Через несколько месяцев мы уже себя так и ощущали — бандой проказников, которым море по колено. Как-то весной, был, наверное, конец апреля, мне пришла в голову блестящая идея ограбить местное отделение Национального банка. Так можно было решить все проблемы: можно было избавить Луи и Лорри от долгов, нам же с Гарри просто нечем было заняться, а тут такое приключение при нашей скучной жизни.

Сейчас это звучит нелепо, но тогда мы были такими безрассудными. Алкоголь и пустое времяпрепровождение усиливали нашу жажду острых ощущений. Мое предложение показалось всем забавным, и оно охватило нас. Нам очень хотелось попробовать, сможем ли мы сделать нечто подобное.

Гейл прикурила от окурка новую сигарету и продолжила свой рассказ:

— Ну, мы и решились на ограбление. Это было в уик-энд, в День поминовения, как только банк открылся. Как все происходило, я и описала в пьесе, которую мы обсуждали с Блайденом.

Мы облапошились, конечно. Луи всю весну играл в гольф и здорово загорел, весь, кроме руки, на которой он носил перчатку для гольфа. Свидетель заметил эту деталь, полицейские прочесали все гольф-клубы, и в итоге нас сцапали.

Сначала схватили Лун. Этого было достаточно — нас всех повязали. Что потом? Гарри, Луи и Лэрри приговорили к тюремному заключению, меня — к условному наказанию. Дяде Самнеру удалось добиться отсрочки исполнения приговора с испытательным сроком…

Вот и вся предыстория написания «Последней вечеринки». Мне хотелось передать то ощущение изменений, которое происходит в мозге человека, подверженного алкоголизму. Гарри стал активистом общества «Анонимные алкоголики», Луи и Лэрри вернулись из тюрьмы, нашли работу и теперь, насколько я знаю, не пьют. Только я не смогла завязать. У них последняя вечеринка уже состоялась, моя — еще впереди.

Такая вот история, в общих чертах. Сначала она показалась Блайдену странноватой, потом до него дошло, что куча безрассудных поступков совершается в результате опьянения или воздействия наркотиков. Люди, осознав себя неудачниками, решаются на совершенно идиотские поступки, особенно когда ненавидят самих себя, как, например, мы с Гарри. Наверное, нам хотелось получить «компенсацию» за нашу никчемность. Теперь мне остается только жаловаться в ожидании конца. Я чертовски хотела бы «возродиться», как это называет Блайден, и снова ощутить ту жажду деятельности, которую мы все испытывали, когда воображали себе свои лихие действия, планируя ограбление.

Я чувствую себя так, как будто действия «Последней вечеринки» еще не завершились. Мы продолжаем вращаться в той же обойме и после приговора суда. А разочарование — может, ты этого не знаешь? — изматывающее ощущение. Есть вещи, которые невозможно выкинуть из памяти — Вьетнам, например. (Я рассказала об этом Блайдену.) Воспоминания давят и давят на тебя. Но ему на это наплевать. Он говорит: «Выкинь все из головы, вот и все, Вьетнам тут ни при чем». А я не могу успокоиться, я знаю, что это сидит во мне. Вечеринка продолжается. И нет сил прекратить все это.

Сигарета догорела до конца, пока она говорила, уставившись в никуда. Пепел упал на колени Гейл, но она этого не заметила. Она встала и подошла к Спринджеру.

— Теперь ты знаешь, о чем мы говорили с Блайденом и что я за человек…

Он взглянул на нее и задал неожиданный вопрос:

— Ты сможешь разбогатеть таким образом? Что ты от этого получишь?

— Может, немного денег, но главное — это удовлетворить свое тщеславие, — ответила Гейл. Я много писала, когда жила в Нью-Йорке. Говорили даже, что у меня есть талант. Я хочу, чтобы мое сочинительство спасло меня от этого дерьма. Я хочу писать, чтобы вернуться назад в реальный мир.

— Ты живешь так, будто от всех прячешься. Ты только без устали трахаешься и день за днем пьешь.

— Не только, — возразила Гейл, — бывают моменты, когда я самовыражаюсь другим способом.

Спринджер не ответил, пропустив мимо ушей ее попытку оправдаться, а может, не понял, что она хотела сказать.

Он был слишком молод и далек от того, что она пыталась ему объяснить. Гейл было жаль Спринджера. Она отпила большой глоток водки из своего стакана и положила ему руки на плечи.

— Пошли наверх, — Гейл развязала пояс халата и распахнула его.

Спринджер все еще сидел в шезлонге. Гейл приблизилась к нему настолько близко, что уткнулась животом ему в лицо. Потом присела на него и расстегнула ему молнию на джинсах. Нечто у Спринджера было твердым и набухало на глазах, как распускающийся бутон цветка.

С ним было все не так, как с другими. Гейл взяла его голову обеими руками и прижала к груди. Она почувствовала, как его орудие резко вошло в нее, и вскрикнула от возбуждения. Закинув ноги ему на бедра, она ритмично стала раскачиваться.

5

Было около половины десятого. Бобби Тьерни стоял в конце длинного причала компании «Спэнсеэр Боат» на озере Уорт напротив моста Интеркоастал в Уэст-Палм-Бич.

