III, в битве у Война в 1690 году. За эту победу он был награжден земельными угодьями в Шотландском высокогорье и соответственно титулом Войн; по слухам, король Георг дико хохотал, поздравляя себя с тем, что у него хватило ума создать этот титул. Подобным же образом сын Тора Монкрифа, второй герцог, выступил против Джеймса III во второй, тоже безуспешной, попытке в 1715 году и был убит в завершающей битве при Шерифмюире.

К тому времени, когда сын Джеймса III принц Чарльз Эдуард Стюарт приплыл из Франции летом 1744 года, чтобы вновь поднять на борьбу кланы горцев, внук Тора, третий герцог Войн, уже стал взрослым. Грэхэм Войн Монкриф, известный под именем Герцог-Воитель, благодаря устрашающему умению владеть палашом, этим смертоносным геральдическим оружием горцев, отринул при поддержке своей жены-ирландки Изабеллы Хэйл верность своего отца Ганноверской династии, сражался под знаменами принца Чарльза и погиб в кровавой битве при Каллодене, а его брат Ангус и его единственный сын, шестнадцатилетний Джеффри, были оба тяжело ранены членами собственного клана, ибо сражались на стороне англичан под предводительством Вильяма, герцога Кумберлендского.

После этого сокрушительного поражения принц Чарльз бежал во Францию, бросив своих верных шотландцев, обреченных на пытки и казни. Герцогство Войн попало в руки последнего из уцелевших братьев Грэхэма – тридцатилетнего Чарльза, слабоумного от рождения. Это было большим ударом для только что овдовевшей Изабеллы: потерять и мужа и единственного сына и быть вынужденной наблюдать, как Войн стенает от тиранического правления человека с интеллектом пятилетнего ребенка.

По счастью, Чарльз, спустя несколько лет, полностью лишился рассудка, и Изабелла поспешила отдать его на попечение родственников на далеких Гебридских островах. Она была достаточно хитра и умна, чтобы взять на себя бразды правления, которые держала с величавым достоинством, управляя железной рукой всеми членами клана – до того дня, когда весной 1787 года Чарльз скоропостижно скончался, а в клане начались горячие споры о том, кто законный наследник герцогства.

Монкрифы, связанные с Войнами брачным контрактом, подписанным от имени молодого Джеффри Грэхэмом Воином и Изабеллой до гибели их сына под Каллоденом, считали себя следующими наследниками герцогства. Их претензии неистово оспаривались Монкрифами из Драмклога, которые прослеживали своих предков до младшего брата бесславного Тора.

Сама Изабелла, встревоженная угрозой того, что Войн станет жертвой алчных до земли родственников, поддерживала совершенно иную кандидатуру: Яна Монкрифа, давно забытого внука ее зятя – Ангуса. И пусть мать мальчика увезла его из Шотландии в раннем детстве и с той поры о нем ничего не было слышно, она сделает Яна Монкрифа своим наследником. Ни вопли протеста, когда ее намерения стали известны, ни сложность предстоящих розысков его ничуть не страшили ее.

Нет, наверное, ничего удивительного в том, что победу в конце конов одержала Изабелла благодаря своему упорству, непреклонности и уму. Однако и ей пришлось использовать свое немалое влияние, находчивость и дружбу с всесильными Тори, чтобы узаконить сына Ангуса Камерона в Вестминстерском дворце, объявить его наследником Война. Для Изабеллы не имело значения, что Камерона нет в живых, что он обезглавлен более тридцати лет тому назад за участие в якобистском заговоре в пользу Стюартов. Ей был важен сын Камерона, ее внучатый племянник Ян Монкриф, давно забытый остальными членами клана и живущий во Франции. Разыскать его оказалось нелегко. Заклейменная семьей и друзьями, как жена предателя, мать Яна вскоре после гибели мужа сбежала в Париж. Изабелла, которая тайно передавала Анне Монкриф деньги и сама помогала ей уехать во Францию, потеряла ее след, когда год спустя между двумя странами разразилась война, длившаяся семь лет. «Я знаю, что Вам горько оттого, что никто до сих пор не сделал попытки найти Вас», – писала Изабелла в первом из многочисленных своих писем тридцатидвухлетнему Яну, когда он был, наконец, найден зимой 1788 года при Версальском дворе. – И надеюсь, Вы простите старой женщине ее ошибки и будете думать о будущем и своих обязанностях по отношению к клану».

«Горько? Обязанности?» – Ян чуть не расхохотался. Как можно испытывать горечь по поводу того, что тебе безразлично. Герцогство Войн ничего для него не значило, и если он вообще испытывал какие-то чувства к своей шотландской родне, то это было вовсе не преданностью, а глубоко затаенной обидой за те трудности, которые в первые годы жизни во Франции выпали на долю его матери, изгнанной из Шотландии родственниками мужа. Жесткие складки прорезали лицо молодого герцога при воспоминании о тех тяжких временах. Мучительная бедность, постоянный голод и ледяной холод крохотной комнатушки, которую он делил с матерью в подвальной прачечной величественного дворца, принадлежавшего могущественной семье Роган около острова Сите. Как она трудилась, пока не стирала до крови пальцы, крахмаля тончайшее белье избалованных дочерей Роганов, починяя их простыни, нижние юбки и кружева! Он помогал ей изо всех сил, бегая вверх и вниз по бесконечным лестницам, чтобы принести воды для лоханей, дров для громадных каминов, суп из кухонь, чтобы поесть перед сном. Остальное же время проводил в драках с уличными мальчишками, которые, как и он, бродили по близлежащим улицам в надежде подобрать монетку, из милости брошенную аристократами из громыхавших мимо огромных карет.