— Не знаю, — он задумчиво улыбнулся. Размешивал ложкой чай и смотрел, как ложка образует водоворот. На улице гремела гроза. Пламя свечи колыхалось при ветре. Из-за этого по стенам плясали причудливые тени. До меня же начало доходить, что я сижу на кухне с незнакомым человеком. Возможно опасным. В случае чего ведь никто не поможет. Стало страшно. — Но понять его могу. Вчера только вернулся. Сегодня целый день просто бродил по городу. Без цели. На людей смотрел. Знакомые лица искал. Здесь все родное. Все знакомое, мало изменившееся, но и с большим переменами, такими, что и не узнать. Кто-то уехал, кто-то остался. Другой по глупости погиб, а та девчонка, которую за косички в первом классе дергал, от рака сгорела. Там тетя Маша повесилась. А соседка уже пятого родила. Я же еще помню, как на ее свадьбе все гуляли. Семка спился, а Володя бизнес организовал. Пять автобусов имеет. Вроде обычные новости. Они меня и не касаются. Но в них и есть вся жизнь. Хочется влиться в эту жизнь после долгого отсутствия. Кто-то в воду входит медленно. Вначале до щиколоток, потом до колена. Привыкает к температуре, чтоб дойти до места, где вода уже по грудь. Привыкнув к температуре, человек начинает плыть. А кто-то с разбегу в воду прыгает. Оставляет за собой кучу брызг. Ныряет. Ему нужно сразу все почувствовать, узнать, понять. Так и тут. Ты права. Город небольшой. Данко скоро все узнает, все поймет и успокоится. Здесь не так много событий. Он вернулся. Привез с собой кучу впечатлений. Находиться в центре внимания. Короче, слава вскружила голову.

— Главное, чтоб это продлилось недолго, — ответила я.

— Ну вот, уже и мысли правильные появились. Не о вещах и чемоданах думаешь.

— Ты же все сделал, чтоб мое мнение поменять.

— А для чего нужны друзья? Когда возникают проблемы, то нужно плечо подставить или спину прикрыть, когда товарищ в отключке кладовку храпом оглушает.

— Поэтому приходиться философствовать на кухне с его женой.

— А я не против. Если честно, то не хочется возвращаться по темному городу во время грозы. Такси вызывать денег нет. Нужно для начала их заработать. А с этим явно проблемы будут.

— Сейчас сложно найти работу. У меня пока не получилось, — призналась я.

— Пока не пытался. В понедельник начну поиски. Но уже предвижу проблемы. Ничего. Прорвусь.

Загрохотал гром в последний раз, оставляя за собой лишь дождь, который шел сплошной стеной. Было слышно, как он барабанит по железке, которая лежала рядом с крыльцом. Дождь не думал заканчиваться. Выгонять Гену было неудобно.

— Может тебе у нас постелить?

— Дождь скоро закончится.

— Не думаю. Похоже, он решил затянуться на всю ночь.

— Еще немного посижу и пойду. Не хочу вас стеснять, — ответил Гена. — Да и тебе я не нравлюсь. Еще не выспишься.

— Почему?

— Будешь от каждого шороха просыпаться. Бояться, что или нападу, или ограблю, — он говорил это спокойно. Все с той же улыбкой. Грустной. Спокойной.

— Мне тяжело с людьми сходиться. Я по умолчанию им не доверяю.

— Почему?

— Не знаю. От природы наверное. Это Данко у нас широкой души человек. Еще и прет танком. Увидел цель, так не сворачивает с дороги.

— Это же хорошая черта. Многого можно добиться.

— Если к этому стремиться. А ему это не нужно.

— И тебя это расстраивает.

— Нет. Каждый человек сам выбирает свою судьбу и свою жизнь. У каждого из нас свое место. Так зачем его заставлять делать то, что Данко не свойственно? — пожала я плечами.

— Вы хорошо дополняете друг друга. Не надо ссориться и рубить все сгоряча.

— Я подумаю.

Сережка уснул. Данко храпел в кладовке. Когда я вернулась на кухню из ванной, куда отнесла купленный шампунь, то Гена спал. Лег на диванчик, который огибал стол, подогнул ноги и спал. Я сходила за пледом. Накрыла его и погасила свечу. Пошла проведать Данко. Тоже мне воин нашелся. Села рядом с ним. Вот и что делать? Уходить? Говорят такое прощать нельзя. А я второй раз на те же грабли наступаю. Только и бросать его больно. Я провела ладонью по его влажным волосам.

— Элька, я тебя так люблю, — пробормотал он и продолжил спать дальше. Любит. Жаль, что такой дурной.

ГЛАВА 18

— Элька, Эль, ты чего плачешь? — сквозь сон услышала я голос Данко.

— Не знаю. Приснилось, что мы поссорились, — ответила я.

— Как поссорились, так и помиримся. Или ты думаешь, что я тебя куда-то отпущу? Глупая. Я тебя никуда не отпущу и никому не отдам, — обнимая меня, прошептал он.

— Я замерзла.

— Так иди сюда. Накрою и согрею. У меня одеяло теплое, — позвал он. Рядом с ним действительно было тепло. — Не плачь больше.

— Как не плакать, если ты меня обижаешь? — спросила я.

— М? Не помню. Скажи в чем виноват?

— Нос мне расквасил. С девчонками гуляешь. Где-то шляешься. Список можно продолжать и продолжать, — ответила я.

