Умело лавируя между экипажами, Тоби выехал на середину площади и остановил лошадей у зеленого островка, в тени раскидистого дерева. Выскочив из фаэтона, он бросил вожжи и монетку подбежавшему к нему мальчишке, затем подозвал к себе официанта, стоявшего в дверях заведения. Что-то сказав ему, Тоби с широкой улыбкой вернулся к Бел.

— Ну вот… Подождите минуточку, и вам принесут чудесное угощение.

— А разве мы не зайдем внутрь? — спросила она.

— Нет, не стоит. — Тоби швырнул свою шляпу на сиденье экипажа. — Видите ли, так не принято. Леди обычно угощаются на свежем воздухе, здесь, в сквере, где они могут все видеть и где их могут видеть.

Бел молча кивнула и сложила руки на коленях. Она прекрасно знала, что невозможно стать влиятельной леди, не привлекая к себе внимания. Знала она и другое: для того чтобы тебя заметили, порой необходимо выставлять себя напоказ. Главное — все время помнить, что она преследует благие цели. Тогда она сумеет убедить себя в том, что тщеславие — вполне простительный недостаток.

Вскоре появился официант с подносом, на котором стояла стеклянная вазочка. В вазочке же было нечто… напоминавшее детский мячик — что-то идеально круглое бледно-желтого цвета.

— О, какое чудо! — Бел взяла с подноса вазочку с лакомством и маленькую серебряную ложку. Посмотрев на Тоби, спросила: — А что это?

— Мороженое, разумеется. Заведение Гантера славится своим мороженым. А это новый сорт, с лимоном и лавандой.

— Мороженое? — в задумчивости пробормотала Бел. Вазочка холодила пальцы в перчатках. — Я никогда не ела мороженого. В Вест-Индии, знаете ли, никогда ничего не замерзает. Я впервые увидела лед, когда приехала в Лондон. И уж конечно, я никогда не видела лед с лимоном и лавандой. — Она надломила ложечкой хрустящую льдистую корочку, обнаружив под ней нечто, весьма напоминавшее ванильный крем.

— Лучше вам побыстрее его съесть, — сказал Тоби. — Иначе оно перестанет быть мороженым и превратится в сироп.

Бел подняла глаза.

— В сироп? В сахарный сироп?

— Да, наверное, — с улыбкой кивнул Тоби. — Но уверяю вас, мороженое — гораздо вкуснее.

Ложечка замерла в руке Бел. Ей очень хотелось попробовать лакомство, но все же она протянула вазочку сэру Тоби.

— Мне очень жаль, но я не могу, — прошептала она со вздохом.

— Не можете? — Он взглянул на нее с удивлением.

Она покачала головой, чувствуя себя ужасно невежливой из-за того, что отказывает Тоби в очередной раз. Но почему он предложил ей именно это?

— Дорогая, но почему вы не можете есть мороженое? — Тоби окинул ее взглядом. — Только прошу вас, не говорите мне, что переживаете из-за фигуры.

Бел густо покраснела и опустила глаза. Она стеснялась своих роскошных форм, унаследованных от матери, — слишком пышной груди и широких бедер. Но от мороженого она отказалась совсем по другой причине.

— Я не ем сахара, — объяснила Бел. — Да, не ем, если только он не завозится в Англию компанией моего брата.

— Отчего же так?

— Потому что сахар, который везут сюда мои братья, выращивается и собирается свободными людьми. — Она посмотрела на мороженое. — А вот это скорее всего продукт рабского труда.

Тоби тоже посмотрел на стремительно таявшее мороженое.

— Дорогая моя, но ведь работорговля отменена больше десяти лет назад.

— Может, торговлю рабами и отменили, но само рабство закон не запрещает, и оно все еще существует почти везде, где производится сахар, — заявила Бел. С упреком взглянув на жениха, она добавила: — Неужели вы считаете, что порядочный человек может лакомиться продуктами подневольного труда?

— Я… не знаю. Но полагаю… То есть я хочу сказать… — Тоби в смущении пожал плечами. — Но ведь это всего лишь мороженое.

Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Бел уже спрашивала себя: не совершила ли она роковую ошибку? Конечно, сама помолвка была ошибкой, но она надеялась, что эта ошибка вполне исправима. И ее нисколько не смущала репутация Тоби, во всяком случае, почти не смущала. Но одно дело — беспутство, и совсем другое — реакционные взгляды. «Всего лишь мороженое…» — сказал он.

Впрочем, для него это лакомство действительно всего лишь мороженое. Он не видел в нем несчастья тысяч людей, как видела она. И он не знал ни одного из этих несчастных по имени.

— Оно сейчас совсем растает, если вы его не съедите, — сказал. Тоби.

Бел вздохнула. Пожалуй, он был прав. Исправить несправедливость, совершенную при изготовлении этого мороженого, уже нельзя. И все же она покачала головой:

— Поверьте, я действительно не могу.

— Если не можете, то не надо. — Тоби протянул мороженое мальчику, державшему за поводья лошадей. — Бери, парень. Ешь.

— Вы серьезно, сэр? Вы даете мне его, чтобы я его съел? — Грязная ручонка сомкнулась вокруг вазочки.

— Да, конеч… — Еще до того как Тоби успел закончить фразу, мальчик с жадностью проглотил половину порции. Орудуя ложечкой как садовыми вилами, он пожирал мороженое с такой быстротой, словно оно могло исчезнуть само по себе, если не поторопиться. Взглянув на мальчишку, Бел не удержалась от смеха. И тут вдруг заметила, что сэр Тоби внимательно за ней наблюдает.

