Когда ее не стало, Синтия почувствовала, что отец для нее — не более чем незнакомец и что ее собственное положение в доме абсолютно такое же, как и Питера.

Питер был сиротой, и она стала сиротой, которой собственный отец отказывал в привязанности. Отец хотел мальчика и так никогда и не простил ей ее пола. А мать слишком долго болела и осталась в памяти всего лишь тихим ласковым голосом, доносящимся с огромной кровати.

У нее был только Питер, и ей не требовалось никого больше. Питер был всем, в чем она нуждалась: папой, мамой, братом, сестрой и, позже, любимым.

Питер, нежно ей улыбающийся. Питер, сочувствующий, когда ей больно. Питер, участвующий во всех ее детских играх и приключениях. И наконец, Питер, любивший ее так, что она не могла забыть крепких его объятий, нежность его рук, мягкость его губ… О Питер! Питер… Неужели прошлое так и будет преследовать ее даже спустя восемь лет?

«Мисс Морроу не желает продавать Бетч-Вейл, и я ее вполне понимаю», — сказал Роберт Шелфорд, и Синтия возненавидела его за это.

Что вообще может он понять — этот вульгарный молодой красавец, который, кажется, воспринимает все происходящее как шутку?

Да, она невзлюбила его с первого взгляда, когда он вместе с мистером Далласом, что-то оживленно лепечущим ему, вышел на террасу через французское окно гостиной. Казалось, он уже шагает по дому с чувством собственника, как будто Бетч-Вейл уже стал его.

Ненависть к Роберту Шелфорду возникла несмотря на то, что он хвалил дом и говорил, как сильно желает его иметь. И стала еще больше, когда он пообещал, что поместье будет восстановлено в своем былом великолепии. Откуда ему знать, как оно выглядит, когда на клумбах нет сорняков, когда лужайки скошены до бархатной гладкости, как было до войны, пока гусеницы танков и колеса армейских грузовиков не уничтожили их?

Синтия видела повреждения в доме, разрушенные камины, испорченные стены, сломанные перила и треснувшие оконные стекла, но все это не имело для нее никакого значения. Для нее Бетч-Вейл всегда останется красивым, каким бы он ни был, и потому выслушивать чужака, разглагольствующего о планах по реставрации, было выше ее сил.

Ей то и дело хотелось крикнуть ему, что дом не продается. Она едва сдерживала слова, что вертелись у нее на языке. И они все же вырвались в самый ответственный момент, когда документ уже лежал перед ними в Земельном комитете.

Синтия резко вскочила с кресла. Подошла к окну и уставилась в парк. В отдалении, на фоне голубого неба виднелась длинная изломанная линия серых крыш.

В комнате позади нее воцарилась тишина, и девушка поняла, что это Роберт Шелфорд удержал мистера Далласа от комментариев. Адвокат был словоохотливым маленьким человечком, любившим спорить с ней и убеждать, что все делается для ее же собственного блага.

Черт побери! Какое право он имеет вмешиваться? Если Даллас хочет говорить, пусть говорит! Синтия резко повернулась.

— Я все обдумала, — решительно произнесла она. — Я продам Бетч-Вейл, но без Довер-Хаус. Довер-Хаус останется в моем распоряжении, и я буду там жить.

Она увидела, как мистер Даллас глубоко вздохнул, и поняла, что адвокат поспешно подсчитывает, на сколько снизится цена, назначенная за все имение.

Роберт Шелфорд лишь улыбнулся. Синтию покоробило, что он чувствует себя совершенно спокойно, комфортно развалившись в кресле.

— Конечно, я согласен, — заявил он, — и прекратите подсчитывать, Даллас. Это ничуть не меняет моего предложения.

— Не меняет, мистер Шелфорд? — Адвокат удивленно посмотрел на клиента.

— Не меняет, — повторил Роберт Шелфорд. — Мое предложение касалось Бетч-Вейла. Если мисс Морроу желает оставить Довер-Хаус, она вправе это сделать.

— Но это абсурд.

— Я не могу принять вашу благотворительность, мистер Шелфорд, — вернувшись вновь к столу, заявила Синтия.

— Дело вовсе не в благотворительности. Довер-Хаус очарователен, но это не Бетч-Вейл. Я хочу купить Бетч-Вейл, и именно в отношении его я и сделал вам предложение. Мистеру Далласу не придется вносить изменения в бумаги, так что давайте подпишем все, как оно есть. И еще, мисс Морроу, позвольте мне преподнести вам подарок без всяких условий: дом и сад, известные как Довер-Хаус.

— Но почему?

Их взгляды встретились. На мгновение Синтии показалось, что насмешливый блеск в глазах ее соперника исчез. Роберт Шелфорд ничего не сказал, и все же она почувствовала странное смятение и незнакомое доселе волнение и поспешно отвела глаза.

— Я не могу принять милость, — упрямо повторила она тихим голосом.

— Я вас об этом и не прошу, — сказал он. — Вы передаете мне Бетч-Вейл, и это все, чего я хочу.

Да, он хочет Бетч-Вейл! Синтия ощутила, как сжимается ее сердце при мысли об этом. Он прав. Он расставил все по своим местам. Какое значение имеют ее слова? Чего ей еще добиваться, если он забирает у нее единственное, что имеет реальную ценность? Синтия повернулась к адвокату:

— Вы считаете это предложение приемлемым, мистер Даллас?

