Джефф предпочел бы, как подобает, явиться со шляпой в руке к отцу Мэри, торжественно пообещать, что он, Джеффри Пинчингдейл, сделает все, что в его силах, дабы Мэри была счастлива, и напечатать о своей предстоящей свадьбе в «Таймс». После съездить в Глостершир и побеседовать со своей матерью — тут уж без церемоний, хотя исход разговора был так же очевиден, как последствия встречи со стариком Олсуорси. Леди Пинчингдейл полагала, будто имеет право распоряжаться судьбой единственного выжившего сына, словно Бонапарт, который свято верил в свою миссию управлять всей Европой. Джефф представлял себе, как мать примет новость: поднимет шум, обрушится на него потоком обвинений. Тогда скандал, что она устроила, узнав об отъезде сына во Францию, покажется сущим пустяком. Впрочем, рассуждал сам с собой Джефф, подобного рода неприятности неизбежны, как преграды на пути героев из старых книг. «Выдержу неделю материнского гнева, тогда можно считать, что я заслужил счастье владеть своей принцессой».

Однако в минувшую пятницу, когда лакей носил в повозку вещи для воскресной поездки в Суссекс, привезли записку от Мэри с четырежды подчеркнутой пометой «срочно». Теряясь в страшных догадках, Джефф тотчас велел распрячь лошадей и разгрузить экипаж и помчался в парк.

Предусмотрительно отослав подкупленную служанку на расстояние трех деревьев, Мэри сквозь слезы промолвила:

— Все кончено.

— Не тревожьтесь так, душа моя, — пробормотал Джефф растерянно. — Наверняка все не столь ужасно.

Мэри поспешно отвела взгляд, вся съеживаясь, точно увядший тюльпан.

— Ужаснее не может быть!

Продолжительными мольбами и уговорами Джефф упросил-таки возлюбленную отнять от лица руки и поведать ему, как выразилась Мэри, «горькую правду». Мать и отец, объяснила она, задумали без промедлений выдать ее замуж.

— Таковы уж принятые в обществе правила, — ответил Джефф почти весело. — Что ж, раз им так хочется, давайте порадуем стариков.

— Вы хотите на мне жениться?

— Вы в этом еще сомневаетесь? — ласково произнес Джефф, думая, до чего же она мила и даже не догадывается, сколь могущественна ее красота. Какое чудо!

Мэри опустила темные ресницы.

— А как же ваша матушка? У меня ни знатной семьи, ни богатого приданого… Что, если она будет против?

В этом можно было не сомневаться. Мать Джеффа только тем и занималась, что старательно следовала правилам высшего света да тряслась за свое здоровье. Джефф уже видел, как она, узнав о его намерении жениться, прикинется больной и объявит, что вот-вот умрет. Потом, если «смертельный недуг» не поможет, разразится воплями, что будут слышны в Лондоне, а может, и в самом Эдинбурге. Миссис Пинчингдейл в минуты, когда забывала о своем слабом здоровье и расшатанных нервах (или слабых нервах и расшатанном здоровье? Джефф вечно путал), обнаруживала столь редкую способность горланить, какой позавидовал бы владелец своры гончих.

— Матушка скорее всего будет против, — не кривя душой, сказал Джефф, — но помешать мне не в ее власти.

— О! Если бы мы могли обвенчаться теперь же! — Мэри вскинула обтянутые перчатками руки. — Вы клянетесь, что любите меня, но ведь пойдут толки… и опять же ваша матушка… Вдруг в последнюю минуту вы передумаете?

Джефф, улыбаясь краешком рта, прикоснулся к ее руке:

— Никакие силы не заставят меня передумать, уж поверьте.

Мэри отошла на два шага и внезапно остановилась. Изящная девичья спина содрогнулась под тонким синим муслином.

— Нет, я этого не вынесу… Не доживу… — Ее голос оборвался.

Улыбка растаяла на губах Джеффа. Приблизившись к невесте, он взял ее за руки и с настойчивостью спросил:

— Что мне сделать, дабы вы поверили, как я привязан к вам? Сколь высоко вас ценю и уважаю?

В ответ из груди Мэри вырвалось сдавленное рыдание. Покрытая шляпой головка качнулась, по восхитительной точеной щеке покатилась трогательная слезинка.

Джефф поступил, как поступает всякий нормальный мужчина, когда видит перед собой плачущую женщину. Стал обещать. Все, что приходило на ум, лишь бы вновь увидеть, как она улыбается. Он был готов привезти ей перо птицы-феникса с самого края земли, главу Иоанна Крестителя на блюде, драгоценности, меха, положить к прелестным ножкам исчезнувшие с лица земли города, только бы больше не видеть слез возлюбленной.

Так и вышло, что в сумерки Джефф вернулся домой, поклявшись Мэри явиться к порогу ее дома — по крайней мере во двор, куда выходили окна спальни, — в легком экипаже для дальних путешествий, со специальным разрешением и парой обручальных колец. В том же немыслимом полубреду он вовсе отказался от поездки в Суссекс, перенес все намеченные на ближайшие две недели встречи и разыскал податливого священника, что был лишь рад свершить обряд венчания ночью, чтобы в новый день Мэри и Джефф вступили уже мужем и женой.

Затея побега не слишком нравилась Джеффу, однако закончиться приключение обещало неслыханным счастьем, а ради того, чтобы его богиня навек вверила ему себя, он был готов на любые глупости.

