Летти с сомнением взглянула на остатки шампанского в бокале. Боже! Наверное, оно пьянило сильнее, чем можно было ожидать, иначе невнимание мужа не стало бы так ее трогать.

Мужа. До чего нее нелепо! Всего несколько слов, наспех произнесенных сонным служителем церкви, и совершенно чужой человек становится твоим ближайшим родственником. А как же привязанность, взаимопонимание? Летти вздохнула, обхватив обеими руками, затянутыми в перчатки, третий бокал с холодным шампанским и сожалея, что не может прижать его к горящим щекам. Бог уж с ней, с негасимой вечной любовыо, была бы хоть дружба! Если бы они могли хотя бы обмениваться приветливыми улыбками.

Ждал ли он первой брачной ночи? Настоящей, с одной постелью на двоих? И прочим, что полагалось испробовать молодоженам — о чем, взрослея, задумывался каждый.

Летти прогнала воспоминания о тьме внутри кареты, о пальцах, что прикасались к ее волосам, о теплом дыхании, ласкавшем ее губы, о том, как ее прижали к широкой груди — крепко, будто желая сблизиться настолько, насколько стать близкими невозможно. То были не ее объятия. Она украла их у Мэри.

Только это вовсе не значит, что теперь им с лордом Пинчингдейлом невозможно прийти к мирному соглашению! Их связали узами брака, и не остается ничего иного, как принять то, что нельзя исправить, и выбрать наименее тернистый путь, чтобы шагать бок о бок дальше.

Летти многого насмотрелась, живя в Хартфордшире, и понимала, что не обязательно любить человека до безумия, чтобы жить с ним одной семьей, — достаточно доброжелательности и терпения. Пожалуй, еще ушных затычек. Возможно, отец дальновиднее, чем кажется.

Подойти к ним и сказать: «Добрый вечер, милорд». Всего лишь: «Добрый вечер, милорд». Что тут сложного?

— Добрый вечер, милорд, — прошептала себе под нос Летти, делая нерешительный шаг вперед и пытаясь заставить одеревенелые губы растянуться в улыбке. Улыбнуться, чуть наклонить голову и постараться не раздавить бокал. — Добрый вечер, милорд.

Лорд Пинчингдейл, от которого Летти до сих пор отделяло немалое расстояние, повернулся было к леди Генриетте, собравшись что-то сказать, но тут заметил Летти, и добродушная улыбка сошла с его лица, спина выпрямилась, плечи напряглись, и вместо весельчака, что стоял на этом самом месте секунду назад, Летти увидела совсем другого человека. В статуе за его спиной — и в той было больше тепла. Летти почувствовала, что и ее лицо сковывает лед, и поспешила отвернуться от кружка друзей. Приветственные слова застыли на языке. Она сделала вид, будто заинтересовалась музыкантами, что расположились на возвышении в другом конце залы.

— Бедняжка, — сказала леди Генриетта Доррингтон, наблюдая игру чувств на лицах молодых, и на ее переносице показалась морщинка. — Должно быть, ей сейчас прескверно.

— Прескверно? — недоуменно переспросил Джефф. Христианское великодушие частенько оказывается весьма кстати, но теперь Генриетта явно хватила через край.

Джефф нахмурился, а Генриетта проводила Летти сочувственным взглядом. Да разве можно называть интриганку «бедняжкой», когда по ее милости на него теперь смотрят как на отъявленного злодея? Словно он забирался к ней через окно… В памяти ожил опрометчивый поцелуй в карете. Но ведь Джефф поцеловал ее не умышленно! Вернее, понятия не имел, что это она.

Черт бы ее побрал! На лице Джеффа отразилась крайняя досада. Ничего не случилось бы, не было бы ни поцелуя, ни этого проклятого приема, не окажись Летти там, куда ее никто не звал. Она все продумала, иначе зачем бы полезла в чужую карету? Лишила его той, о ком он мечтал, оскорбила его самолюбие… Одним словом, презренное ничтожество, вроде Наполеона Бонапарта.

А Генриетта… он ведь считал ее другом!

— Позволь напомнить, что это несчастное невинное создание отыскало путь к моему экипажу во мраке ночи, — раздраженно процедил он. — Я нахожу твое участие несколько неуместным.

— Ошибаются и самые достойные. — Генриетта махнула рукой. — Только задумайся, каково ей сейчас: выдана замуж против воли, за человека, которого почти не знает.

Джефф грозно вскинул бровь:

— По-твоему, лучше умереть, чем связать жизнь со мной?

Нисколько не испугавшись, Генриетта выразительно посмотрела на него:

— Не болтай глупостей. Я вовсе не это имела в виду.

— Какое счастье!

— Только не высокомерничай и оставь насмешливый тон, — вздохнула она. — А с Летти тебе лучше поговорить, не бегать же от нее всю жизнь.

— А почему бы и не бегать? — весело подключился к спору Майлз. — Она не должна была так поступать, неужели ты иного мнения?

— Ты, — Генриетта ткнула в мужа пальцем, — нисколечко мне не помогаешь.

— Я помогаю Джеффу, — просто ответил Майлз.

— Какая трогательная преданность, — пробормотал Джефф, снова переводя взгляд на жену, направлявшуюся в дальний конец залы.

— Знал, что ты оценишь, — усмехнулся Майлз.

