— Расстегайчиков с мясом да штоф водки, — заказал поручик.

— Сию минуту-с, сударь…

Альберт ухватил халдея за рукав вышитой косоворотки.

— Скажи-ка, любезный, погоди убегать. А что за публика здесь собралась? Уж больно они на актеров похожи.

— Так и есть, сударь, — кивнул услужливый халдей. — Актеры они и есть-с. Здесь же в двух шагах театральная площадь, так вот каждый вечер у нас в заведении гуляют-с.

— И много пьют?

— Ох, сударь, много…

— Хорошо, неси расстегайчики с водкой.

Халдей удалился.

В ожидании заказа Альберт наблюдал за фон Унгером. Тот приблизился к столику, за которым сидели две размалеванные девицы не первой свежести и мужчина, по виду похожий на комика.

Барон расцеловал дамам ручки, кивнул комику и сел за стол. Компания находилась уже в изрядном подпитии и явно обрадовалась появлению барона.

Одна из девиц рассмеялась и указала на свой правый глаз. Барон что-то отвечал по поводу своей повязки, затем снял ее. И к своему удивлению, поручик увидел, что глаз-то барона совершенно целый, даже синяка нет в отличие от него самого.

В это время халдей поставил перед поручиком заказ и наполнил рюмку водочкой. Альберт лихо проглотил содержимое рюмки и закусил расстегаем.

Барон также уделял внимание водке и закуске, с жаром рассказывая нечто, что приводило его друзей в восторг.

Веселье в трактире продолжалось почти до полуночи, затем посетители начали постепенно расходиться: кто своими ногами, а кого приходилось выводить под руки.

Барон и его компания также покинули заведение, поймали сани и громко приказали ехать в Кривоколенный переулок. Альберт изрядно устал, ему было вполне достаточно того, что он видел: барон притворялся, но зачем?

Поручик решил обо всем рассказать Воронову, а там видно будет…

* * *

Сонечка лежала в кровати, но сон не шел. Она пыталась читать, но ровным счетом ничего не понимала. Мысли путались: уж слишком много событий за последнее время произошло.

Марфуша давно спала в своей каморке под лестницей, так что поделиться ей своими сомнениями было не с кем. А сомнений накопилось предостаточно.

Припоминая предыдущий бал в Преображенском, Соне все же казалось странным появление барона фон Унгера. А его настойчивые, даже назойливые взгляды заставляли чувствовать ее неловко. Однако барон воспитан, галантен, а как он читает стихи!

Что же еще? Да, а при упоминании о Псковском имении он повел себя странно, явно смутившись. Соня ворочалась в постели и так и эдак, но мысли не прекращали лезть в голову: «А вдруг это Лизка-злыдня подговорила барона надеть повязку и подшутить надо мной? Она никогда не простит мне гранатового перстня. Но откуда сестрица знает этого барона? Не помню, чтобы ее когда-либо с ним знакомили…»

Наконец Соня заснула. Ей снилась свадьба: как стоит она перед алтарем, вся в белом, фата закрывает лицо; рядом жених — в черном фраке и, разумеется, с повязкой, скрывающей глаз… Появляется священник, он смеется… От его смеха у Сонечки по спине бегут мурашки. И в довершение всего священник вынимает свой правый глаз и протягивает прямо ей… Соня кричит от ужаса. А священник лишь усмехается:

— Ну что, голуба?! Пойдешь за меня замуж? Ведь я тоже одноглаз!

Соня проснулась в холодном поту. Ей стало жутко: ах и зачем она уговорила Марфушу погадать перед Рождеством? Правильно говорила горничная: грех все это! Вот теперь и расплата…

* * *

Все следующее утро и часть дня вплоть до трех часов пополудни Сергей Воронов верхом на лошади гарцевал по плацу. Генерал-губернатор сдержал слово и явился на подготовку к предстоящему смотру, посвященному приезду императорских особ.

Посидевши верхом на отменном черном, как вороново крыло, жеребце, генерал-губернатор устал, ему было тяжело — годы брали свое. Высокому гостю принесли кресло и укутали ноги меховым одеялом.

Генерал-губернатор постоянно что-то бубнил себе под нос, недовольно фыркал, пил коньяк и закусывал лимоном. Сергей понимал: начальству влетит сполна, ибо его превосходительство явно не доволен.

Поручик замерз: венгерка, подбитая мехом, не рассчитана на такой холод, руки под перчатками сводило, ноги чуть ли не примерзли к бокам несчастной лошади…

Когда же, наконец, его превосходительство и сам не выдержал, подготовка была, к всеобщей радости, окончена. Замерзшие гусары могли вернуться в казармы.

Едва Сергей отогрелся, как получил с посыльным короткую записку:

«Дорогой друг!

Не далее как вчера вечером я выяснил: барон фон Унгер посещает злачные места и развлекается с актрисами. Мало того, повязка — фальшива, ибо оба его глаза пребывают в полном здравии.

Альберт Гварди».

Сергей буквально обомлел: для чего устроил барон представление — для того чтобы прикинуться человеком, повидавшим жизнь, или поинтересничать перед юной наивной Сонечкой?

