— Дети, пора принимать лекарство!

Все малыши тут же насупились, а один из них в возмущении закричал:

— Нам уже давали лекарство!

— Но это лекарство совсем другое. Оно сделано по особому заказу вашей новой няни мисс Грейсон. — Покосившись на Бел, Тоби продолжал: — Не волнуйтесь, дети. Я знаю, что она выглядит строгой, но обещаю, что на самом деле она добрая и ласковая, как котенок. — Он подошел к корзине, вытащил оттуда ворох соломы, а затем достал огромный пакет из вощеной бумаги, внутри которого находились разноцветные шарики мороженого, сверкавшие как драгоценности. После этого Тоби достал из той же корзины две покрытые инеем вазочки и, протянув их Бел, прошептал: — Раскладывайте и наслаждайтесь.

«Несносный человек», — подумала Бел с улыбкой. Наверное, эти дети нуждались в чем-то другом, более необходимом им в данный момент, и он мог бы потратить деньги на то, что им действительно требовалось — на бинты, на белье, на еду, на настоящее лекарство. Но он казался сейчас таким довольным, таким радостным, таким красивым…

Снова улыбнувшись, Бел взяла вазочки и мороженое из рук Тоби.

— Вот и замечательно, — сказал он, подмигнув ей. И сердце ее радостно подпрыгнуло в груди. Тоби же снова повернулся к детям и громко спросил: — Кто любит клубничное?!

Какое-то время в палате стоял радостный гомон — дети получали вазочки с лакомством и с жадностью его уплетали. Осмотревшись, Бел присела на кровать к худенькому мальчику, обе руки которого были перевязаны, и стала кормить его из ложки абрикосовым мороженым. Тоби тоже присел на кровать мальчика с другой стороны.

— Ну, получаете удовольствие? — спросил он.

— Вы же знаете… — Бел улыбнулась. — Спасибо вам огромное.

— В этой палате лежат дети, которых скоро выпишут. Возможно, в следующий раз мы навестим тех, кому действительно очень плохо.

Бел внимательно посмотрела на мальчика с перевязанными руками. Доев мороженое, он уснул с ангельской улыбкой на губах.

— «Питер Джефферс, девять лет, трубочист», — прочла она надпись на табличке, висевшей в изголовье кровати. — Девять лет? На вид ему не больше шести.

— Скорее всего это от недостатка питания. Мальчики-трубочисты должны быть худыми, иначе они не пролезут в дымоход.

— Не пролезут в дымоход? Что вы хотите этим сказать?

— Полагаю, вест-индские дома углем не отапливают?

— Нет, конечно. — Бел покачала головой.

— Ну а эти мальчики залезают в трубы со щетками, чтобы вычистить сажу. Дымоходы узкие и часто забиваются, поэтому такая работа очень опасна. По-видимому, этот мальчик получил ожоги.

Глядя на пожелтевший синяк на щеке мальчика, Бел прошептала:

— Не только ожоги, но и побои. — Закрыв глаза, она попыталась представить, что испытывает тот, кто вынужден пролезать в узкий дымоход. — Когда он поправится, его снова отдадут тем, на кого он работает? — спросила девушка. — Но он ведь снова получит ожог, возможно, даже погибнет! Неужели ничего нельзя с этим поделать?

— Есть одно общество с невообразимо длинным названием, деятельность которого направлена на то, чтобы заменить труд детей, прочищающих дымоходы, современными машинами. Моя сестра Августа состоит в этом обществе, но, насколько мне известно, пока что они не очень-то преуспели. Труд таких мальчишек традиционно используется для прочистки труб, а мы, англичане, привержены традициям.

— Традиции? — переспросила Бел. — Преступная глупость, а не традиции!

— Тихо! — Тоби указал на мальчика, зашевелившегося во сне. — Вы его разбудите.

Бел нахмурилась и стиснула зубы. Тоби внимательно посмотрел на нее, потом прошептал:

— Вы очень красивая, когда сердитесь.

Бел презрительно фыркнула. Нашел время для глупых комплиментов!

— Я вовсе не сержусь, — возразила она.

— Однако признаете, что вы красивая, не так ли? Что ж, очень хорошо.

— Нет-нет. — Бел покачала головой. — Я не признаю и того, что я красивая. — Может, фигура у нее действительно неплохая, но это не делает ее красивой.

— Дорогая, если вы не признаете, что красивы, я вынужден буду обвинить вас в нечестности.

— Обвинить? — Она пристально взглянула на Тоби. — Вы надо мной смеетесь?

— Да, совершенно верно.

— Но зачем?

— Вы снова сделались слишком уж серьезной. Словно у вас на плечах все несчастья и горести мира. Видите ли, если я не буду над вами смеяться, то мне придется вас целовать. — Он одарил ее ослепительной улыбкой. — А мы ведь не хотим шокировать детей, верно?

Сердце Бел гулко застучало. «Это ведь просто чудовищно! — думала она. — Как он может в таком месте говорить о поцелуях?!» Но еще ужаснее было то, что теперь и она стала думать о поцелуях. О том, что чувствовала вчера на балу, когда его губы прижимались к ее губам. Интересно, какой вкус будет у его губ, если он поцелует ее сейчас? Привкуса бренди, наверное, не будет…

Ох, что за мужчину она выбрала себе в мужья?! Он становился то невыносимо тщеславным, то ужасно легкомысленным. И при этом всегда оставался необыкновенно обаятельным. Поначалу сэр Тобиас разочаровал ее своим тщеславием, но теперь Бел благодарила Бога за то, что в характере Тоби было столько недостатков. Если она, увы, была обречена на то, чтобы желать его, то по крайней мере полюбить она не сможет — это ей не грозило.

