— Вы пришли к неверному выводу, — продолжал Вон. — Существует некто, кому было куда важнее наложить печать вечного молчания на уста маркизы, нежели мне.

— И кто же он? — Джейн немного склонила голову набок.

— Полагаю, вы знаете.

— Вздор. Охотник в жизни не убьет лучшую из своих гончих.

— Убьет, — возразил Вон. — Если гончая его укусит. Тереза не слишком-то усердствовала, выполняя чужие приказы. — Вон покачал бокал в руке, наблюдая, как плещется жидкость, с таким видом, будто сидел в Ньюмаркете и следил за скачками. — Не так давно ее возмутили действия одной более мелкой фигуры в их объединении.

— Эмили Гилкрист. — Летти сообразила, что произнесла слова вслух, лишь когда Вон посмотрел ей прямо в глаза. Выглядел он на удивление уставшим. Несмотря на показную бодрость, изнурение лежало печатью на всех чертах его лица, нависало мешками под глазами.

— Совершенно верно. — Наружность выдавала утомление лорда, однако голос звучал уверенно и бодро. — Тереза решила, что неугодную лучше убрать с дороги. И поделилась соображениями со старшим товарищем. Тот не разделил ее мнения.

— Ага, — произнесла Джейн.

— Ага, — повторил Вон. — Казалось бы, экая малость. А повлекла за собой невероятно серьезные последствия.

Летти видела собственными глазами, как убрали Эмили Гилкрист. Как может Вон так умиротворенно об этом толковать?! Джефф сказал накануне вечером, что маркизе не стоит сочувствовать. Вспоминая теперь изуродованное лицо Эмили и глядя на замершую фигуру маркизы, Летти страдала куда меньше, нежели тогда, в театральном коридоре.

— Тереза решила отделаться от мисс Гилкрист собственноручно. Об остальном, — Вон махнул рукой на диван, — можно только догадываться.

— Стало быть, по-вашему, так ее наказали.

— Вероятно. И предостерегли остальных. Приказ отдан власть имущими. «И нет покоя голове в венце»,[9] так-то. Если властитель терпит, что его распоряжениями пренебрегают, недолго просидит на троне. Словом, прощай, Тереза.

Для человека, заявлявшего, будто не имеет к случившемуся никакого отношения, Вон явно слишком много знал.

— Под властителем вы подразумеваете Черного Тюльпана? — спросила Летти.

— Называйте как вам угодно. Разницы нет. Тереза звала старшего товарища неизменно monseigneur.[10] Старомодно и изысканно, не находите?

— Потому, что у него настоящий титул, — спросила Джейн, — или просто по-французски?

— Тереза офранцуживала все подряд, даже себя порой называла Therese.

— Надо полагать, вы водили с ней знакомство с давних пор, — произнесла Летти, с подозрением глядя на лорда. Слишком гладкое он дал объяснение, чересчур скоро подбирал слова.

— С очень давних пор. — Губы Вона искривились в усмешке. Он прибавил с деланной беззаботностью: — Чудно, не правда ли? Революционеры, вопреки всем своим республиканским устремлениям, так дорожат титулами! Бонапарт не сегодня-завтра провозгласит себя императором.

— Позвольте узнать, — учтиво произнесла Джейн, — почему вы не сочли должным своевременно сообщить об отношениях маркизы и мисс Гилкрист мне?

Вон извинительно склонил голову:

— Потому что сам узнал о них лишь накануне вечером. Нарушать ваш сладкий сон мне и в голову не пришло.

— Нам не до сладких снов, — строго сказала Джейн, — когда Черный Тюльпан творит свои грязные дела.

Летти отметила, что Джейн не принимает объяснения Вона, но и не спешит назвать его лжецом.

Лорд Вон повернул голову и посмотрел прямо на покойницу. Резкие черты его лица в свете солнца стали вдруг еще приметнее, словно кожа сильнее обтянула кости. На губах заиграла улыбка, не то насмешливая, не то печальная.

— «Не спите больше! Макбет зарезал сон!»[11] — Неожиданно резким движением он опрокинул в рот содержимое бокала, поставил его на столик и добавил: — Ее не должно было быть здесь Нынче вечером у них назначена встреча с главарями мятежников.

— Нынче вечером? — переспросила Джейн. — За ужином?

— Нет. На улице, что названа, сколько помню, в честь местного святого. Он как-то связан со змеями.

У Летти вдруг пересохло во рту.

— В честь святого Патрика? — спросила она. — На Патрик-стрит?

— Да-да, именно. Тереза должна была явиться туда, чтобы взглянуть на запасы оружия. Французы желают знать, все ли будет готово к тому времени, когда они прибудут. В общем, задание ее было весьма нудное. — Вон достал миниатюрную коробочку и осторожно высыпал на внутреннюю сторону запястья немного нюхательного табака. Рядом с кружевной отделкой рукава крупинки казались темными, точно порох.

Лицо Джейн напряглось.

— В котором часу?

— Кажется, в шесть… или в половине седьмого. Eй надлежало все проверить и связаться нынче же вечером с таинственным руководителем. — Вон поднес табак к носу, потом откашлялся, выражая всем своим видом, сколь мало волнует его предмет разговора. — Вот и все, что мне известно.