Его охватило негодование, затем ревность. Чувства нахлынули, захлестнули воспоминания… Что он вообще хочет от кузины? Они знакомы с детства, он всегда был привязан к милой Сонечке! А теперь ему двадцать лет, а ей — шестнадцать! И только ли он питает к кузине родственные чувства или все же нечто большее? Отчего же его так беспокоят ее отношения с бароном?

Сергей пребывал в смятении. Но одно он знал точно — следует непременно выяснить, почему фон Унгер притворяется?

* * *

После того как Гварди направил посыльного в полк с запиской для Воронова, он сел пить кофе и просматривать газеты. Печать пестрила различными новостями. Невольо он открыл «Московский вестник» на страничке «Светская хроника» и прочел: «В воскресенье, 19 февраля сего года, баронесса фон Визен дает бал в честь помолвки своей дочери Амалии Карловны фон Визен и Владимира Викторовича Романовского, сына небезызвестного…»

«Ах да! — опомнился Альберт. — Я и забыл про бал в доме фон Визен! Ведь там будет Софья Николаевна!»

Невольно сердце поручика забилось сильнее, он ощутил волнение при воспоминании о Сонечке. Увы, но мужская дружба блекла перед ее серыми прекрасными глазами. Альберт нервно закурил сигару и попытался отвлечься. Но…

Он встал и начал метаться по гостиной. Совесть корила его: казалось, что он совершает предательство по отношению к другу…

— Зачем я написал записку Сергею? Вот болван! В любви — каждый за себя! В конце концов, право выбора за Софьей Николаевной. Прости меня, мой друг, но я непременно воспользуюсь возможностью и поухаживаю за твоей кузиной на балу у фон Визен. А по поводу барона… Надо подумать… Можно вызвать его на дуэль…

7

Сергей не мог оставить казармы и пойти к Альберту обсудить недостойное поведение фон Унгера.

И он решил написать ответ:

«Альберт!

Благодарю вас за хлопоты, надеюсь, вы хорошо провели время в доме Бироевых. Я в растерянности: отчего барон затеял сей маскарад? На ум приходит лишь один ответ: завоевать сердце моей кузины. Прошу вас доведите дело до конца: узнайте о фон Унгере как можно больше. Я подозреваю, что у него нет и в помине никакого Псковского имения, он попросту разорен и охотится за состоятельной невестой. А, насколько мне известно, приданое Софьи Николаевны достаточное, чтобы вести безбедную, достойную жизнь.

Сергей». * * *

Альберт надел енотовую шубу, велел своему кучеру заложить карету на полозьях и направился в Кривоколенный переулок. Определенного плана действий он не наметил. Надеясь на русский «авось», он подошел к дворнику-татарину, что расчищал мостовую от снега, и спросил:

— Любезный! Не подскажешь ли мне, где квартира или дом барона фон Унгера?

— Фон Унгера? — переспросил татарин. — Так это вона: два дома вперед, а там — ворота кованые как увидите, так его, барона, дом и есть…

Альберт сел в карету и направился к указанному дому. Действительно, за коваными воротами, которые венчал замысловатый вензель рода Унгер, возвышался трехэтажный дом. С виду он казался небольшим, но весьма ухоженным.

«Неужто барон и дом заложил? Пожалуй, за него можно получить в банке под вексель приличную сумму…» — подумал Альберт. Во сколько банк может оценить родовое гнездо фон Унгеров? По его прикидкам, тысяч в десять рублей или две с половиной тысячи серебром.

Размышляя, он вышел из кареты и дернул шнурок звонка у ворот.

Вскоре из дома появился лакей в стеганой зимней куртке.

— Чего изволите-с, барин?

— Голубчик, а дома ли твой хозяин — барон фон Унгер? — поинтересовался Альберт.

— Помилуйте, сударь! Вот уж как две недели, мой благодетель со всем семейством изволили уехать в Германию к сродственникам, тоже вроде баронам.

Альберт опешил, но все же дал лакею гривенный.

«Так, так… Интересно получается: барон фон Унгер — в Германии, а кто же тогда в доме Бироевых?»

И тут поручика осенило — САМОЗВАНЕЦ!

* * *

Альберт, буквально ошарашенный результатом своего расследования, направился в дом Бироевых. Чего греха таить, он хотел увидеть очаровательную Софью Николаевну и, безусловно, встретить там самозванца-барона.

Поручик уже предвкушал, как посрамит мерзавца, обманом проникшего в приличный дом.

Соня, как обычно в короткие зимние дни, либо читала, либо вышивала, либо ухаживала за цветами в оранжерее. Бегонии различных сортов и оттенков бурно произрастали благодаря ее стараниям.

Когда Альберт приехал к Бироевым, Сонечка поливала цветы из маленькой леечки. Поручик последовал за горничной, которая проводила гостя в оранжерею.

Соня была дивно хороша в домашнем платье, с растрепанными локонами, ниспадавшими на лицо. Она постоянно пыталась откинуть их назад, но тщетно.