Скача по Кингзуэй в сторону Холборна мимо лавок с закрытыми ставнями и хмельного щеголя, что, с трудом передвигая ноги, плелся, очевидно, из Ковент-Гардена, Джефф увидел впереди знакомую грохочущую повозку. Назвать ее легким экипажем для путешествий не поворачивался язык. Она сохранилась в доме Пинчингдейлов со столь давних времен, что на улице вряд ли могли ее узнать. Джефф пришпорил коня, но мостовая после недавнего дождя была скользкая и в лужах, потому к повозке, когда та уже сворачивала к «Оксфорд-Армз», удалось подъехать только неспешной рысью.

Спрыгнув на землю, Джефф отдал поводья заспанному конюху. Не дожидаясь, пока подойдет лакей и даже пока Мактавиш остановит карету, он, пьяный от счастья, распахнул дверцу. Каждая клеточка его сильного тела, каждая косточка едва не звенели от сладостного возбуждения в предвкушении райского блаженства.

Увидев внутри очертания женской фигуры, укутанной в плащ, жених потерял над собой власть.

Он схватил девицу за плечи, привлек к себе и заключил в объятия.

Глава 3

Минута не обманула его ожиданий.

Сначала испуганно ахнув, невеста вдруг прильнула к нему и ответила на поцелуй со страстью, на какую не отваживалась никогда прежде. Впрочем, теперь они были почти женаты. Обряд венчания, что вот-вот должен был свершиться, творил чудеса.

Руки, которые в первое мгновение уперлись ему в грудь, словно желая оттолкнуть, скользнули на плечи, где и задержались, голова чуть наклонилась назад, а губы слились с его губами. Теплая и нежная под широченным плащом, она была словно создана для объятий Джеффа. Тьма внутри экипажа обволокла их, точно бархатная обшивка в коробке для драгоценностей, отделяя от постоялого двора и зловония, останавливая ход времени.

Минуло добрых несколько минут, когда до Джеффа стало вдруг доходить, что его невеста несколько пышнее, чем ему помнилось. Руки, обвивавшие его шею, были круглее, нежели руки Мэри, а спина шире. Не прерывая поцелуя, Джефф снова провел по ней ладонью. И впрямь шире. Может, так кажется из-за толстой плащевой подкладки? Тут его поразило еще одно явное несоответствие: пахло не дорогими французскими духами Мэри, а чем-то более тонким и легким, бог весть почему наводившим на мысли о парке Сибли-Корт в летние дни. Аромат был приятный, но даже отдаленно не напоминал Мэри.

Джефф целовал другую женщину.

Любовный хмель вмиг соскочил с него. И пришла еще одна страшная догадка: шум, что, забывшись в поцелуе, он принимал за стук собственного сердца, доносился отнюдь не из его груди. Шумел человек со стороны, который — о ужас! — стоял буквально в двух шагах от кареты, прямо у него, у Джеффа, за спиной. Кто бы это ни был, смеялся он и подшучивал явно с издевкой и, несомненно, над Джеффом.

Оцепенев от страха, Джефф с чмокающим звуком прервал поцелуй. Женщина в его руках — не Мэри — прерывисто вздохнула, будто была ошеломлена не меньше, чем он.

Проклятие! Кто она такая?

— Браво, Пинчингдейл! — послышался голос из-за спипы. Джефф, продолжая стоять на ступенях экипажа, резко повернул голову и увидел Мартина Фробишера. Тот поприветствовал его кивком, преувеличенно выражая одобрение всем своим видом. — Не нуждался в воздухе по меньшей мере минуты три, верно, Понсонби?

Навеселе, как и приятель, и даже в трезвом виде куда менее сообразительный, чем Фробишер, Перси Понсонби, тяжело ступая, вошел в небольшой кружок фонарного света и круглыми совиными глазами уставился на женщину позади Джеффа.

— Послушайте-ка, Пинчингдейл, с кем это вы?

Джефф лишь одно знал наверняка: он был не с Мэри Олсуорси.

Женщина, что считанные мгновения назад жарко целовалась с ним, резко отпрянула. С ее головы слетел капюшон, и растрепанные рыжеватые пряди засияли, точно золото. Гладкие черные волосы Мэри, озаренные огнями свечей, мерцали, как голубовато-серебристый ручей в лунную ночь. Внешние уголки ее сапфировых глаз были чуть подняты вверх, а эта женщина смотрела па Джеффа круглыми от страха почти желтыми бусинами. Только полными губами одна походила на другую, впрочем, губы этой были, пожалуй, мягче и чувствительнее. Мэри ни разу не отвечала на поцелуи столь пылко.

— Так, так, так… — протянул Мартин Фробишер, смакуя словцо, будто глоток изысканного портвейна. — Так, так, так…

Он ухватился за это «так» и явно решил допечь им Джеффа. Которому и без того было тошно.

Поцеловаться с сестрой невесты! Притом продолжительно и с каким удовольствием! В первые годы Реформации, когда властвовали мрачные законы церкви, подобную шалость расценили бы как кровосмешение. Провинившихся ждало бы наказание, привести в исполнение которое помогали мешок, улей и огромная чаша с медом.

Увлеченный мыслями о неумышленном преступлении, Джефф только теперь задумался о главном. Какого черта младшая сестра Мэри делала в его экипаже? Он чувствовал себя так, будто едва получил по темени увесистой дубинкой. Случилось немыслимое, а голова до сих пор шла кругом.