— А не ты ли совсем недавно поклялся, что оставишь всех вокруг и будешь предан одной мне? — требовательно спросила Генриетта, обращаясь к мужу.

Майлз учтиво вытянулся в струнку:

— Мы ведь толковали совсем о другом, Генриетта.

Щеки Генриетты порозовели. Она суетливо повернулась и легонько подтолкнула Джеффа:

— Тебе тоже придется дать подобную клятву.

— Успею, — уклончиво ответил Джефф, думая о том, как было бы замечательно, если бы молодоженов, пока они всласть не намилуются, увозили бы куда-нибудь на отдаленный остров. Сам он миловаться с новоприобретенной супругой не имел ни малейшего желания, и томные взгляды Майлза и Генриетты лишь пуще раздражали его.

Почувствовав, что другу нужна мужская поддержка, Майлз поспешил сказать:

— Куда ему торопиться? У них впереди целая жизнь.

— Ты всегда умеешь подбодрить товарища, Доррингтон.

— Рад стараться, — скромно ответил Майлз.

— Лучше не надо.

— Выше нос, мой друг. Браки без любви не столь ужасны, как кажется. — Майлз положил руку на талию жены и привлек ее к себе. Генриетта улыбнулась, глядя на мужа из-под опущенных ресниц, отчего будущее представилось Джеффу еще безотраднее.

— Вероятно, — сухо согласился он, — но при одном условии: если женишься на той, кого не прочь взять в жены.

Майлз поправил манжеты.

— Я думал, это для тебя не столь важно.

— Будь оно так, я бы помалкивал.

— Не будь к ней слишком строг, — попросила Генриетта и прибавила, будто это могло исправить положение: — Мне она всегда нравилась.

— Генриетта, — устало произнес Джефф, — спасибо за попытку уверить меня, что быть женатым — высшее счастье. Но мне довольно и того, что счастливы вы. На мою долю семенных радостей не выпало. И слова тут не помогут, что ни скажи. Может, просто оставим эту тему?

Генриетта упрямо приподняла подбородок, но Джефф уже повернулся к Майлзу:

— Нам надо кое-что обсудить. Уделишь мне минутку?

— Кое-что… — Лицо Майлза скривилось в гримасе. Со стороны могли подумать, будто бедняга корчится в конвульсиях.

— Да-да, я о том самом, — подтвердил Джефф, еле заметно улыбаясь и чувствуя, как понемногу рассасывается тугой узел горечи в груди. Даже самые пылкие любовные чувства со временем охладевают, дружба же может длиться вечно. У него были друзья и работа, и, по большому счету, он удачливее многих.

Кивнув в сторону дверей, он добавил:

— Если желаешь, Генриетта, можешь пойти с нами.

Генриетта покачала головой:

— К Летти пристали Понсонби. Надо ее спасать. — Бросив укоризненный взгляд на Джеффа и послав воздушный поцелуй мужу, она уверенным шагом двинулась в дальний конец залы.

— Может, нам стоит помочь Генриетте в борьбе с хищниками? — спросил Майлз.

Джефф помрачнел, вспомнив беседу с Перси в те минуты, когда окончательно захлопнулся капкан.

— Нет, — фыркнул он. — Держу пари, Понсонби и моя жена осыпают друг друга поздравлениями. Пусть потешаются вволю, не будем им мешать.

— Нечего сказать, моя дорогая, — возгласила миссис Понсонби, наклоняя напудренное лицо до неприятного близко к лицу Летти, — занятное вы устроили представленьице!

«Не дикость ли? — подумала Летти. — Заявляет, будто я устроила представление, а у самой в прическе аж три павлиньих пера». У среднего была сломана ножка, и наклонившийся «глаз» уставился прямо на Летти.

— Мне постарались помочь, — ответила она, намекая на Перси. У Бога, очевидно, был выходной, когда он создавал семейство Понсонби. Перси не досталось ума, Люси всем докучала, а миссис Понсонби… Летти она представлялась некой смесью матери Гренделя и леди Макбет.

Миссис Понсонби внезапно закрыла веер, перьев в котором было куда больше, чем требовалось, и обвела Летти осуждающим взглядом:

— Надо же, не кто-нибудь, а именно вы!

Летти прекрасно понимала истинный смысл ее слов — «такая невзрачная, как вы».

— Украсть столь коварным образом жениха у собственной сестры! — продолжала миссис Понсонби. — Как вы посмели?!

Смысл: «Почему вы оказались расторопнее Люси?»

— Бедная Мэри. — Люси вздохнула, тайно радуясь несчастью более привлекательной подруги, за которой увивались все кавалеры. — Какое унижение!

Летти никогда не связывала со старшей сестрой настоящая дружба, однако терпеть, чтобы в ее присутствии комедиантка Люси Понсонби насмехалась над Мэри, Летти не могла.

— Мэри убедила меня, что ее сердце принадлежит другому, — смело произнесла она.

Они действительно кратко побеседовали с сестрой, но та сказала иные слова: «Теперь, когда Пинчингдейла перехватила ты, придется мне, пока не кончился сезон, обработать кого-нибудь другого». — но Летти не считала нужным передавать их в точности.

— Несомненно, вид у нее при этом был самый что ни на есть убедительный. — Грудь миссис Понсонби наполнилась жалостью и вместе с тем довольством. — Жених Мэри теперь ваш муж! Кто бы мог подумать!