Гарри повернулся к ней на своем вращающемся стуле, забыв о штурвале, теперь все его внимание было приковано к Гейл.

Она всегда любила подсмеиваться над ним. В былые времена ее шутки, вызывавшие много смеха у окружающих, его ничуть не задевали. Он привык, что она постоянно избирает его мишенью для своего юмора. Пока она добродушно подсмеивалась над ним, он знал, что она питает к нему самые теплые чувства. А когда Гейл была добра и чувственна, ее сердце просто пело.

Он вспоминал, как она подкрадывалась к нему, целовала в шею, потом ее язычок поднимался выше к уху, заставляя его без удержу хихикать. У него пробегал озноб по коже при одном воспоминании об этой ее причуде, но ему очень нравилось, как она это делает.

Теперь он упустил свой шанс, все изменилось. Она продолжала болтать о пьесе, а Гарри, глядя на нее, возвращался мысленно в прошлое, когда они были все вместе в Нэнтакет-Саунд.

Солнце стало прилично припекать. Гейл смолкла, чтобы прикурить сигарету. Она сделала большой глоток из своего стакана и поглядела на корзину с продуктами, стоявшую между ней и Гарри.

— Давайте перекусим, — предложила Гейл, разворачивая сандвич. — Думаю, завтрак не отвлечет капитана от его обязанностей. Эй, Спринджер, ты можешь умять целых три сандвича! А ты, Гарри, мог бы знать, что я ненавижу сандвичи с рыбой, — она вытащила кусок рыбного филе из бутерброда и положила его обратно в обертку. — Мне это напоминает консервы для кошек. С тех пор, когда у меня жила кошка, меня тошнит от рыбы. Пусть ею питается Нептун.

Гарри передал ей сыр и крекеры. Гейл съела сыр, прикончила еще один стаканчик рома, докурила последнюю сигарету в пачке, затем встала на край палубы и прыгнула с яхты в прохладную воду. Спринджер, увидев, что лежачее место освободилось, растянулся на палубе, заняв место Гейл.

— Теперь моя очередь, — сказал он чуть слышно и прикрыл глаза.

Гарри наблюдал за купающейся Гейл. Она отлично плавала.


После того как все искупались, яхту пришвартовали к берегу, а Гарри и Гейл пошли прогуляться. Они звали с собой и Спринджера, но, когда Гарри обернулся, Спринджер куда-то исчез. Наверно, он решил все же остаться. «Этот парень не очень-то заботился о своей подружке», — подумал Гарри. Поскольку Гейл оказывала старому приятелю особые знаки внимания, Спринджер должен был бы обеспокоиться или хотя бы приревновать. Но тогда он должен был бы пойти за ними, хотя бы даже поодаль, наблюдая за происходящим. Скорее всего ему вообще на все это было наплевать.

Они прошли достаточно далеко, так что потеряли яхту из вида. Гейл снова вошла в воду, и Гарри последовал за ней, как в те времена, когда купание становилось прелюдией к занятиям любовью. Гейл раздевалась донага, и Гарри плавал с ней наперегонки, а догнав, получал свой приз на берегу.

Немного поплавав кролем, они вылезли на берег и улеглись на песке, усеянном мелкими ракушками и камешками, выброшенными океаном на берег. Играя, Гарри переворачивал тело Гейл, обхватив ее рукой за талию. В какой-то момент его тело прижалось к ее обнаженной груди. Гейл поцеловала его. Ее дыхание сохранило привкус рома, глаза, покрасневшие и влажные от воды, показались ему сейчас пьяными, и Гарри отпрянул. Они поднялись, отошли к кромке прибрежной растительности и уселись отдохнуть и обсохнуть в тени деревьев.

Гарри снова посмотрел ей в глаза, сомнений не было — Гейл напилась. Желание, возникшее у него во время купания, тут же куда-то улетучилось. Интуитивно он перевернулся на живот, пряча внезапно охладевшие органы.

— Ты бы еще спиной ко мне повернулся, — произнесла Гейл, и Гарри, приподнявшись на локте, уставился на нее. После паузы Гейл снова заговорила, но уже на повышенных тонах: — Я знаю, зачем ты затащил нас на эту яхту, Гарри. Вся комедия из-за дядюшки Самнера и его придурка-сынка, моего кузена Беннета. Ты считаешь, что заботишься обо мне, но женщине больше может сказать мужской поцелуй, а не то, как ты отшатнулся от меня. Ты просто шпионишь за нами, как я понимаю. Надеюсь, ты понимаешь, что лезешь не в те ворота. Почему бы тебе просто не оставить меня и Спринджера в покое? Этот парень сказочно трахается, о таком можно только мечтать, и он мне нравится. Ты понял?!

Ее слова заставили Гарри вздрогнуть. Она часто говорила при нем слово «трахаться», и когда он бывал выпивши, ему ее лексикон казался забавным, молодежным, свободным и все такое. Теперь же эти словечки вызывали у него только отвращение.

— Причина того, что я «отшатнулся» от тебя, как ты выразилась, только в том, что от тебя несет перегаром, черт возьми. Ради всего святого… Когда же ты со всем этим покончишь? — взорвался Гарри. — Ты надираешься с самого утра и к вечеру бываешь совершенно пьяна. Как ты еще умудряешься судить, кто хороший любовник, а кто нет?! У тебя все время залиты глаза. Что же касается Спринджера, он просто мошенник, и ты это знаешь. Он обыкновенный приживальщик, черт его дери. Он просто использует тебя, как подстилку, и…

— Пошел ты на … Гарри! — закричала Гейл.