Он приходил сюда почти каждый вечер, если у него не было дел по службе, слушал шум прибоя и любовался покачивающимися на воде прекрасными яхтами. На некоторых из них жили судоремонтники. Когда работы у них не было, они нанимались охранять лодки.

Бобби рассматривал большую яхту с высокой мачтой и автоматическим управлением. Ее белый корпус кое-где облупился, деревянная палуба поблескивала солью, передние поручни отсутствовали. Должно быть, она прошла долгий морской путь.

В свете доковских прожекторов он разглядел на борту фигуру мужчины со светлыми волосами. Из кубрика послышался женский смех. Бобби почувствовал неловкость от того, что подглядывает за чужой жизнью, и перешел на другую сторону причала.

На воде играли блики света, проникавшего через иллюминаторы лодок и из окон прибрежных домов, подходившие к причалам лодки тоже светились сигнальными огнями. Бобби любил наблюдать игру воды и света, ему нравилось быть рядом с людьми, преодолевшими многие мили морского пути. Сам он был из Массачусетса, любил суда и восхищался моряками, смело плывущими навстречу опасным приключениям.

Жизнь самого Тьерни была скучна и однообразна. Месяц назад он приехал в Уэст-Палм-Бич, разыскивая сбежавшего из дома подростка. Когда он наконец нашел девочку и отправил ее в Бостон к родителям, то впал в какое-то безрассудное состояние.

Впервые в жизни его охватило такое жуткое отчаяние, что он был близок к самоубийству. Мысль о смерти испугала его. Он решил на время отбросить все дела. Сама работа по розыску детей всегда вызывала у него депрессию. Она напоминала ему о его собственных детях, трех дочерях, которые жили с матерью в Калифорнии. Бобби часто спрашивал себя, не сбегут ли и его девочки из дома, не станут ли они наркоманками, поскольку они были лишены заботы отца. Такие мысли тревожили его так, что его ладони сразу начинали потеть. Последний раз он видел дочерей тогда, когда они в августе гостили у него целый месяц.

Бобби Тьерни стоял на причале, глядя на воду, когда мужчина лет пятидесяти с женщиной примерно такого же возраста появились на пирсе и окликнули его по имени.

— Как вы нашли меня? — спросил Бобби, и они сказали ему, что заходили в ресторан Скорвина, где он обычно перекусывал, а хозяин объяснил им, что мистер Тьерни имеет привычку после ужина прогуливаться по причалу.

И вот они здесь. Днем они позвонили в контору «Серч инкорпорейтед», и ее директор, Брайян, предложил им встретиться с их лучшим сыщиком, который в настоящее время как раз находится в Уэст-Палм-Бич. Он остановился в отеле «Бермуды» или его можно найти в ресторанчике Скорвина. Детектива не оказалось в отеле, а из ресторана он уже ушел. Они сказали Бобби, что им очень приятно с ним познакомиться.

На женщине было розовое хлопчатобумажное платье, на плечи накинут белый вязаный свитер. Под глазами были темные круги, длинные темно-рыжие волосы были немного растрепаны. Она напомнила Тьерни женщин сороковых годов, которые старались подражать Рите Хэйворт или Эстер Вильямс. На ее пухлом загорелом лице совсем не было морщин. Видно было, что она следит за собой, подумал Тьерни и отметил, что ее грудь сохранила свежесть и форму.

Мужчина представился как Джек Френч, адвокат этой женщины, назвав ее миссис Лоуренс Снайдер. Они просили Тьерни помочь им и хотели обсудить с ним некоторые детали своего дела. Френч сказал, что у них есть машина, и предложил Тьерни поехать с ними в его контору, где они смогут поговорить. Адвокат, как и его клиентка, отличался здоровьем, был изысканно и опрятно одет: расстегнутая голубая спортивная куртка и кремовые в полоску брюки. Можно сказать, у него были правильные черты лица, густые темные волосы аккуратно подстрижены, на левой руке — небольшая татуировка. Если миссис Снайдер походила на кинозвезду сороковых, то ее адвокат словно сошел с рекламного проспекта магазина готового платья «Меррил Линч», у него был вид чемпиона по сквошу из Бостона.

Сразу можно было определить, что Джек Френч состоял членом престижного мужского клуба и был человеком действия. При налете самолета камикадзе на военный корабль он не сбежал бы с палубы, подытожил Тьерни свои наблюдения.

Они припарковали свой «мерседес» у конторы яхтклуба. Проблема заключалась в поисках пропавшего человека. Особенность дела состояла в том, что пропавший совершил убийство.

— Конечно, полиция действует, — сказал Джек Френч. — Они поместили в газетах объявление, и, возможно, его схватят, но это займет слишком много времени. Очевидно, этот человек смылся за границы штата, и, если он не выдаст себя новым преступлением, у него есть шанс остаться на свободе долгое время. Кроме того, жертву убийства нельзя отнести к респектабельной части жителей Уэст-Палм-Бич. Известно, что она была алкоголичкой и создавала обществу многие проблемы. Полицейским нет смысла проявить в расследовании особое рвение.