— Какой я плохой. Даже не ожидал такого, — ответил он.

— А что ты ожидал? Вот чего мне с тобой делать? Ты слово давал, что больше пить не будешь. Я тебе простила Новый год, хотя уже тогда нужно было гнать метлой. Чего смеешься?

— Представил тебя с метлой. Ты на ведьму не похожа.

— Зубы мне не заговаривай. Прекрасно понимаешь, о чем я говорю, — сна больше не было. Только обида, которая прорвалась болезненным нарывом.

— С трудом. Если бы ты злилась, то не лежала бы рядом. Кстати, где мы лежим? На кровать не похоже.

— В кладовке.

— О как. А почему?

— Потому что ты был мокрый и пьяный, поэтому кровать не заслужил. Да и свалился раньше, чем до нее добрел.

— Хм, а почему я мокрый?

— Потому что в душе побывал. Хорошо боевой пыл охладило.

— Но подушку и одеяло я все, же заслужил, — заметил он.

— Сережа принес. Он тебя почему-то жалеет.

— А ты?

— Я на тебя злюсь.

— Почему тогда рядом? Вот если бы в комнате злилась, то я бы понял. Но ты рядом со мной делишь жесткий пол. Тут я не понимаю, — он потянулся и неожиданно крепко обнял меня.

— Потому что я думала, что делать дальше и, похоже, уснула.

— Но рядом.

— Вот заладил одно и то же.

— Угу, заладил.

— Ты мне в нос заехал!

— Не специально. Рука не поднимется тебя намеренно обидеть.

— Так почему обижаешь?

— Видимо мне даже капли в рот нельзя брать. Иначе остановиться не могу. Еще и тебя обижаю. Если я на минуту отойду, ты не убежишь? — спросил он.

— Куда?

— Не знаю. Может в соседнюю комнату. Обижаться.

— Буду здесь мерзнуть от обиды.

— Ловлю на слове. Сейчас вернусь.

Темно. Холодно. Жестко. Когда-то Света говорила, что я достигла своего дна. Остается теперь только подниматься. Сейчас я не была в этом так уверена. Вот сейчас разве не дно? Самое настоящее дно. Живу в какой-то халупе деревянной с гуленой мужем, который нос мне расквасил. И уйти нельзя, потому что банально некуда. Можно маме позвонить. Выслушать в очередной раз, какая я дура. Уговорить вернуться Сережку назад. А ему здесь нравится. И что Данко без меня делать будет? Окончательно сопьется и с катушек слетит? Хотя, почему сопьется? Вон, у него уже есть мне замена.

— Я вернулся. А почему у нас Генка на кухне дрыхнет? — спросил Данко.

— Остался из-за грозы. Против?

— Нет. Восстанавливаю картину вечера.

— Чего жуешь?

— Хлеб с молоком. Будешь?

— Давай. А ты не мелочишься. Сразу батон и пакет взял.

— Есть хочу, как будто неделю не ел. Вчера не ужинал.

— А кто в этом виноват?

— Знаю, что сам. Будешь ругаться? — спокойно спросил он.

— Не буду. Тебе не пять лет, чтоб тебя отчитывать. Только поэтому я вчера промолчала. Но мне это надоело.

— Не понимаю, чего ты злишься.

— Хорошо, может мне тоже начать гулять? С мужиками обниматься? М? Тебе это понравиться? — вспылила я.

— Я тебе доверяю. Даже если ты будешь с кем-то общаться, то это не значит, что ты с этим человеком будешь спать. Или для тебя общение сразу подразумевает измену? Своеобразное предисловие к измене?

— Нет.

— Тогда чего ты возмущаешься?

— Данко, почему ты не понимаешь?

— Так объясни. Я пойму. Ладно, про алкоголь я понял. Могу выпить только несколько рюмок компота. От него почему-то крыша не едет и даже желания продолжить банкета не возникает. От всего другого я теряю тормоза, и крыша просто улетает. Тут мой промах. Но пока не попробуешь, то не узнаешь. Буду знать. Да, не оправдание, но вчера был очень тяжелый день. Неприятный день, когда понимаешь, что друзья оказываются врагами. И тупо не врубаешься, почему так произошло. Чет я начинаю разочаровываться в людях.

— Чего случилось? — беря у него пакет молока, спросила я. В этом что-то было вот так сидеть в кладовке, кутаться в одеяло и жевать белый хлеб, запивая его молоком. Экстрим.

— Да у нас решили, что Генке лучше свалить из города. Кто-то решил просто его проигнорить. Мол, сам свалит, если его не замечать. Другие решили морду набить. Приписали ему такие грехи, что он у нас словно маньяк сексуальный. Девчонок малолетних портит. А он еще по городу прошелся. Народ начал возмущаться, как посмел так гордо ходить. Мол, ему положено в норе сидеть и носа не показывать. Я сразу после работы к Генке пошел. Он мне даже не сказал, что вернулся. Может, знал бы заранее, то и почву подготовил. Хотя, этих упертых ничего не перебьет. Короче, увидел компашку, что собралась на вилы поднимать.

Хорошо, что народу было мало. Тыры-пыры. Ситуацию смягчил. За дружбу, за знакомство. На халяву пить все готовы. И про вилы забыли. Вроде разошлись миром. Но это вчера было. А что сегодня? Против города идти? Один был бы, то пошел не задумываясь. Теперь же вы еще у меня. Вот и гадай, как поступить. Друган, который как брат, или семья?