Она вскочила с земли, натянула бикини и, не оборачиваясь, пошла обратно к яхте. Он смотрел ей в спину. Походка у Гейл была неуверенной, и ее постоянно заносило. «Морская вода не избавила ее от алкогольного духа», — подумал Гарри.

Обратно они плыли в полном молчании. Гейл оделась, а Спринджер встретил Гарри взглядом, вопрошавшим: «Чем это ты ее достал? Почему она вне себя?» Но он ничего не сказал.

Гарри вел яхту по направлению к своему причалу. Рыболовные снасти так и остались в трюме. Утром он предлагал встать на якорь где-нибудь у Чаппаквиддика и половить рыбку, но развлечение не получилось. Они могли бы тогда приготовить рыбу у Гарри дома и пригласить кого-нибудь из друзей на ужин. Тогда Спринджеру можно было бы дать понять, что он тут пришелся не ко двору и лучше ему уматывать. Возможно, Гейл и поняла бы, что она все еще не потеряла связь с нормальными людьми, которые умеют веселиться и радоваться жизни не напиваясь до чертиков.

Гарри представлял себе ужин под звездами, запах свежевыловленной рыбы, приготовленной на костре… Но… но…

Он сам все испортил своей выходкой на берегу. И потом — чего это он полез целоваться к подвыпившей женщине? Чем должны были пахнуть ее губы кроме рома? И он еще собирался заняться с ней любовью… В таких-то условиях! Ведь алкоголь и Спринджер заслонили от нее весь другой мир.

Гарри сейчас смущало и то, что он не знал, чего в действительности хочет от Гейл в первую очередь. Чтобы она перестала пить? Или послала к черту Спринджера? Может, он просто ее ревнует и хочет вернуть себе, а когда они будут вместе, снова начнется весь этот бардак с выпивкой и снова возникнет очередная идиотская идея вроде ограбления банка.

Если это действительно так, то ему нужно полечиться и избавиться от опасных мыслей!


Спринджер сел за руль ее «доджа», а Гейл устроилась на заднем сиденье и включила радио. Бостонская станция передавала концерт музыки-кантри, которая сопровождала ее жизнь с тех пор, как в ней появился Спринджер. Теперь же она казалась Гейл банальной, хотя вроде ничто ее сейчас и не трогало. Она уставилась в окно, без интереса наблюдая за мелькающим пейзажем, но в голове у нее свербили всякие мыслишки.

Наступил один из тех довольно редких в последнее время моментов, когда она мыслила достаточно ясно. Это была короткая трезвая передышка между коктейлями.

Глупо, конечно, прожигать свою жизнь с таким кретином, как Спринджер, — сейчас она это понимала. Ее раздражало, что с ним даже не о чем было поговорить, или скорее всего он просто не хотел беседовать. Целый день он промолчал на этой чертовой яхте, любуясь собой в этом новом купальном тряпье.

На берегу Спринджер нашел какую-то железяку и игрался с нею, пока они не отплыли обратно. Вот и все. Гарри ее тоже раздражал своей жаждой чистенькой безоблачной жизни. А дядя Самнер, с его недоумком Беннетом, которые втемяшили себе в голову, что ее непременно нужно спасать, просто выводили Гейл из себя.

К черту все эти разговоры о «былых временах»! Гарри все время напоминает ей о тех днях, когда в ней кипела жизнь. Например, когда они вместе отправились в Лас-Вегас. Тогда она была совсем юной симпатягой, а Гарри только начинал работать в Нью-Йорке. Или тот дурацкий круиз в Нассау вместе с Гарри, его школьным приятелем и подружкой. Он еще ей напоминал о налете на банк и размышлял, как бы все вышло, если бы у Луи обе руки загорели и они бы не попались из-за этой проклятой перчатки для гольфа. Случайность, так он это назвал, и потом заявил, что, мол, правильно, что их вовремя сцапали.

Гарри все время говорит о себе, и каждый раз одно и то же. Его дурацкие попреки и наставления — к черту! Она будет жить так, как хочет, и только так. Не нуждается она ни в занудном Гарри, ни в придурковатом Спринджере. Всех — к черту!

А что важно? Закончить сценарий, и тогда Блайден сможет продать его. Эта пьеса — единственный выход из опостылевшего мирка.

Гейл считала свое сочинительство оправданием за беспутную жизнь. И все же она пыталась оценить происходящее. Слишком поздно, конечно, но и это уже прогресс. Много раз ей приходила в голову мысль, что нужно вырваться с этого проклятого острова, и всякий раз она напивалась до полусмерти. И потом — зачем одних мужиков менять на других? Что это изменит? Уже давно ничто — ни путешествия, ни новые люди, ни обычные радости бытия — не привлекало Гейл. Даже если она вырвется с острова, то останется лишь поломанным колесом от уехавшей телеги. Ведь все предыдущие попытки вырваться из этого заколдованного круга ни к чему не привели. Пьянка лишила ее решимости.

Только если она завершит свою работу и Блайден продаст пьесу, тогда к ней снова вернется уверенность в своих силах. Тогда она все бросит или во всяком случае хотя бы попытается.

«Чего хочет от нее Гарри? Из чего состоит его игра?» — гадала Гейл. Она раздумывала, не поговорить ли об этом со Спринджером. Но он ничего не понимает или делает вид. Единственное, что его волнует, это секс. А Гарри заботится исключительно о своем весе, и как он все же классно выглядит в плавках.