— Наконец-то вы улыбаетесь, и даже смеетесь, — сказала он. — Слава Богу! А то я уже почти впал в отчаяние.

— Ах, простите… — пробормотала Бел. — Я знаю, что вы хотели как лучше. Но поверьте, я не могла бы получить удовольствия от мороженого.

— Однако вы можете получать удовольствие от удовольствия мальчишки?

— Да, пожалуй, — кивнула Бел, явно озадаченная собственным ответом. Она привыкла считать, что все жизненные удобства и удовольствия достаются одним в результате тяжкого труда и унижения других людей. Но быть свидетелем того, как кто-то получает удовольствие, — это совсем не то. Ощущения совсем другие. Вчера на балу она получала куда больше удовольствия, наблюдая, как танцуют другие, а вовсе не тогда, когда танцевала сама. А сегодня она не могла получить удовольствие от мороженого, однако ей было приятно наблюдать, как лакомится мальчик.

Но как же объяснить такой парадокс? На этот вопрос у нее не было ответа, и она в смущении пробормотала:

— Вы, наверное, считаете меня ужасной лицемеркой?

— Вовсе нет. — Тобиас взглянул на нее с ласковой улыбкой. — Я считаю вас настоящим ангелом, бескорыстным и самоотверженным. И я не могу не спросить себя: смогу ли я заслужить вашу любовь?

Бел тут же почувствовала, как при этих словах Тоби по телу ее словно растеклось что-то приятное и теплое. И ощущение было таким сладостным, что даже голова немного закружилась.

— Знаете, дорогая, вы навели меня на прекрасную мысль, — неожиданно сказал сэр Тоби.

— Я навела?

— Да, вы. Вернее — вдохновили. — Он подозвал официанта и что-то тихо сказал ему. Официант кивнул и удалился. Тоби же обошел фаэтон и, сев на свое место, заявил: — Кажется, я знаю, как вас развлечь. Надеюсь, на сей раз вы действительно получите удовольствие. Но для этого ехать придется быстро. Вы сможете это пережить?

О Боже! Глаза Тоби горели радостным предвкушением, и Бел не осмелилась его разочаровать. Она храбро кивнула и вцепилась в дверную ручку.

— Нет-нет, — сказал Тоби, взглянув на ее руку. — Так вас будет еще сильнее болтать. — Он взял вожжи. — Лучше держитесь за меня. За локоть.

Бел уставилась на него в испуге:

— Что ж, если вы настаиваете…

— Да, настаиваю. Держитесь, Изабель!

Она молча кивнула и обхватила его руку. В этот момент к ним подошел официант с огромной плетеной корзиной в руках. Тоби велел закрепить корзину на запятках фаэтона. Затем, расплатившись с официантом, хлестнул вожжами лошадей. Экипаж тут же сорвался с места, и Бел еще крепче сжала руку Тоби. У первого же поворота он взглянул на нее и спросил:

— С вами все в порядке?

— Да, в порядке… — ответила она слабым голосом.

Тоби снова хлестнул лошадей, и фаэтон понесся еще быстрее. Бел судорожно сглотнула и зажмурилась. И оказалось, что в темноте — гораздо лучше. Так и тряска чувствовалась куда меньше. И чем крепче Бел прижималась к своему спутнику, тем спокойнее становилось у нее на душе. В какой-то момент она вдруг поняла, что страхи ее преувеличены — ведь Тоби очень ловко управлял экипажем. К тому же от него исходил такой чудесный запах… «И вообще, с ним очень даже приятно», — говорила себе Бел, мысленно улыбаясь. Она почувствовала, как экипаж сделал еще несколько поворотов, а потом они остановились и послышался голос Тоби.

— Вот мы и приехали! — объявил он.

«Ах, ну почему так быстро?» — подумалось Бел. Ей хотелось, чтобы это поездка продолжалась как можно дольше. И было такое чувство, будто у нее отняли книгу на самом интересном месте.

Открыв глаза, Бел увидела перед собой глухую кирпичную стену.

— Что это за место? — спросила она.

— Это детская больница доктора Дэвида, — ответил Тоби, выскакивая из фаэтона. — Быстрее, дорогая. Нам надо поторопиться. — Он помог Бел спуститься на тротуар, затем подозвал слугу, стоявшего у входа в больницу.

С помощью слуги Тоби снял корзину, стоявшую на запятках экипажа, затем взял свою спутницу под руку и повел к двери.

— Быстрее, пожалуйста. Мы же не хотим, чтобы все растаяло, верно?

Бел в ответ закивала, хотя совершенно ничего не понимала. Они вошли в прохладный вестибюль с полом из керамической плитки и тут же свернули налево. Позади них, едва за ними поспевая, шел слуга с тяжелой корзиной в руке.

— Теперь сюда. — Тоби подвел Бел к крутой лестнице. Поднявшись по ступеням, они зашагали по длинному коридору, наполненному неприятными больничными запахами. Наконец вошли в довольно просторную комнату, вдоль стен которой стояли узкие койки, занятые бездомными детьми с бледными лицами и широко распахнутыми глазами. По сигналу Тоби слуга начал открывать корзину. Сам же Тоби вышел на середину комнаты и, хлопнув в ладоши, объявил: