— Хорошо, спасибо.

Глаза женщины наполнились любовью.

— Храбрая девочка. — Она потрепала Софию по плечу. — Пойду скажу Кирсти, что ты проснулась. Она принесет тебе завтрак.

То, что графиня оставила полковника Грэйми с ней наедине, красноречиво говорило о том, насколько высоко она ценила его. Хотя, судя по тому, как он удобно расположился в мягком кресле, скрестив ноги в сапогах на спинке рядом стоящей кровати, вряд ли что-либо могло заставить его подняться с места.

Она осторожно посмотрела на него и спросила:

— Графиня… Вы рассказали ей?

— Конечно. Она знает все. — В его бороде промелькнула усмешка. — Думаю, если бы я не отправил садовника туда, где его давно заждались, она сама бы это сделала вчера вечером.

— А капитан Огилви?

— Мне удалось убедить его поехать со мной в Эдинбург. Я дал ему понять, что там что-то затевается и что ему, как стороннику короля Якова, нужно быть рядом. Это было все равно что сказать голодному волку, где пасется овечье стадо.

— Так вы уезжаете… — Произнеся эти слова вслух, она почувствовала грусть, которую не смогла выразить. Ей не хотелось думать о том, какой станет жизнь в Слэйнсе без этого человека, который превратился для нее в отца и друга.

Он не ответил, лишь посмотрел на нее молча, а потом сказал:

— София, я хочу вас кое о чем попросить.

Никогда раньше он не называл ее по имени, и она поняла, что его просьба будет серьезной.

— Это не моего ума дела, но там, на холме, когда Уик… — Тут он осекся, как будто посчитал неприличным упоминать о намерениях Билли Уика, и сказал только: — Он говорил о моем племяннике. И о вас.

Она встретила его взгляд и не отвернулась.

— Он услышал наш разговор в саду.

— Да, я это понял. — Он ненадолго замолчал, подбирая слова. — Как я сказал, спрашивать я права не имею, но я подумал…

— Подумали, что мистер Уик мог услышать той ночью такого, что могло бы так заинтересовать капитана Огилви?

От ее прямоты у него явно отлегло от сердца.

— Ну, где-то так.

София подняла руку и прикоснулась к тонкой цепочке на шее. Потом медленно достала кольцо, спрятанное на груди под лифом, и показала ему. Не было нужды что-то говорить или объяснять. По лицу самого полковника стало ясно, что он все понял, едва увидев кольцо Мори.

Губы его медленно растянулись в улыбку.

— Должен признаться, я подозревал, что вы могли приглянуться ему. Мы ведь, Джон и я, не такие уж разные, и будь я одного с ним возраста, я бы и сам, чего уж там, попробовал бы завоевать ваше сердце. И все же мне радостно видеть, что он повел себя как человек чести. Вы поженитесь?

— Мы поженились по договору перед его возвращением во Францию. — Она сомкнула пальцы на кольце и почувствовала его тепло. — Графиня ничего не знает. Джон решил, что будет лучше сохранить все в тайне до его возвращения. Но он разрешил мне показать кольцо родственникам, — добавила София, не желая, чтобы он подумал, будто она не выполнила просьбу его племянника.

— Еще бы он не разрешил. — Движением бровей он изобразил негодование, но глаза и голос его оставались серьезными. — Если будет нужно, ради вас любой из нас пойдет в огонь и в воду. Вам всего лишь нужно попросить.

Мори говорил ей это, но то, что теперь то же самое сказал его родственник, для нее было вдвойне важно.

— Вы уже прошли через огонь ради меня, полковник, — тихо промолвила она.

— Прошел. И пройду снова, — пообещал он, — даже если у вас на шее не будет этого серебряного колечка.

Она знала, что он говорит серьезно. Неожиданно на глаза ей набежали слезы, и София, вспомнив, как он хвалил ее за мужество, решила, что не покажет свою слабость. Она опустила голову и сделала вид, что рассматривает перстень Мори.

Вот только голосу своему она не доверяла и не могла придумать, как дать знать полковнику, что она успела его полюбить и будет скучать, когда он уедет.

Но он, похоже, все понял без слов, потому что прочистил горло и поднялся.

— А теперь вставайте, проведете в дорогу дядюшку Патрика да улыбнетесь на прощание, если сил хватит.

Сил хватило, и хотя улыбка получилась не самая уверенная, она сделала свое дело, потому что он взял ее руку и поднес к своим губам.

— Я уверен, что увижу вас снова очень скоро.

— Надеюсь.

— Надежда редко когда что-то решает. Действие — вот, что главное в этом мире. Если шахматы вас ничему не научили, запомните одно: не двигая фигуру, нельзя выиграть партию. Солдат должен сначала выйти на поле боя, если хочет перейти его.

Не отнимая руки, она сказала:

— Но я не солдат.

— Вы так думаете? — Он наклонился, коротко и тепло поцеловал ее в лоб, выпрямился и добавил: — Даже пешка играет свою роль в защите короля.