Летти и Джейн как но команде повернули головы и взглянули на каминные часы. Минутная стрелка, будто почувствовав, что на нее смотрят, вздрогнула, перемещаясь к римской цифре IV, словно прикинувшийся хворым солдат, что оставил свою затею и бежит назад к посту.

Двадцать минут седьмого. Джефф и мисс Гвен как раз должны были быть там, красться меж бочонков с порохом, не ведая, что вот-вот нагрянут заговорщики. В схватке с целой компанией врагов не победить и сильнейшему.

Джейн взглянула на Летти:

— Надо немедля обыскать маркизу.

Она не прибавила: «Пока кое-кто меня не опередил», — но Летти все прекрасно поняла и без слов. О чем бы там Джейн ни договорилась с Воном, доверять ему безгранично, вне всякого сомнения, было нельзя. Под товариществом нередко кроется вражда. Летти вполне одобряла намерение Джейн, но если Джейн не собиралась предупредить Джеффа, оставалось одно.

Минутная стрелка в часах подкралась еще на сантиметр ближе к шестерке.

— А я, пожалуй, пойду, — сказала Летти.


— Кто там?

Запах виски ударил в нос Джеффу раньше, чем он услышал слова. Сторож схватился рукой за косяк, нетвердо ступил вперед и с прищуром уставился на Джеффа.

Тот чуть ссутулился, стараясь выглядеть возможно более безобидно. Подходя к черному ходу здания, он молил Бога, чтобы внутри никого не оказалось. В конце концов, этот склад был в городе не единственный, следить надлежало за всеми — вряд ли у Эммета доставало людей.

Увидев сторожа, Джефф тут же понял, отчего Эммет не взял товарища с собой. Нижнюю половину его лица покрывала полуседая щетина, а по синей тени на руках можно было сразу определить, чем человек зарабатывал на жизнь. Краска не пристает к коже навечно, однако если постоянно имеешь с ней дело и не особенно следишь за собой, оставляет несмываемые следы. В былые времена Макдэниелс, возможно, и был толковым красильщиком, но страсть к бутылке загубила его талант, оттого ныне он большей частью слонялся без дела с синими руками да выплескивал гнев на всякого, кто оказывался рядом.

Кого-кого, а Макдэниелса Джефф никак не ожидал увидеть в качестве сторожевого пса. Походило на то, что Эммет с приближением великого дня все менее осторожничал. Ошибка.

Которую Джефф мог использовать в своих целях.

— Нас прислал Бирн, — уверенно произнес он, засовывая за пояс полусогнутые большие пальцы и кивая на мисс Гвен, тоже облаченную в грубую рубаху, широкий жилет и мешковатые штаны.

Не брать зонтик — излюбленное оружие, хоть Джефф и твердил, что рабочие не носят с собой подобных штуковин, она наотрез отказалась. Оставалось надеяться, что в роковые минуты у нее хватит ума держать зонт за спиной. В противном случае пришлось бы отвечать на вопросы — почуял бы неладное даже Макдэниелс.

— Я Дуни, а это Берк. — Джефф понизил голос и прибавил громким шепотом, но так, что услышать могли и люди у соседнего дома: — Мы пришли проверить ракеты.

Быть может, Макдэниелс нашел объяснение правдоподобным или же выпил достаточно, чтобы ему ни до чего не было дела. Пробурчав что-то себе под нос, он жестом позволил пришедшим войти.

— Премного благодарим! — бросил Джефф через плечо. Макдэниелс ответил ему взмахом бутылки.

Мисс Гвен наморщила нос, выражая предельное отвращение.

Они прошли в дальнюю мастерскую, где почти ничего не было, лишь несколько скамей да длинных рабочих столов, на которых и производились опыты по созданию оружия. Вдоль покрытых штукатуркой стен тянулись ряды полок со всякой всячиной — керамическими мисками грубой работы, мятым чайником и тому подобным. Золу из очага предусмотрительно выгребли, но на каменной плите красовались следы расплавленного металла, что красноречиво говорило о незаконной деятельности. Запахи несвежей пищи и пролитого пива перебивал другой, более резкий, который Джефф унюхал тотчас же. Зловоние серы не так-то просто развеять. Быть может, Эммет рассчитывал, что соседи решат: протухли яйца в корзине. Курицы в курятнике, верно, негодовали, что на них бросают пятно позора.

Предупреждающе подняв палец, Джефф скользнул в переднюю комнату — жуткое подобие гостиной. И тут не было ни души. На столе стояла миска с хлебными крошками и коркой сыра — остатки чьей-то второпях поглощенной еды. Под столом валялся корпус гранаты и немного пороха, что тоже свидетельствовало о запрещенном производстве. Ведь не на ужин же ели порох, если только не мечтали лишить себя жизни да разлететься на клочки.

На верхних этажах тоже не оказалось ни людей, ни лежавшего на виду оружия.

О большем Джефф не мог и мечтать.

«Какая удача!» — подумал он. Эммет оставил главный склад на попечение единственного сторожа, дабы не привлекать к зданию внимания посторонних. И таким образом подверг его огромной опасности, ибо вход был открыт всякому. Хмельной красильщик уже теперь не мог отличить поросенка от копья, а уж роялиста от республиканца — тем более.