В ресторане было шумно, бегали какие-то люди в бабочках и скверных пятнистых галстуках, лица их были сосредоточенными, печальными и жирными. Казалось, что все пространство заполонили поклонники Елены Степаненко, группы «Доктор-шлягер» и одесские уличные шансонье. Надо устроить им тотальное AC/DC, само собой пронеслось в голове.

Мы отыскали организатора концерта, который повел нас в гримерку к Люську. Ты бросила мне что-то о том, что меня бы тоже неплохо загримировать, а то рожа красная и мешки под глазами. Я был не против, сказал, если ты решишь вопрос – я подставлю лик свой под умелые руки гримерши.

Люсёк сидел на диване, сосредоточенный, собранный, словно готовился к спичу на важном бизнес-форуме, а не лицедействовать собрался. Он пил воду с лимоном, потирал руки, не обращая никакого внимания на снующих туда и сюда «докторов-шлягеров». Организатор попросил подождать пять минут. И пока мы ждали, ты успела мне высказать все о том, чем и кем я на самом деле не являюсь. Я-то знал, что живу таким только в твоих материнско-девичьих иллюзиях. Я понимал, что это лишь фантазии, поэтому просто улыбался, глядя на тебя с нагловатым обожанием. От этого нагромождение эпитетов все высилось, гора злых слов твоих росла, пока не обрушилась на опешившего организатора. Он резонно и резко заявил:

– Слушайте, давайте вы дома будете ругаться. Сергеев, я вообще вас одного ждал. Ладно, идемте.

Мы зашли, я включил диктофон, и интервью началось.

Я: – Привет, Гарик «Бульдог», как настроение?

Он: – Ха-ха-ха! Допускаю, что похож на бульдога, но я точно не Гарик…

Я: – Прости, пожалуйста. Дмитрий, как настроение? Ха-ха-ха.

Он: – Праздничное…

Я: – А что лицо такое невеселое?

Он: – Понимаешь, камеди-клаб – это ведь не веселье. Все напрасно думают, что это веселье. Это по телевизору все выглядит как веселье. А на самом деле это личная грусть каждого резидента, возведенная в степень… в какую-то такую степень… где грусть превращается в радость. Ха-ха-ха.

Ты: – Ха-ха-ха.

Я: –Ха-ха-ха.

Он:-Ха…

Я: – Дмитрий, ты на гитаре-то вообще хорошо играешь? По твоему веселью в телевизоре этого не понять…

Он: – Да так, знаешь ли, средне. Гарик «Бульдог» – вот тот играет значительно лучше…

Я: – А чего же с гитарой все время ты, а не он?

Он: – Так я же родом из Тамбова… Город музыкальный… Решили, что мне надо быть с гитарой. Но ты не зря нас перепутал. Ты почувствовал, что на самом деле он гитарист, а не я… Я просто так. Шутник, в общем. Ха-ха-ха.

Я видел тебя боковым зрением. Ты сидела нога на ногу, как всегда, ляжечки припухлые, все остальное тоже… вполне себе домысливается… Ни сейчас, ни тогда, никогда я не мог ответить на вопрос, почему так сильно знакомое мне тело всегда выглядит как новое, как неизведанное, как впервые обретенное? Что это за секрет такой? Как так? Люсёк, как и Трофим, не обращал на тебя внимания. Это просто не… это неэтично, нетактично, нелогично, ненормально – не обращать на тебя внимания. С этими людьми что-то не так. Чего-то они в жизни недожали, куда-то не воткнулись. Ха-ха-ха.

Я: – Дмитрий, а сыграй что-нибудь из «AC/DC»…

Он: – Ая что, умею?

Я: – Хотя гитара и акустическая, но можно же сыграть хоть что-то?

Он: – Вот журналисты, а? Вот это просьба. Хорошая просьба.

Я: – Если надо… я могу и в шапочку чего-нибудь подкинуть…

Все трое: – Ха-ха-ха.

Он: – Знаешь, нет. Только не «AC/DC». Выключи диктофон – и я сыграю треш. Просто треш.

Я: – Неужели? Это мне нравится даже больше, чем «AC/DC». Выключаю диктофон. Прошу!

Он взял гитару, достал медиатор, взял квинту «ля-ми» на шестой и пятой струнах и вчесал такое тремоло, что его сейчас же можно было забрать из камеди-клаба и отдать в группу «Gorefest» или «Sepultura».

Он: – Тебе достаточно треша?

Я: – Да, вполне. В Тамбове отличная треш-школа, никогда бы не подумал…

Он: – Ха-ха-ха, у меня, к сожалению, время… Интервью там сам придумаешь, ладно? Ну, вопросы, там, ответы…

Меня переклинило, и я сказал, указав пальцем тебе под платье: вот она придумает…

И тут он тебя заметил:

– Серьезно? Так это вы будете придумывать интервью? Вы простите, красавишна, времени нет совсем… Я бы еще что-нибудь вам рассказал… Вместо тамбовского треша…

Я: –Ха-ха-ха.

Ты: – Знаете, я вас очень люблю. У вас отличные шутки. Вы держитесь на сцене прекрасно. У меня только один вопрос: бывает, что вы выпиваете перед выступлением спиртное?

Он: – Опять хороший вопрос! Нет. Только соки, воды, нектары… фрукты.

Ты, глядя на меня с остервенением:

– Учись!

Он: – Ладно, ребят. Вы клевые, но мне пора на сцену… Люди ждут ха-ха-ха.

