— Тоби…

— М-м…

— Это и есть тот самый городок?

Поцеловав жену в шею, он взглянул в окно.

— Да, вероятно…

Тихонько вскрикнув, Бел соскочила с колен мужа и села на противоположное сиденье. Он тут же снова к ней подсел.

— Дорогая, у нас еще есть несколько минут.

— Тоби, нет! — Она увернулась от него и опять села напротив него. На сей раз он не стал к ней пересаживаться и со вздохом пробормотал:

— Не беспокойся, дорогая. Они ведь не увидят нас, если только специально не постараются.

— Не сомневайся, они очень постараются! И взгляни на нас! Мы с тобой все растрепанные и мятые. — Бел окинула взглядом свое платье и всплеснула руками. — Тоби, прошу тебя, приведи себя в порядок.

— А в чем дело? У меня шейный платок съехал набок?

— Нет-нет, речь не о шейном платке. — Она бросила выразительный взгляд на его брюки повыше коленей.

Тоби опустил глаза и рассмеялся:

— Если бы ты, милая жена, снова села ко мне и облегчила мое состояние…

— Нет-нет, — перебила Изабель. — Только не сейчас.

Тоби тяжко вздохнул:

— Что ж, ладно. Но тогда только время сможет мне помочь.

— А ты знаешь, — проговорила она вдруг совершенно будничным тоном, — что механические щетки могут вычистить дымоход втрое быстрее, чем мальчик-трубочист? И при этом работа выполняется в два раза качественнее? Ты мог бы упомянуть об этом в твоей сегодняшней речи.

«Самое время говорить о чистке труб», — со вздохом подумал Тоби.

— Видишь ли, Изабель… — Он украдкой взглянул на свои брюки. — Видишь ли, наши избиратели живут в коттеджах, поэтому трубочистов они не нанимают.

— Но они ведь люди, и они христиане. Поэтому должны откликнуться на рассказ о бедственном положении несчастных детей. Несправедливость по отношению к самым беззащитным — это несправедливость в отношении нас всех.

Тоби благоразумно придержал язык. Он давно уже заметил, что после их с Изабель физической близости, ее рвение к милосердию удваивалось. Вчера ночью, к примеру, когда он еще не успел отдышаться после бурного соития, она соскочила с кровати и принялась искать свечи и огниво. Зачем? Ей приспичило в два часа ночи написать Августе письмо и предложить изменить текст в буклете их общества.

«Ну что ж, — подумал Тоби, — разные женщины по-разному ведут себя после близости с мужчиной. Некоторые, утомившись, почти сразу засыпают, а другие ощущают прилив энергии». Но чем бы ни занималась Изабель, вскакивая с постели после соития, она всегда в нее возвращалась, и Тоби это вполне устраивало. Во всяком случае, он решил, что не следует из-за этого раздражаться.

Тут карета выехала на городскую площадь и остановилась.

— Вот мы и приехали, — сказал Тоби, выглянув в окно. Он взял жену за руку. — Приказать кучеру, чтобы отвез тебя в Уинтерхолл? Наш багаж скорее всего уже там, и домашняя прислуга ждет тебя.

— Тоби, о чем ты? Я не хочу ехать туда одна. Я хочу остаться здесь с тобой, чтобы понаблюдать, как все будет происходить.

— Изабель, но ведь это всего лишь выдвижение кандидатов, то есть всего лишь повод выпить несколько кружек эля. Кроме того, при таком скоплении народа возможны беспорядки. Такое зрелище не для леди.

Изабель выглянула в окно.

— Но я уже вижу среди собравшихся нескольких дам. Тоби, пожалуйста, позволь мне остаться. Если хочешь, я могу остаться в карете и наблюдать за происходящим из окна. Мне хочется присутствовать при рождении твоей политической карьеры. — Робко улыбнувшись, она добавила: — К тому же мне ужасно хочется послушать твою речь.

— Правда? — спросил Тоби, внезапно пожалев о том, что поленился подготовить эту проклятую речь.

Изабель попросила кучера откинуть верх экипажа, чтобы было виднее, и теперь перед ней открывался отличный вид на все происходящее. Собравшаяся на площади толпа гудела в предвкушении зрелища, а в ближайших тавернах бойко шла торговля элем. Неплохо раскупались также товары с лотков, и повсюду развевались яркие флаги и транспаранты.

Через некоторое время какой-то мужчина в старомодном желтом сюртуке влез на помост и обратился к толпе. Он держался с необыкновенным достоинством и, судя по всему, очень серьезно относился к своим обязанностям.

— Все мы прекрасно знаем, что сейчас происходит! — кричал мужчина. — И я, как лицо, назначенное шерифом для наблюдения за этими выборами, буду читать вслух. — Он достал из кармана стопку сложенных вдвое листков.

— А можно эту часть пропустить?! — раздался из толпы жалобный голос.

— Нет, мы не может пропустить эту часть, — передразнивая интонации вопрошавшего, ответил мужчина в желтом. Вскинув вверх руку, сжимавшую листки, и повысив голос, он продолжал: — Не можем, потому что таков порядок, понял, идиот? Цивилизованные люди придерживаются порядка. Этим мы и отличаемся от дикарей. Именно это и сделало нас настоящими людьми.

— Именно это сделало из тебя самодовольного осла, — послышался еще один голос.

— Только осел мог бы напялить такой сюртук! — снова крикнули из толпы.

— Поверьте мне, ни один из вас не угадал! — подала голос круглолицая женщина, высунувшаяся из окна на втором этаже. — Он и без ничего надутый осел!

Толпа расхохоталась, и физиономия мужчины в желтом сюртуке побагровела.

— Хотела бы я, чтобы он как-нибудь ночью почитал мне эту бумагу, — продолжала круглолицая женщина. — Не может быть, чтобы она была еще скучнее, чем его…

Изабель не расслышала окончание реплики — ее заглушил очередной взрыв хохота. И все же Бел покраснела, поскольку прекрасно поняла, что имелось в виду.

— Довольно! — взревел мужчины в желтом. — Пейте свой эль, дикари. А ты, женщина… — Он погрозил пальцем бойкой даме в окне. — Сегодня я заставлю тебя образумиться, ты у меня еще покричишь!

— О, Колин!.. — пропела дама, хлопая ресницами. — Ты обещаешь, да?

Когда толпа наконец унялась, а случилось это лишь минут через пять, мужчина в желтом принялся читать. И Бел сразу поняла, почему его просили «пропустить эту часть». Вначале он прочел указ о созыве нового парламента, а потом — выдержки из закона против подкупа избирателей.

Затем на помост забрался человек, заявивший, что его-то точно никто не подкупал. Когда же он начал о чем-то говорить, Бел украдкой зевнула несколько раз, а кучер уже захрапел.

Наконец мужчина в желтом стал называть имена кандидатов.

— Монтегю! — как один взревела толпа. Люди повторяли это имя до тех пор, пока оно не превратилось в трехсложный речитатив — Мон-те-гю, Мон-те-гю!

«Монтегю? Но кто же такой этот Монтегю?» — думала Бел. Она ничего не слышала о нем, хотя у него оказалось столько преданных сторонников. А она-то считала, что единственным соперником Тоби будет мистер Йорк.

Тут к помосту приблизился сгорбленный немощный мужчина. По ступеням ему помог подняться какой-то рослый молодой человек. На старике был поношенный красный мундир с потемневшими пуговицами и побелевшими от долгой носки обшлагами. Скандирование толпы становилось все громче и достигло крещендо, когда Монтегю вышел на середину помоста и поприветствовал толпу, отсалютовав по-военному.

Толпа затихла в напряженном ожидании, но тут вдруг кто-то крикнул:

— Да здравствует Безумный Монтегю!

Рослый молодой человек, стоявший рядом с ветхим кандидатом, погрозил крикуну кулаком:

— Имей уважение к полковнику!

— Да перестань ты. Как будто он может меня услышать, — отозвался крикун.

В этот момент мужчина в желтом заговорил:

— Полковник Джеффри Монтегю — кандидат на должность члена парламента.

Толпа опять возликовала, а старик еще энергичнее отсалютовал собравшимся, отчего эполеты на его мундире покосились.

Теперь Бел наконец-то поняла: толпа просто потешалась над стариком. Должно быть, он выставлял свою кандидатуру на каждых выборах без особой надежды на победу, и это вызывало всеобщее веселье. Бел было искренне жаль бедного старичка.

— А теперь другие! — выкрикнул мужчина в желтом сюртуке.

— Я выдвигаю уважаемого, ныне представляющего интересы нашего округа в парламенте мистера Арчибальда Йорка, моего друга, — заявил Тоби.

Бел с удивлением посмотрела на мужа. Почему Тоби выдвинул своего главного соперника? А может, он таким образом демонстрировал избирателям свое уважение к сопернику?

Мистер Йорк взошел на помост под щедрые аплодисменты и учтиво поклонился толпе. Заметив Бел, сидевшую в экипаже, он приподнял шляпу, приветствуя и ее. Бел почувствовала угрызения совести при мысли о том, что Тоби собирается занять место в парламенте, столь долго принадлежавшее этому уважаемому человеку. Но тут она вспомнила о неприязни, что питала к этому джентльмену леди Олдридж. Бел доверяла суждениям своей свекрови, поэтому решила, что будет лучше, если Тоби займет его место. «Да-да, время мистера Йорка закончилось, и настало время Тоби», — сказала она себе.

— Хорошо, с этим покончено, — кивнул мужчина в желтом, контролировавший проведение парламентских выборов. — Другие кандидатуры будут? — спросил он.

Мистер Йорк похлопал его по плечу:

— Да, у меня есть кандидатура.

Толпа тотчас притихла — казалось, все очень удивились, услышав заявление ныне действующего члена парламента.

— Но вас уже выдвинули, — заметил «желтый».

— Да, знаю. Но и я хотел бы выдвинуть другую кандидатуру.

— Другую? Ну, не знаю, имеете ли вы на это право… — «Желтый» зашелестел своими бумажками. — Поскольку вы, мистер Йорк, уже кандидат…

— Я ведь владею землей в этом районе, верно? — перебил Йорк. — А если так, то я имею право выдвигать своего кандидата.

— Э-э… Ладно.

— И я выдвигаю сэра Тобиаса Олдриджа, — сказал Йорк.

Публика встретила это заявление молчанием. Мужчины переглядывались, не зная, то ли смеяться, то ли аплодировать.