– В данный момент они чувствуют себя немного лучше, – сказала я. – Вероятно, благодаря вашему приезду.

– Есть ли перемены в состоянии моей жены с тех пор, как вы работаете здесь? Ее здоровье… не ухудшилось?

– Нет.

Я украдкой следила за ним, гадая, что он действительно чувствует к Моник. Мне кажется, нет ничего противнее, чем когда тебя преследует любовью человек, который тебе не нравится. Наверняка, он думает так же. Неужели он надеется, что судьба соблаговолит дать ему свободу?

– Нет, – повторила я. – Здоровье ее не ухудшилось. Ее состояние зависит в большой степени от погоды. Летом ей станет чуточку лучше, особенно, если погода будет стоять не очень влажная.

– У себя дома она чувствовала себя гораздо лучше, – произнес он.

– Что вполне понятно.

– А… ваша другая пациентка?

– Доктор Элджин объяснит вам все лучше, чем я, но мне кажется, что она очень больна.

– Эти сердечные приступы?..

– Симптомы болезни сердца.

– И опасной болезни, – заметил он. – Она что, может умереть в любой момент?

– Полагаю, что именно это и скажет вам доктор Элджин. Чуть помолчав, он сказал:

– До этого вы ухаживали за другой больной.

– Я работала в «Доме Королевы». Вам, по-видимому, знакомо это место, – хитро добавила я.

– Да, знакомо, – признался он. – Там живет мисс…

– Бретт. Были две мисс Бретт. Старшая была моей пациенткой, с ней жила ее племянница.

Капитан не умеет скрывать своих чувств. Он не настолько скрытен, как Рекс. Ему явно хотелось расспросить об Анне, из-за этого я даже почувствовала к нему расположение. Все-таки он ее помнит.

– И она умерла?

– Да, умерла. Совершенно неожиданно.

Он кивнул.

– Должно быть, мисс… э… мисс Бретт пришлось трудно?

– Бесспорно, это было неприятно… для нас обеих.

– Я слышал, что ее тетя приняла большую дозу лекарства.

– Да. Это было доказано на дознании, – быстро ответила я. Я обнаружила, что упоминая тот случай, я говорю таким тоном, словно бросаю вызов всякому, кто отрицает это. И сейчас я говорила с ним в том же тоне.

– А мисс Бретт все еще живет в «Доме Королевы»?

– Да.

Он смотрел на меня невидящим взглядом. Неужели он хочет навестить Анну? Нет, конечно. Может разразиться скандал, ведь в замке с ним живет его жена. Но одно я поняла точно: он неравнодушен к Анне.

Вошел Эдвард в поисках отца. Теперь он заходил ко мне редко, слишком был поглощен отцом. От обожания у него стали круглыми глаза. Он показал мне игрушечный кораблик, который подарил ему отец. Мисс Беддоуз рассказала мне, что он даже спал с ним в обнимку. Более того, он довел ее до истерики: пуская кораблик в пруду, он чуть не утонул, а она простудилась, вытаскивая его из воды. Теперь он стоял с корабликом под мышкой и отдавал капитану честь.

– Все на местах, все в порядке? – спросил капитан.

– Так точно, сэр. Надвигается буря, сэр.

– Задраить люки, – серьезно скомандовал капитан.

– Есть, сэр.

Наблюдая за ними, я пришла к выводу, что капитан так же быстро очаровывает детей, как и женщин. Такой он человек.


21 июня. Сегодня утром Моник кашляла кровью, при виде нее она испугалась и решила, что у нее ужаснейший приступ астмы. По-моему, прошлым вечером они с капитаном поскандалили. Он живет в комнате рядом с ее, а так как я нахожусь неподалеку, а Моник не имеет привычки сдерживать свой голос, я слышала, что она разговаривала громко и раздраженно. Доктор Элджин, осмотрев ее, помрачнел. Он сказал, что за зиму ее состояние ухудшилось. Английская зима ей вредна. Он утверждает, что ей необходимо уехать до конца осени. Осмотрев обеих пациенток, он долго беседовал с леди Кредитон.


25 июня. Дом посетила смерть. В четыре утра меня разбудила Джейн Гудвин, умоляя бежать к ее хозяйке. Я влезла в шлепанцы и халат, но когда я добежала до Валери Стреттон, она была уже мертва. Меня охватил ужас. Я, конечно, знала, что она тяжело больна, но, когда встречаешься со смертью лицом к лицу и сознаешь, что больше не увидишь человека, которого ты знал живым, становится жутко. Несомненно, мне следовало бы уже привыкнуть к смерти, в какой-то степени я уже и привыкла. Но никогда раньше я не была так потрясена смертью пациентки. Меня так заинтриговала история этой женщины, что мне хотелось получше узнать ее. Я уверена, что она что-то скрывала, мне очень хотелось знать, что именно, чтобы понять истоки ее болезни. Мне было известно, что в тот день, когда у нее случился первый приступ, она куда-то выходила – на ее ботинках была грязь. Я чувствовала, что в ее жизни существует драма, которой до сих пор не наступил конец, мне очень хотелось все узнать. А она умерла.


27 июня. Дом, в котором объявлен траур, – печальное место. Эдит говорит, что леди Кредитон находит, что все это очень неприятно. После стольких лет ее соперница мертва. Хотела бы я знать, что она чувствует на самом деле. Какие страсти бушевали в этих стенах. Капитан ходит грустный. Все-таки она была его мать. Моник сильно обеспокоена. Она боится, что умрет. Эдвард сбит с толку. «Где бабушка? – спросил он меня. – Куда она делась?» Я сказала ему, что она ушла в рай. «На большом корабле?» – спросил он. Я ответила, чтобы он лучше спросил у своего отца, он в ответ кивнул, словно признавая, что отец-то знает наверняка. Интересно, что ответил ему капитан. Он умеет обращаться с детьми… с детьми и женщинами.

Западная башня – башня смерти. Леди Кредитон не желает, чтобы мрак смерти навис над всем замком. В комнате Валери опущены шторы, на козлах стоит гроб. Я пошла в последний раз взглянуть на нее. Она лежит, на голове кружевной чепчик, а лицо такое молодое, будто в обязанности смерти входит профессия гладильщицы, чтобы разглаживать морщины. Я не перестаю думать о том, как много лет тому назад она появилась в замке и влюбилась в сэра Эдварда, а он в нее. Безумная страсть, а теперь он мертв, и она мертва. Но страсть не умерла, и подтверждением тому является капитан во плоти, такой живой. И маленький Эдвард тоже, и его будущие дети, и их дети, и так до бесконечности, так что эта любовь оставила свой след и в будущих поколениях. Я была расстроена, так как не сумела разузнать, что же напугало бедную женщину и, вероятно, ускорило ее смерть. Я снова и снова возвращалась в темную комнату и глядела на нее. Бедняжка Валери, в чем ее тайна, с кем она встречалась? Вот в чем вопрос. Человек, с которым она встречалась, человек, написавший ей письмо. Мне необходимо знать, кто он. Я бы сказала ему: «Вы довели ее до смерти».


28 июня. Вчера вечером на закате я пошла одна в эту обитель смерти. Взявшись за дверную ручку, я услышала какой-то звук внутри. Во мне все похолодело. Я несуеверна. Благодаря моей профессии, я знакома со смертью. Я обряжаю людей для похорон, я вижу, как они умирают. Но сейчас, когда я стояла перед этой дверью, необъяснимое чувство охватило меня: я боялась войти в комнату. В мою голову лезли дурацкие мысли. Мне казалось, что она откроет глаза и, взглянув на меня, скажет: «Оставь меня и мои тайны в покое. Какое ты имеешь право лезть не в свое дело?» Я дрожала, но минута слабости прошла, и я снова услышала этот звук. Сдавленные рыдания живого человека. Открыв дверь, я заглянула внутрь. В темноте смутно вырисовывался фоб и фигура… рядом с ним. На минуту я подумала, что Валери встала из гроба, но всего лишь на минуту. Ко мне вернулся здравый смысл, и я тут же поняла, что это Моник. Она тихо плакала.

– Миссис Стреттон, что вы здесь делаете? – резко спросила я.

– Я пришла попрощаться, прежде чем…

– Вам не место здесь, – я говорила быстро и деловым тоном ради ее же блага. Не понимаю, как я могла вести себя так глупо. Со мной чуть не случился приступ.

– Какой кошмар… кошмар, – всхлипывала она. Подойдя к ней, я крепко взяла ее за руку.

– Возвращайтесь к себе. Что заставило вас прийти сюда? Из-за вашего неразумного поведения вам станет плохо.

– Следующая очередь моя, – прошептала она.

– Что за чушь!

– Разве чушь, сестра? Вы же знаете, как я больна.

– Вас можно вылечить.

– Можно ли, сестра? Вы действительно верите в это?

– Если правильно лечить, да.

– Ах, сестра… сестра… вечно вы смешите меня.

– Только сейчас не смейтесь. Пойдемте к вам. Я дам вам теплого молока с капелькой коньяка, хорошо? Вам сразу станет лучше.

Она разрешила мне вывести ее из комнаты, и я должна признать, что я была рада уйти оттуда. Непонятно почему, но я никак не могла выкинуть из головы мысль, что кто-то в комнате следит за нами… пытается проникнуть в наши сокровенные мысли.

Она тоже это почувствовала, так как после того, как дверь за нами закрылась, она сказала:

– Мне было там страшно… но я должна была пойти.

– Я понимаю, – успокаивающе сказала я. – Пойдемте.

Я привела ее к ней в комнату, она стала кашлять. О, Боже! Это предательское пятно! Я обязана сообщить о нем доктору Элджину. Ей я ничего не сказала. Укладывая ее в постель, я все ворчала:

– Ноги как лед. Сейчас принесу бутылку с горячей водой. Но сначала молоко с коньяком. Вы же знаете, что вам нельзя было туда ходить.

Она тихо плакала, ее плач тревожит меня больше, чем вспышки истерики.

– Было бы лучше, если бы я лежала в этом гробу.

– Придет время, и будете лежать в гробу так же, как и все мы. Она улыбнулась сквозь слезы.

– Ах, сестра, с вами так хорошо.

– С коньяком будет еще лучше, вот увидите.

– Бывают моменты, когда вы – суровая сиделка, а бывают… когда вы – совсем другой человек.

– Говорят, в человеке уживаются две стороны характера. Так что проявите вашу благоразумную сторону.

Она снова засмеялась, но тут же заплакала.

– Я никому не нужна, сестра. Они были бы рады… все.

– Не желаю и слышать подобной ерунды.

– Это не ерунда. Говорю я вам, они были бы рады, если бы я лежала в этом гробу. Он был бы рад.