— Переверните, — произнес Джефф, продолжая осматривать подкладку.

Летти последовала его совету. В первые мгновения она не понимала, что именно должна увидеть, но, присмотревшись, заметила на серебряной поверхности неровные линии. В ее руке была печать, подобная той, что висела на шее Джейн.

Эмили Гилкрист носила в ридикюле печать!

— О! — слетело с губ Летти.

— Так-то. — Джефф, до сих пор исследуя внутреннюю сторону подкладки, нащупал еще что-то. Стараясь не шуметь, он извлек свернутый в трубочку листок бумаги.

— По-вашему, Эмили имела ко всему этому… какое-то отношение?

Джефф положил бумагу на прежнее место. Даже будь в карете светлее, написанное сначала следовало расшифровать.

— Что вам о ней известно? — спросил он.

— Только то, что она рассказывала. — Впрочем, осознала вдруг Летти, хоть Эмили и непрестанно болтала, о своей жизни она почти не заводила речь. Эмили говорила, говорила и говорила, в основном о лентах, туфлях и чудесах, которые их ждали в Дублине. О себе же — практически никогда. Летти почти не слушала ее. — Эмили только что окончила школу, где-то возле Лондона. Во всяком случае, по ее словам. Какую именно, она не уточняла.

— Если бы и уточнила, — сказал Джефф, — вы рано или поздно обнаружили бы, что такой школы не существует вовсе.

— Я не спрашивала, — виновато произнесла Летти, — честно говоря, ее болтовня меня утомляла.

Джефф накрыл ее руку своей, стараясь успокоить.

— Так и должно было быть. Она играла роль.

— Да, наверное.

— Я в этом не сомневаюсь, — твердо сказал Джефф. — Не стоит ее жалеть.

Он произнес последние слова странным тоном.

— Вы знаете, кто она? — Летти поморщилась. — То есть кем она была?

— Вы когда-нибудь слышали о Черном Тюльпане?

Летти покачала головой.

— Шпионские истории никогда меня не занимали, — сказала она виновато.

Джефф усмехнулся:

— Наверное, к лучшему. По крайней мере у вас нет ложных представлений.

— Например, о том, что шпионы всюду ходят в черных масках?

— И об этом тоже. — Джефф с неохотой принялся рассказывать: — Черный Тюльпан появилась вслед за Алым Первоцветом в первые годы революции. И ходила за ним по пятам, искусно убивая противников.

— Очень мило, — пробормотала Летти, не в силах поверить, что взбалмошная Эмили Гилкрист на самом деле была французской шпионкой с каменным сердцем. Впрочем, для того она и маскировалась.

— Когда в девяносто девятом Бонапарт совершил государственный переворот, Черный Тюльпан внезапно исчезла. Куда — в ту пору делали разные предположения. Селвик… — Джефф замолчал и вопросительно взглянул на Летти.

Она кивнула:

— Пурпурная Горечавка. О самом нашумевшем я, разумеется, знаю, ведь не в башне же жила. В прошлом месяце его портрет печатали во всех газетах.

Летти обилие статей на опостылевшую тему выводило из себя. Она то и дело восклицала: «Опять про них!» да «Писали бы лучше о чем-нибудь важном!» — однако рассказывать об этом шпиону, что сидел теперь рядом, не сочла нужным.

— Верно. Ричард заявил, что запер Черного Тюльпана в пирамиде во время египетской экспедиции в девяносто восьмом. Премилая история, однако подтверждений тому не было, плюс ко всему ни один из нас понятия не имел, кто называет себя Черным Тюльпаном. Теперь- то мы знаем.

— Эмили Гилкрист?

— Это имя вымышленное. Настоящее — Тереза Баллинджер. Но более известны ее титул и фамилия по мужу: маркиза де Монваль.

— Англичанка? Неужели англичанка? — недоверчиво спросила Летти. Эмили говорила без малейшего акцента. Поверить в то, что, родившись и проведя большую часть жизни в Англии, она стала служить французам, было почти невозможно.

— Ее муж — французский дворянин. Никому и в голову не приходило подозревать ее. Все полагали, что Черный Тюльпан — француз. Мужчина, — прибавил Джефф после секундного молчания.

— Как же вы узнали, что это она?

— Узнал не я. — Напряженные черты его лица вдруг смягчила досада, а во взгляде мелькнуло мальчишечье разочарование. — Величайшие умы Военного ведомства разыскивали Черного Тюльпана десять лет… А выведала, кто это, Генриетта.

Летти невольно улыбнулась. Джефф кивнул:

— Генриетта на седьмом небе от счастья.

— Какая умница! — сказала Летти. Улыбка вдруг растаяла на ее губах. — Впрочем, теперь это не столь важно, верно?

В ее воображении вновь возникло тело Эмили, окровавленное и безжизненное, покинутое в темпом коридоре театра на Кроу-стрит. В голову полезли мысли о тщетности людских устремлений — куда более настойчиво, чем когда смотришь на могильные плиты. Сколь громкие преступления ни совершала бы Черный Тюльпан в прошлом, теперь ее жизнь оборвалась.

— Ужасно, что вам пришлось это увидеть.

— Да, — с чувством сказала Летти.

Джефф повернулся к ней, опершись локтем на потертую спинку сиденья.

— Кстати, что вы делали за сценой?