Естественно, в тот вечер в постели ты снова отвернулась от меня, выставив аккуратненькие булочки в мою сторону. Но это ничего не значило: ни спереди, ни сзади, ниоткуда было не подлезть. Исключено. Потому что перегар. Потому что как пацан. Потому что ха-ха-ха.


Шло время, погода менялась. А мы все любили друг друга.

Звонок с телеканала, яростно проповедующего русскую идею, раздался в 8:30 утра, когда я чистил зубы. Усталый женский голос хотел казаться наибодрейшим. Он спросил, вы Сергеев? Подумав немного, я согласился с этим.

Голос осмелел:

– Вы нам подходите для важного дела, Сергеев.

– Отлично, – схохмил, – и для чего же? Ведущим меня возьмете?

– Нет, – засмеялась и она, – ну что вы. Ведущих у нас хватает. Просто нужно будет приехать, поговорить о разном, о насущном… Об Украине, о Донбассе, о Крыме. Вы же вот в своих интервью очень правильные вопросы задаете… И ответы очень правильные получаете… Теперь побудьте сами, так сказать, в допрашиваемых страны родной ради, понимаете меня?

– Мое понимание наполнено недоумением…

– Хорошо, у вас сейчас есть минутка выслушать меня?

Я бросил щетку в ванной, пришел и сел в кухне, ты жарила что-то, обмотанная полотенцем, словно жена султана.

– Слушаю, – сказал.

– Отлично. Понимаете… Как вам сказать… Вот вы много пишете о музыке, музыкантах, берете интервью, рассуждаете обо всем этом. А кого вы часто упоминаете в своих статьях? Таких людей, как Сергей Курехин, Виктор Цой, Александр Башлачев… И, как вы знаете, наш телеканал сейчас активно возвращает русский рок в культурный контекст российского телевидения… Но посудите сами – что основная масса людей знает обо всех этих гениях? Что они писали хорошие песни, что они трагически погибли, что они великие люди. Понимаете? Но вместе, вот все мы, патриотически настроенные, вот как мы с вами… все мы вместе можем рассказать об этих великих музыкантах гораздо больше, вы меня понимаете?

Ты обожгла палец, вскрикнула, сунула его в рот, потом под холодную воду. Усталый голос в трубке:

– Сергеев, у вас там все хорошо? Кто-то кричал, кажется?

– Нет-нет. Не волнуйтесь… это… жена тут… я вас внимательно слушаю.

– Я тебе не жена, – зашипела, выпучив глаза.

– Так вот что. Если порассуждать здраво, то и Курехин, и Цой, и, наверняка, Высоцкий – все они сегодня, вне сомнения, поддержали бы патриотический курс и нашего президента. Да, пусть немного с левым уклончиком, но это даже забавно, ведь правда?

Вот, к примеру, Виктор Цой… Ведь не был он никаким бунтарем, власть свергать не хотел, выборами не интересовался, да и вообще в политику не лез. Он хотел одного: нормальных инструментов, студию звукозаписи, бесперебойного гастрольного графика… Слушайте, у нас ведь сейчас прекрасная жизнь в стране, согласитесь? Вот именно такую Цой и хотел! Поэтому нам как бы… как бы… надо с вами провести передачу, позовем именитых гостей… давайте расскажем людям, что кумиры прошлого, актуальные и сегодня исполнители, великие деятели, они бы поддержали и Крым, и Донбасс, они бы не поехали с гастролями в Украину, как предатели Макаревич и Земфира, правда? Вы журналист, вы писатель… вы же знаете, народ у нас в стране – умный, с огромной народной интуицией, ему лишь чуть-чуть и надо – чтобы мы с экранов сказали… ну как бы дополнили все то, что он, народ наш, и так знает. Ведь в душе наши люди все знают и понимают! Порой лишь не хватает совсем небольшой… передачки, где знающие эксперты, интересные гости, может Лимонов или Дугин, ну немного бы подсказали, направили мышление народное, так сказать, в нужное русло.

Ты вся скривилась, замахала руками, говоря одними только губами: «Давай быстрее, опаздываем, твою мать!»

– Сергеев, вы меня там хорошо слышите? – усталый голос заволновался.

– Слышу, да, слышу, но…

– В общем, давайте… если вы любите свою страну, приходите. Высоцкий вот. Ну конечно, он сейчас бы был с нами! Наш канал устраивал бы ему прямые эфиры хоть каждую неделю. Никто бы его не запрещал. Понимаете? У нас вон какие марафоны проходят! Кто только не выступает! И Шахрин, и Галанин, и Чичерина! А что Высоцкий не с ними, что ли?! И Высоцкий был бы с нами, и Янка с Егором Летовым. Понимаете? Вы же все понимаете? И «Агата Кристи» выступала бы, если бы второй братец таким мерзким образом не сделался предателем родины. Так давайте сделаем об этом передачу! Пусть наш народ знает, что все иконы русского рока с нашим курсом, с нашим президентом, с нашими надеждами и взглядами. Пока мы с вами будем на заднице сидеть, либералы захватят все! Все платформы, контексты и коды, сцены, кафедры и… и в церквях плясать станет штампом, общим местом, вот так-то! Вы же человек верующий? Станет можно, поймите! Навалят, ох навалят нам навальнята по кучке дерьма под нос каждому, дорогой мой.

Слушая этот революционный теперь уже голос, не голос, а набат, я приперся в большую комнату в поисках джинсов. И как-то машинально обронил, перебив вербовщицу:

– Вы понимаете, что эти люди умерли?.. Что вы вообще такое говорите, а?.. Они умерли… Что вы несете?!

Хозяйка голоса, казалось, выхватила из нагрудного кармана маузер и приставила его к трубке, чтобы отстрелить мне губы и язык: