Но кто мог подумать, что она после всего этого сможет убежать? Маленькая дрянь.

Да, она теперь чокнутая, но где-то там, в темных закоулках своего сознания, она его знает. Знает его имя. Знает его голос. Знает звук его шагов.

Однажды она вспомнит все и выдаст его.

Пока она была в госпитале, не страшно. Кто поверит сумасшедшей?

Но теперь она идет на поправку, так говорят в городе. Она разговаривает с людьми. Особенно с той рыжей ведьмочкой, Самантой Джонс.

Ему надо убить Шерри Каннаган. Он убил Саманту Джонс, а теперь убьет Шерри Каннаган.

Правда, Саманта Джонс выжила, этот придурок с Холма спас ее. Значит, надо еще раз убить Саманту Джонс. А потом Шерри Каннаган. Смешно: обеих он убьет по два раза.

Шерри должна замолчать навсегда. А эта рыжая сучка умрет, потому что связалась с ненормальным доктором.

Надо убить… убить… убить…

Пока голос еще не окреп, но когда он окрепнет и станет звучать в мозгу, как набат, когда луна станет большой, круглой и серебряной, когда ночи будут холодными и долгими — тогда он убьет их.

8

Рональд сидел возле Саманты, пока она не заснула, а когда ее дыхание стало ровным и глубоким, почти бежал из комнаты.

Звук его шагов был единственным звуком в спящем замке. Рональд торопливо шел по темным коридорам, не освещенным ни единым лучом света. Он знал этот дом наизусть, мот ходить в полной темноте, мог даже не думать, куда ставит ногу…

Перед ним во тьме плыл образ Саманты. Рассыпавшиеся по подушке рыжие волосы. Бледное личико, темные ресницы. Она спала в его футболке, и почему-то это особенно возбуждало его.

С Белиндой все было иначе. Белинда делала его сильным, спокойным и уверенным в себе. Обретя Белинду, он словно обрел свою вторую половину.

Саманта выбивала почву из-под ног. Саманта зажигала огонь в крови. Саманта вызывала смятение чувств, будила позабытые желания и страсти, влекла к себе, притягивала, словно магнитом.

Она заставила его вспомнить, что он мужчина.

И что ему теперь с этим делать?

Как ему жить с ней под одной крышей, видеть ее каждый день — и знать, что он не имеет права коснуться ее, поцеловать, прижать к себе? Не имебт права забыть обо всем, кроме огня в крови, кроме страстного желания обладать этой женщиной?

Ночь за ночью без сна. День за днем в муках.

— Рон!!!

Это был крик испуганного ребенка, вопль о помощи, и Рональд ринулся обратно, сквозь анфиладу комнат. Ворвался в комнату для гостей, увидел заплаканное, перепуганное лицо, с размаху кинулся на колени перед кроватью, сжал ее руки в своих. Какая нежная кожа. Белая, словно светящаяся в темноте.

— Я здесь, Сэм, здесь, с тобой. Не бойся, все уже прошло.

Она почти упала обратно, но руку его не отпустила. Облизала пересохшие губы, попробовала лечь на правый бок, но охнула и поморщилась от боли.

— Больно!

— Дай, я посмотрю. Лежи спокойно.

— Слушаюсь, доктор.

Он призвал на помощь все свое мужество и осторожно приподнял футболку. Под ребрами у Саманты красовался роскошный синяк с ссадиной посередине.

— Видимо, это от ремня безопасности.

— Да… Я даже помню, как он врезался… Ох, как все болит.

— Где еще больно?

— Шею — немножко, ребра. Щеку щиплет… Да нет, все в порядке, правда. Сон плохой приснился.

Он решительно взбил подушки повыше, помог ей лечь. Саманта усмехнулась.

— Благодарю вас, доктор. Из вас вышла потрясающая сиделка.

— Да нет, с точки зрения врачебной этики я совершенно напрасно послушал пациента и притащил его к себе домой вместо того, чтобы отправить в госпиталь.

— Я не пациент, а жертва дорожной аварии, а ты меня спас. Полагаю, клятву Гиппократа ты тем самым исполнил.

У Рональда Гранта были серьезные сомнения на сей счет. Гиппократ бы его, возможно, и одобрил, но вот Лесли Доил, миссис Каннаган, инспектор Бодд и еще пара тысяч человек — вряд ли.

Саманта вытянула ноги под одеялом, слегка потянулась всем телом.

— Когда в этой кровати спали в последний раз?

— Давным-давно.

— Надо почаще приглашать сюда людей. Знакомых, друзей, просто приятелей. Дому нужны люди. Хорошо, что ты решил переделать эту комнату. Здесь все просто вопит о необходимости алого, золотистого и жемчужного.

— Не слышу никаких криков.

На самом деле кричала в голос его собственная душа. И тело тоже. Он ввязался в игру, где ему заведомо придется проиграть.

— Пожалуй, дам тебе что-нибудь от бессонницы.

— Нет уж. Я не пью лекарства без крайней необходимости.

— Я тоже, а в доме нет ничего, кроме аспирина, но я имел в виду шерри.

— Шерри — это хорошо. Ох, шея моя…

— Давай помассирую.

Еще одна страшная ошибка. Он массировал ей шею и плечи уверенными и заученными сто лет назад движениями, а все тело закаменело. Особенно некая его часть. Возбуждение волнами гуляло по жилам, и в какой-то момент, когда рыжие локоны скользнули по его запястьям, Рональд резко остановился.

Саманта поинтересовалась, не поворачивая головы:

— Почему ты остановился?

— Я… я подумал, что пора нести шерри…

Она медленно повернулась к нему, посмотрела прямо в глаза, медленно прикоснулась кончиками пальцев к его губам. Тихий, странно задумчивый шепот…

— Шерри, говоришь…

Он не мог удержаться. Это его губы не могли удержаться. Они сами, независимо от него, целовали пальцы Саманты.

Кто из них еделал первое движение? Неважно. Возможно, оба, возможно, вообще никто. Просто пространство резко сжалось, и они обнялись. Губы к губам, грудь к груди, и вот уже Рон Грант не помнит о запретах, не хочет запретов, не знает запретов…

Ее руки у него на плечах. Пальцы скользят по волосам, сбегают по шее на плечи, гладят спину…

Тело Саманты выгибается в его руках, молит о близости, и уже нет сил сопротивляться этому призыву…

Ее пальцы торопливо рвут пуговицы на рубашке и с облегчением прикасаются к груди, гладят, ласкают, спускаются, все ниже…

Это было как удар молнии. Как ушат холодной воды. Пальцы Саманты замерли на шраме. Рональду показалось, что пальцы девушки разом окоченели.

Он вскочил, отвернулся, едва не теряя сознание от злости, возбуждения, отчаяния — всего сразу.

— Извини. Прости меня, Сэм.

Она выпрямилась в постели, красавица-русалка с зелеными глазами, разрумянившаяся и злая, как целый рой диких пчел.

— Извини? Какого черта, Рон? Ты уже в который раз делаешь это. Сначала целуешь без памяти, потом быстренько встаешь и говоришь «извини», как будто наступил мне на ногу.

Он отшатнулся от ее ярости, словно от пощечины.

— Ты заинтригована. Тобой движет простое любопытство, интерес к легенде о чудовище, которое живет в заброшенном Замке-на-Холме…

— Возможно, сначала так и было. Но только до тех пор, пока я с тобой не познакомилась!

— Я и есть чудовище. Отвратительный урод, прячущийся от света за каменными стенами… Монстр.

— Монстр, который спас мне жизнь. Чудовище, которое целует меня с истинной страстью, — и не смей говорить, что это не так! Я же чувствую! Рон!!! Дай мне шанс! Зажги свет, дай мне посмотреть на тебя. Я хочу видеть тебя!

— НЕТ!!!

— Сегодня утром ты предлагал мне переехать в замок. Сейчас ты хочешь просто выкинуть меня из своей жизни!

— Я хочу, чтобы ты переехала сюда. Хочу, чтобы ты была в безопасности. В том числе и от меня. Я больше не нарушу твой покой.

— Да, и ты больше не будешь целовать меня, хотя я знаю, что ты этого хочешь. Ты хочешь меня, Рональд Грант, но собираешься избегать встреч со мной любой ценой, так, что ли? В чем же дело? В тебе? Или в том, что ты до сих пор любишь Белинду Мейз?

— Это мое личное дело…

— Она мертва, Рональд. Белинда умерла. Она не вернется, как бы ты ни тосковал по ней…

— Дело не в Белинде.

— А а чем?

Он поступил, как последний трус. Молча повернулся и вышел.

Он спускался по широкой мраморной лестнице, чувствуя, что спускается прямиком в ад.


Саманту разбудил аромат кофе и звяканье посуды.

Дик Мортон невозмутимо накрывал на стол. Саманта восхищенно вздохнула. Могучую фигуру дворецкого обтягивал самый настоящий камзол.

— Дик, я сейчас умру. Я такого в жизни не видела.

— А я его надел второй раз в жизни. Захотелось красоты для красивой леди. Мэм, мне жаль вас будить, но инспектор Кристофер Болд звонил уже три раза. Я и так его посылал, и эдак, все вежливо, но доходчиво, однако он парнишка упрямый и желает поговорить с вами насчет аварии.

— Я скоро начну считать его родственником.

— Достал, да? Да уж, они такие, местные полицейские. Дотошные и упрямые, как ослы. Я ведь помню Криса Болда. Он маленько постарше меня, а родились мы с ним в одном городке, Гленнакорах, это милях в шестидесяти отсюда. Так вот, я был хулиганом, а он — уже констеблем. Мамашка мне его всегда в пример ставила.

— Дик, а который час?

— Половина одиннадцатого. Кофе, мадам?

— Мерси, сэ бьен, если я ничего не путаю. Что ж так поздно-то? Я встаю с рассветом…

— А тут у нас не поймешь, рассвет, не рассвет. Шторы я только поднял, вот вы и проснулись.

Саманта с наслаждением отпила глоток крепкого и ароматного кофе.

— А где Рональд… Доктор Грант? Спит?

— Вряд ли. Встал, как обычно, в семь, позавтракал, пошел в лабораторию.

— Должно быть, он работает над очень важной темой.

— Не знаю. Он мне, мисс Саманта, не рассказывает про работу ничего. Я вам принес на свой страх и риск фруктов, джема, тостов и ветчины, но кухарка сегодня здесь, так что можете заказать, чего хотите. В смысле, настоящий завтрак.