Из-за пережитого потрясения Летти пе сразу вспомнила, что привело ее в мрачный коридор.

— Я пошла туда из-за капитана Пинчингдейла.

Джефф напрягся.

— Что он выкинул на сей раз?

— Предложил мне убить вас.

— Только и всего? — Джефф расслабился и откинулся на подушки, ничуть не встревоженный черными замыслами родственника.

— Только и всего? Этот мерзкий грубиян втемяшил себе в голову, будто он в состоянии настолько меня охмурить, что я соглашусь убить вас и брошусь ему в объятия.

— Предложение не показалось вам соблазнительным? — спросил Джефф, и Летти угадала по голосу, что он улыбается.

— Быть повешенной? Нет уж, спасибо.

— Приятно сознавать, что между мной и могилой прочно стоит ваше благоразумие.

— Дело не только в благоразумии.

— Правда? — Джефф снова положил руку на спинку и вопросительно взглянул на собеседницу: — В чем же еще?

— У вашего кузена уродливые баки.

— Бедняга Джаспер, — только и смог сказать Джефф.

— И слишком крупные зубы, — не без удовольствия прибавила Летти.

— Какая жалость! — Джефф хотел было приподнять бровь, но не смог, ибо содрогался от рвавшегося наружу хохота. — Не повезло с зубами!

Туг оба не выдержали. Летти, которая изо всех сил старалась не хихикать, вдруг прыснула, отчего разразился смехом и Джефф. Оба в неуемном веселье откинулись на спинку сиденья.

У Летти из глаз катились слезы.

— Не понимаю, что со мной, — выдавила она, держась за живот. — Смеяться ведь, по сути, не над чем.

Не следовало произносить слово «смеяться». От этого стало еще смешнее.

— Вы о зубах или о баках кузена?

— Да нет же… — Летти с мольбой схватила Джеффа за рукав. — Полно вам, хватит меня веселить… И так все болит.

Вытирая глаза, она вдруг вспомнила, что руки у нее в крови, и попыталась провести по щеке локтем, но ничего не вышло.

— Позвольте мне, — серьезно произнес Джефф. Голос его еще чуть дрожал от смеха.

Он сосредоточенно, будто расшифровывал письмо, достал из рукава чистый платок и стал осторожно вытирать слезы с ее лица.

Летти больше не тянуло смеяться. Она затаила дыхание, чувствуя всем своим существом руку Джеффа, которой тот придерживал ее за спину. Его тепло просачивалось сквозь изысканную ткань сюртука, проникапо под платье и поднималось к щекам. Она отчаянно надеялась, что он не ощущает жара под пальцами, во всяком случае, не догадывается, откуда этот жар.

Джефф оглядел плоды своих трудов. И провел по щеке Летти большим пальцем, убирая рыжеватую прядь. Очевидно, волосы ее безбожно растрепались, а шпильки торчали в разные стороны, но касался он так нежно, словно ангел своим крылом.

— Так лучше?

Его голос завораживал. Летти смогла лишь кивнуть в ответ.

— Вот и чудесно, — улыбнулся он.

Позабытый платок полетел вниз.

Глава 21

Летти уже не помнила, что ее руки в засохшей крови. Что за ними могут гнаться кровожадные французские шпионы или не менее кровожадные родственники-англичане. Даже что Джефф намеревался жениться на ее сестре. В эти минуты, когда он обнимал ее, ничто не имело значения, кроме запаха его одеколона, тепла его кожи и нежности, с какой он убрал с ее лица прядь волос.

Джефф замер, не отстраняясь, не говоря ни слова. Длилось волшебное мгновение не дольше, чем время, за какое колеса экипажа совершают полный оборот, но Летти показалось, что они сидят так целую вечность, молча, слыша лишь грохот кареты и дыхание Джеффа. Сама Летти почти не дышала. Боялась спугнуть ниспосланное ей чудо. Вдруг, если сделать вдох, Джефф отстранится? Или что-нибудь скажет, либо вспомнит, что любит другую? Тогда растворится магия.

Крайне осторожно, будто тоже опасаясь разрушить их хрупкий мирок, Джефф запустил пальцы в волосы Летти и повернул ее голову к себе лицом. Она медленно закрыла глаза.

Ожидаемого поцелуя не последовало. Джефф лишь провел губами по ее виску, прикасаясь к коже едва ощутимо. Потом поцеловал в веко, туда, где вытирал слезы, в щеку и в самый уголок губ — дразня, мучая.

Особенным терпением Летти никогда не отличалась. Не любила сидеть, ожидая, что последует дальше. Следовало лишь дотронуться рукой до его затылка и немного придвинуть его голову ближе. Ей казалось, она помнила, что значит целоваться. Воскрешала мгновения на Хай-Холбори снова и снова — запах, вкус, чувства.

Воспоминания изрядно уступали действительности.

Их губы встретились, как две неприятельские армии, что шли друг другу навстречу, дабы биться насмерть. В ушах Летти загремела канонада, в груди — барабанная дробь, перед глазами в облаке дыма засверкали вспышки. В то мгновение, когда губы слились, у Летти напряглась спина. Секунду-другую спустя она уже сидела больше на Джеффе, нежели рядом с ним, но ее это ничуть не пугало. Волосы, теперь вовсе не желая держаться в прическе, упали ей на щеку, и, пробормотав нечто нечленораздельное, она откинула их назад, но они снова съехали на лицо.