Маленький адвокат переводил взгляд с одного своего клиента на другого.

— Думаю, это очень великодушно со стороны мистера Шелфорда, очень, — ответил он. — И уверен, мисс Морроу, поскольку моя фирма всегда готова вам помочь, разрешите мне выразить ему вашу признательность.

Он, очевидно, полагает, что ей не хватает хороших манер, подумала Синтия, слегка позабавившись этим. Ну и пусть!

Довер-Хаус находился на другом конце парка. Если она станет там жить, ей не часто придется сталкиваться с Робертом Шелфордом. Если она будет там жить… Синтия на миг усомнилась в правильности собственного решения, но лишь на миг, потому что именно это она и должна сделать.

Это ее единственный шанс стать счастливой. Слишком долго она убегала, пора остановиться! Слишком долго, одержимая призраками, позволяла себе страдать. Настал момент, когда пора решиться на что-то реальное, иначе ее ждет безумие.

Довер-Хаус был реальным. Она могла бы сделать его своим пристанищем, попытаться среди покоя и тишины его стен возродиться, как птица феникс, из пепла своей юности. Каким-то образом Роберт Шелфорд помог ей определиться.

Синтия подняла глаза и увидела, что он наблюдает за ней. Он стоял неподвижно и казался таким мужественным, энергичным, полным жизненных сил. Очевидно, его не волновали ни проблемы, ни воспоминания. Он ждал, и ждал терпеливо.

— Спасибо, мистер Шелфорд, — поблагодарила она. — Я принимаю ваш подарок и надеюсь, что вы не станете сожалеть о своем великодушии.

— Почему я должен сожалеть? — пожал плечами Роберт Шелфорд. — Кстати, еще один вопрос: вы продаете мне мебель из Бетч-Вейла? Я так понял, что вы отдали ее на хранение на склад? Мне хотелось бы восстановить дом полностью и вернуть вещи на прежние места, где они стояли до войны…

Поставить вещи так, как они стояли до войны! Какой оптимист! Синтия чуть не расхохоталась. Но тут же опомнилась и ответила вполне спокойно:

— Буду очень рада, если вы заберете мебель, но большая ее часть повреждена. У мистера Далласа есть опись вещей и здравые соображения относительно честной цены за нее. Когда дом был реквизирован, все сложили на конюшне, за исключением картин. Они в банке, и мне не хотелось бы их продавать.

— Разумеется.

— Опись у меня с собой, мистер Шелфорд, — вмешался в разговор адвокат. — Цена проставлена напротив каждого предмета. Я предвидел, что продажа дома мисс Морроу…

Синтия перестала слушать его. Может быть, все это сон? Она так часто грезила наяву в последние годы. Неужели она на самом деле отказалась сейчас от своего права по рождению? Неужели, сделав так, она решила этим свое будущее? С тех пор как умерла бабушка, она ни разу не была в Довер-Хаус. Мать ее отца жила там до восьмидесяти лет. Испуганную старую леди переполняли гордость за свое происхождение и истории о Бетч-Вейле.

— Морроу владеют Бетч-Вейлом уже пять сотен лет, — сказала она Синтии в последний раз, когда та пришла повидать ее, — а теперь ветвь засохнет.

— Этого не произойдет, — запротестовала Синтия. — Я выйду замуж за Питера, бабуля. Помнишь, мы говорили об этом? Не забывай, что Питер тоже Морроу.

Но старая леди так и не смогла этого понять. Впоследствии Синтии не раз приходила мысль о том, не была ли ее бабка в тот момент ясновидящей — ведь она знала, да, именно знала, что ветвь засохнет…

— Подпишите вот здесь, мисс Морроу.

Мистер Даллас подвинул к ней бумаги, и она, не читая, подписалась, затем еще раз и еще раз.

— Если вы возвращаетесь в Лондон, мисс Морроу, я могу вас подвезти?

Роберт Шелфорд протянул ей руку. Вложив в его ладонь свою, Синтия почувствовала, как прежняя враждебность и неприязнь отступают. Этот человек был полон жизни! Рыжий и темноглазый, что совсем нетипично для англичанина.

«Я не верю красивым мужчинам», — сказала себе Синтия.

Но не его красота настораживала ее — было в нем что-то притягательное, смущающее, отчего она поспешно выдернула свою руку из его крепкой и теплой ладони.

— Нет-нет, благодарю вас, — отказалась она торопливо. — Мне еще хотелось бы кое с кем повидаться. Я сама доберусь до Лондона, спасибо.

— Если вам здесь что-то понадобится, надеюсь, вы обратитесь ко мне, — сказал Роберт Шелфорд.

Синтия удивленно посмотрела на него и тут же вспомнила: ведь это он теперь владелец Бетч-Вейла.

— Навряд ли я вас побеспокою, мистер Шелфорд.

Синтия повернулась к адвокату:

— До свидания, мистер Даллас. Я буду в Лондоне сегодня вечером, на случай если вы захотите связаться со мной.

Роберт Шелфорд открыл дверь. Она пыталась не глядеть на него, когда проходила мимо, но не смогла удержаться. Его губы улыбались, а глаза, казалось, насмехались над ней.