— Как вам пришло в голову привезти меня сюда? — спросила Бел. — Не думаю, что в привычки большинства мужчин входит посещение детской больницы.

— Если быть до конца честным, то и у меня нет такой привычки. Я вхожу в попечительский совет этой больницы, поскольку вношу ежегодные взносы в размере десяти гиней, но я был здесь всего дважды. И никогда не участвовал в заседаниях попечительского совета. На самом деле это моя…

— Что тут происходит?!

Дверь внезапно распахнулась, и дети в испуге переглянулись. Кто-то даже уронил на пол ложечку.

Бел подняла глаза и увидела в дверях элегантную стройную женщину средних лет. На ней было зеленое платье безупречного покроя и очень простого фасона. На плечах же — темно-серая пелерина. И держалась эта женщина с истинно королевским достоинством. Казалось, что даже шорох платья свидетельствовал о непоколебимой уверенности в себе и силе характера.

— Сэр Тобиас Олдридж, — произнесла дама, приблизившись к кровати, на которой сидели Тоби и Бел, — потрудитесь объяснить, что это значит.

— Да, разумеется, — кивнул Тоби, поднимаясь с кровати. Бел тоже встала и расправила юбку. — Но сначала я должен представить вас друг другу. Это мисс Изабель Грейсон, а это Лидия, леди Олдридж. То есть моя мать.

Онемев от удивления, Бел не слишком элегантно сделала реверанс. Его мать! Да, конечно, она предполагала, что вскоре ей придется познакомиться с родственниками жениха, но ей казалось, что она успеет подготовиться к этой встрече. Знала ли леди Олдридж об их помолвке? Судя по выражению ее лица, она ничего об этом не знала.

— Моя мать в отличие от меня проявляет повышенное внимание к больнице, — пояснил Тоби. — Она приходит сюда каждый четверг, когда живет в Лондоне.

Бел переводила взгляд с матери на сына. «Может, он привез меня сюда специально ради этой встречи?» — думала она.

— Очень рада знакомству с вами, леди Олдридж.

Тут Тоби взял девушку за руку и объявил:

— Мама, мы с Изабель помолвлены. А в июне собираемся обвенчаться.

Дети вокруг них радостно закричали и захлопали в ладоши. Бел же опасливо поглядывала на мать жениха, приготовившись к выражению неудовольствия с ее стороны.

Леди Олдридж окинула сына внимательным взглядом, в котором если и был упрек, то лишь притворный. Потом вдруг улыбнулась и сказала:

— Тоби, ты все такой же несносный мальчишка. — Повернувшись к Бел, она взглянула на пустую вазочку из-под мороженого в ее руке, потом перевела взгляд на спящего ребенка. — Что ж, Тоби, я одобряю твой выбор. — Леди Олдридж обошла кровать и, взяв Бел за плечи, поцеловала ее в щеку. — Приходите к нам на ужин, дорогая. Знаешь, Тоби, если она придет в воскресенье, то сможет познакомиться с Августой и Реджинальдом. Но разумеется, нам придется организовать что-то более изысканное, чем жареный цыпленок, если мы хотим заманить в город и Маргарет.

— Да, конечно, — кивнул Тоби. — Как ты думаешь, Фанни и Эдгар сумеют приехать на свадьбу?

— В июне? — Леди Олдридж задумалась. — Думаю, что да. Малышу к этому времени будет уже шесть месяцев.

Бел слушала этот разговор матери с сыном затаив дыхание. То, что они в ее присутствии обсуждали свои семейные дела… О, это было замечательно! Это было… словно чудо! И, конечно же, эти люди не знали, что испытывает одинокий ребенок, лишенный друзей. Не знали, потому что жили в совершенно другом мире — уютном, радостном и безопасном. И ни Тоби, ни его мать… они никогда не поймут, что сейчас, в эти самые мгновения, произошло чудо. Они пригласили ее, Бел, на свой семейный ужин, и это действительно было настоящее чудо!

Только сейчас Изабель наконец-то осознала: брак означал нечто большее, чем просто выбор мужа. Брак означал приобретение семьи.

Как неожиданно! И как… замечательно!

Тоби улыбнулся ей и сжал ее руку.

— С тобой все в порядке, дорогая?

— Да, конечно. — Бел заставила себя ответить улыбкой. — Я только… немного удивлена.

Леди Олдридж легонько похлопала ее по плечу — словно знала, как не хватало Бел материнской ласки.

— О, я знаю, дорогая, что вначале нас трудно выносить. Но потом вы привыкнете.

— Уверена, что привыкну. — Бел в смущении откашлялась. — Леди Олдридж, а вы не возражаете, если я буду присоединяться к вам во время ваших еженедельных визитов в больницу?

— Изабель решила посвятить себя благотворительности, — пояснил Тоби.

— Да, разумеется. А как же иначе? — Леди Олдридж одарила сына многозначительной улыбкой. — Она же выходит замуж за тебя.