Снова у нее от слез сдавило горло, снова ей ужасно захотелось сказать этому доброму человеку, как она благодарна ему за все, что он для нее сделал.

— Полковник Грэйми?

— Да, милая?

Но, как и в прошлый раз, нужные слова не пришли, и она просто сказала:

— Пожалуйста, берегите себя.

— О, не волнуйтесь. — Он отпустил ее руку с ослепительной улыбкой, точь-в-точь как у его племянника. — Я всю свою жизнь прожил в армии, в окружении воинов, и научился остерегаться ножа в спину.

Графиня, стоявшая в дверях, со смехом сказала:

— Патрик! Нельзя так говорить.

Без тени раскаяния он пожал плечами:

— Благодаря тому, что я думаю так, я до сих пор жив, ваша светлость. — Бросив взгляд за окно, он кивком головы указал на положение солнца над горизонтом и прибавил: — Если позволите, мне пора.

София едва не расплакалась, когда он попрощался и вышел из комнаты, а когда дверь за ним закрылась, опустила глаза в пол, чтобы их не увидела графиня.

Графиня, снова сев в кресло подле кровати, сказала:

— Полковник Грэйми — хороший человек.

— Да.

— Он мне очень напоминает своего племянника, — обронила графиня. — Ты не находишь?

София осторожно кивнула.

— Да, у них много общего, я тоже заметила.

На какое-то мгновение в комнате повисла тишина, нарушаемая только громыханием стекол в окнах от ветра и вечным шумом волн, бьющихся в скалы под башней. Когда графиня заговорила снова, голос ее был спокоен, а слова просты:

— Он знает?

София отвернулась, ее смущение было столь очевидным, что графиня смягчилась еще больше и спросила более понятно:

— Мистер Мори знает, что ты носишь его ребенка?

У Софии чуть сердце не остановилось. Она вела себя так осторожно, что графиня, казалось, никоим образом не могла узнать правду. А потом она догадалась.

— Кирсти рассказала вам. — В волнении она снова отвернулась бы, если бы ладонь графини не легла на ее руку.

— Милое мое дитя, нет. Никто мне не рассказывал. Ты забываешь, я ведь сама мать. — Голос ее зазвучал довольно спокойно. — Тебе нужно расспросить моих сыновей и дочерей, удалось ли им сохранить от меня свои тайны.

— Вы давно догадались? — София опустилась на подушки.

— Несколько месяцев назад.

— Но вы же ничего не говорили!

— Нет. Я надеялась, что ты сама расскажешь мне со временем.

София опустила глаза.

— Я надеялась, что… что Джон…

— Он не знает?

София покачала головой. Она хотела все объяснить, но пока не знала, как начать.

Графиня обнадеживающе пожала ей руку.

— Дорогуша, не волнуйся. Мистер Мори — человек чести.

— Намного больше. — София подняла голову и затаила дыхание. — Он мой муж.

Когда графиня ошеломленно воззрилась на нее, София опять достала тяжелое серебряное кольцо с красным камнем и предъявила его в качестве доказательства. И снова ее сердце замерло в ожидании ответа женщины, мнение которой для нее значило, наверное, больше, чем чье-либо еще.

Шли секунды. И когда София поняла, что больше не выдержит молчания, графиня наконец заговорила:

— Вижу, некоторые тайны ускользнули от моего внимания. — Она смотрела на Софию так, словно увидела ее лицо впервые. — Не думала я, что ты решишься выйти замуж, не спросив у меня разрешения.

С виноватым видом она хотела что-то сказать в свое оправдание, но графиня еще не закончила. Она протянула руку и материнским жестом убрала со лба Софии волосы.

— Когда ты приехала в Слэйнс, я знала, как ты страдала все эти годы в доме своего дяди. Лишить дитя невинности — страшный грех. Поэтому, что бы еще он с тобой ни сделал, я рада, что он не убил твой дух и твой независимый нрав. — Она улыбнулась. — Если уж ты решилась поступать по-своему, не слушая старших, ты могла бы наломать дров и похуже. Будь я помоложе, я бы и сама посчитала мистера Мори очень даже завидным женихом.

Теперь уже София в изумлении распахнула глаза, не зная, что и отвечать. Она-то ожидала наказания, а получила благословение.

— Однако, — прибавила графиня добрым, но твердым тоном, — нужно знать, когда проявлять свою независимость, а когда лучше о ней забыть на время. Родить ребенка — не такая уж простая вещь. Ты слишком молода, дорогая моя, чтобы справиться с этим самостоятельно.

София знала, что спорить с этим решительным взглядом бесполезно. Да и не было у нее настроения спорить, потому что огромное облегчение от того, что графиня, оказывается, все давно знает, наконец-то наполнило ее сердце долгожданным покоем, и все ее страхи о том, что она будет делать в ближайшие месяцы, развеялись, будто и не существовали вовсе.

Вдруг ребенок внутри нее с силой толкнулся, словно давая знать, что нападение Уика не причинило ему никакого вреда. И, вобрав в себя эту силу, София сказала:

— Сейчас мое единственное желание — чтобы с ребенком ничего не случилось.