Эллен Чейз - Забытая мелодия

Публику, собравшуюся в тот день на ланч у Максвелла, интересовали три темы: сегодняшняя цена унции золота, оживление на Уолл-стрит и сорок сантиметров выпавшего накануне снега, парализовавшего Манхэттэн, что повлекло за собой временное закрытие двух аэропортов — Ла Гардиа и Кеннеди. Разумеется, как только в зале появилась она в своей знаменитой шубе, все изменилось.

Двубортная норковая шубка, едва достигавшая колен, кроем напоминала мужской пиджак. Блестящие почти черные шкурки, посаженные на красную шелковую подкладку так идущего ей оттенка, падали мягкими складками, подчеркивая изящество кутавшейся в мех женщины. Приподнятый широкий воротник-шалька и громадный берет скрывали от любопытных глаз прославленное лицо.

Взгляды присутствующих оторвались от причудливых сооружений за окнами, созданных снегоуборочными машинами, и великолепная кухня знаменитого ресторана была мигом забыта, хотя аппетит лишь разыгрался: голодные посетители не могли отвести глаз от куда более заманчивого угощения, чем все ранее поданное.

Джерри Кори был в этом зале единственным человеком, который даже не взглянул на нее. А зачем ему это? Кто-кто, а уж он-то ее знает: длинные темно-каштановые вьющиеся волосы, уголком сходящиеся на высоком гладком лбу, прямой нос, ясные голубые глаза, пронзающие насквозь сердце мужчины, полные губы, чуть спрямленный подбородок, гордая посадка головы, полная грудь, стройная гибкая фигура, которой придает еще большую статность рост метр семьдесят…

Небрежно откинувшись на спинку обитого черной кожей стула, Джерри с огромным удовлетворением наблюдал, как восторженно смотрят окружающие на женщину, которую он поджидал. Когда она подошла к его столику, он поднялся, поцеловал ее в разгоревшуюся на холоде щеку и услышал у себя за спиной завистливые мужские вздохи.

— Я знал, что у тебя времени в обрез, и рискнул сам сделать заказ: французский луковый суп, салат и минеральная вода с лимоном, — сказал он, наблюдая, как из-под соскальзывающего с плеч меха показывается черное вязаное платье с ярко-красным жакетом от Шанель. — Ты выглядишь усталой, — добавил Джерри, озабоченно приглядываясь к ней.

Одна четко очерченная бровь поползла вверх, улыбка тронула уголки вызывающе алых губ.

— Утро получилось и правда утомительное, — проворковал гортанный голос, действующий на подсознание. — Я соблазнила прямо в горячей ванне моего восемнадцатилетнего пасынка-девственника, а муж-калека был благодарным соглядатаем. Затем я позировала фотографу в обнаженном виде, теперь займусь тобой, а позже… — черные бархатистые ресницы скромно опустились, — я предполагаю изнасиловать местного священника, который мне до смерти надоел.

Джерри Кори рассмеялся, и его резкие черты сразу смягчились.

— Виктория Кирклэнд, ты наконец-то полюбила роль Виксен Мэлори!

— У меня просто не было выхода! — последовал ответ.

Наклонившись к Джерри, Викки постучала покрытым красным лаком коготком по стеклу золотых часов.

— Сотни глаз в эту минуту уставились мне в спину. К счастью, публика обсуждает рекламный щит, выставленный вчера на площади Таймс, на котором я как раз в этой шубе.

— Она обсуждает не только эту грандиозную рекламу и потрясающую женщину в норке, — торжественно поправил ее Джерри. — «К счастью, публика обсуждает» то же, что обсуждают ежедневно еще шестнадцать миллионов американцев: телепрограмму, из-за которой время с двенадцати тридцати до тринадцати тридцати стало временем обеденного перерыва для бизнесменов, домохозяек и студентов. Как ответственный за связь с общественностью я глубоко убежден, что все в этом ресторане шепчутся сейчас о «Завтра и всегда» — сериале кабельного телевидения Гарнера, побившем все рекорды популярности среди дневных мыльных опер и, по последним данным, имеющем самый высокий рейтинг среди продукции всех основных телесетей.

— Самый высокий! — Подведенные глаза Викки округлились от удивления. — А я… я и не знала, что данные уже опубликованы.

Джерри заулыбался как Чеширский кот и с довольным видом сложил перед собой руки.

— Я собирался сообщить это всей группе вечером, после записи. Всего восемнадцать месяцев в эфире — и благодаря мощному спутнику первые в стране по популярности!

Разговор прервался, когда официант в галстуке-бабочке принес заказанный Джерри ланч. Руки молодого человека заметно дрожали, когда он ставил перед Викки тарелку с дымящимся супом. Официант долго еще вертелся вокруг стола: поправлял неиспользованные столовые приборы, доливал воду в бокалы со льдом и сметал с белоснежной скатерти несуществующие крошки до тех пор, пока его не окликнул метрдотель.

Улыбка на лице ответственного за связь с общественностью расползлась шире. Он пригладил рукой седеющие светлые волосы, все еще густые — несмотря на залысины спереди.

— Я очень доволен!

Поддев ложкой пласт сыра, плавающий поверх душистого лукового отвара, Викки посмотрела на собеседника.

— Чем доволен? — спросила она.

— Ты все еще не понимаешь? — Заметив, что Викки и в самом деле удивлена, Джерри вздохнул и принялся терпеливо объяснять: — Девяносто процентов мужского населения испытывает к тебе физическое влечение. Если верить «Спутнику телезрителя», множеству изданий рангом пониже и заметке в «Тайм», сейчас ты — самая коварная и ловкая женщина на телевидении, которая проводит большую часть жизни в горизонтальном положении, а твои страстные и откровенные любовные сцены, которые демонстрирует неподцензурное кабельное телевидение, заставляют чиновников сетевого вещания бледнеть и зеленеть от зависти.

— Ты же говоришь о Виксен Мэлори! — возразила Викки. — Это она была четыре раза замужем, убила двух последних мужей и при этом вышла сухой из воды, сделала три аборта, подверглась изнасилованию, была похищена и попала в рабство, соблазнила пасынка и священника, а потом свела с ума невестку… — Викки тяжело и виновато вздохнула. — И тебя еще удивляет мой усталый вид!

Его смех привлек внимание соседей, головы повернулись к ним, и Викки снова стала объектом любопытных взглядов и пересудов. Чтобы скрыть неловкость, она выпрямилась и, взяв бокал, сделала спасительный глоток минеральной воды.

— Долой стыд! — Джерри замолчал, чтобы подуть на ложку горячего супа. — Мой план сработал блестяще! Я полтора года держал в секрете имена всех, кто писал, играл и снимал наш фильм, разжигая любопытство журналистов, вынужденных довольствоваться случайно просочившимися слухами. Поклонники сгорают от желания прочитать, увидеть или услышать хоть что-нибудь о сериале! Поверь, Викки, этот год станет нашим годом! — потирая руки, продолжал он. — Твоим годом! — ткнул он в нее пальцем. — Тебе известно, что приходит до пяти тысяч писем в неделю?

— Я боюсь и спрашивать, в скольких из них меня грозят убить…

— Ни в одном! Викки… — Джерри покрутил золотой перстень на мизинце. — Американские женщины устали от кухонного бытия, они готовы сами за себя отвечать, добиваться своего и не мучиться при этом совестью! Как Виксен.

Викки открыла рот, но ответственный за связь с общественностью не дал ей возмутиться.

— Виксен Мэлори в этом году станет звездой первой величины! Рекламный щит с норковой шубой — только начало. Вот это действует посильней любого щита. — И Джерри протянул ей январский выпуск «Плейбоя». — Ярко, остроумно! Ты создана для объектива Питера Финча. Кстати, он будет на следующей неделе делать рекламу духов «Виксен».

Голубые глаза скользнули по глянцевым страницам прославленного мужского журнала. Викки задумалась о том, как отнесутся ко всем этим рекламным трюкам ее родители. Только бы журнал не продавался на борту теплохода, отплывшего с ними в круиз по южной части Тихого океана…

— Эти снимки наверняка наделают шуму, — со вздохом заметила она.

— Надеюсь. Иначе я вылечу с работы. — С довольной улыбкой Джерри размазал шоколадное масло по ломтю свежего хлеба. — Знаешь, Викки, ты поступила как настоящий товарищ. — Он покачал головой. — Все вспоминаю тот вечер, когда мы всей командой убеждали тебя взяться за главную роль…

— Ради друзей я готова на все, — ответила Викки, цепляя на вилку кубик облитого уксусом и оливковым маслом картофеля. — Двадцать профессионалов высочайшего класса — и все как на подбор замечательные люди. — Она заглянула Джерри в глаза. — Мы — одна семья, проводим вместе по восемнадцать — двадцать часов почти каждые сутки, занимаясь любимой работой. Ты не хуже меня знаешь, что Виксен Мэлори — случай, неожиданное везенье. Я работала помощником продюсера при постановке одной из мыльных опер и однажды заменила не явившуюся на съемки девушку из массовки: выяснилось, что только я влезаю в ее облегающее вечернее платье. О том, как и что играть, у меня не было ни малейшего представления.

— Насколько я помню, ты просто села на стул, скрестила длинные ноги и принялась расстегивать платье. — Джерри хитро подмигнул ей. — Ты талантлива от природы, Викки, и не стоит этого отрицать. — Он постучал пальцем по обложке «Плейбоя». — Ты фотогенична, а твои насмешливые голубые глаза и пухлые губки куда выразительней, чем у большинства профессиональных актрис.

Викки задумчиво смотрела на журнал, и в голове у нее проносилось множество воспоминаний. Неожиданно она усмехнулась как Виксен Мэлори.

— Пожалуй, я бы с удовольствием купила двести двенадцать экземпляров, — произнесла она.

— Ну что ж, это можно — я знаю, у тебя большая семья, но…

— Семья тут ни при чем, Джерри. Ровно столько учеников было в выпускных классах в тот год, когда я закончила школу. — Заметив на лице Джерри изумление, она продолжала: — Ведь если быть до конца честной, то придется признать, что без одежды, которую специально для меня разрабатывают и шьют модельеры, без грима, подобранного опытным гримером, без усилий парикмахеров, осветителей и операторов я — обыкновенная простушка. — Джерри хотел возразить, но Викки ему не позволила. — Ты делаешь рекламу женщине, которая в школьные и университетские годы весила на девять килограммов больше, чем нужно, и чуть не заработала искривление позвоночника, стараясь скрыть грудь, развившуюся уже в пятом классе. — Вспомнив о своих юношеских переживаниях, она поджала губы. — В шестидесятых все девчонки хотели быть похожими на тощую и костлявую, с волосами-перьями фотомодель Твигги. У меня же были полная грудь, волнистые волосы… — Она провела ладонью по пышным локонам до плеч. — Однажды отец, придя с работы, застукал меня с утюгом — я гладила волосы. Наверное, мне никогда не забыть тумаков, которыми он меня наградил! Братья говорят, что им трудно себе представить меня без огромных ярко-красных клемм, которые я сутками не снимала, пытаясь распрямить вьющуюся гриву.