Она пообещала, что будет гулять недолго, и провела его взглядом, пока он шел вдоль моря по песку. И очертания его плеч до того напомнили ей Мори, что у нее затрепетало сердце. София отвела глаза, а потом снова посмотрела на него затуманенным взором. Она даже немного обрадовалась, когда осталась одна.

Вскарабкавшись на дюны, она нашла место, где они с Мори так часто сидели вдвоем и разговаривали. Хотя на земле лежал снег, она села, поджав под себя ноги, и стала смотреть на море.

Здесь она не бывала уже несколько недель. Летом София часто сюда приходила, потому что именно здесь, на этом песке, она сильнее всего чувствовала связь между нею и Мори. Ей было приятно думать, что каждая волна, шелестевшая по песку, пришла сюда от французского побережья, чтобы расстелиться перед нею пеной, а потом в неизбывном ритме приливов и отливов вернуться к той земле, по которой ходил Мори. Этот простой, но яркий образ поддерживал ее, когда она дни напролет всматривалась в море в надежде заметить быстро приближающийся парус.

Но парус так и не появился, и, когда ребенок в животе подрос, она начала слишком плохо себя чувствовать, чтобы уходить так далеко. К тому же сам ребенок по-новому соединил ее с мужем, и у нее исчезла потребность предаваться воспоминаниям на берегу.

Но сейчас они охватили ее, и ее взор привычно направился к далекой линии горизонта, где море встречалось с небом, но на этот раз не с надеждой, а с опасением, потому что она представила, какая судьба может постигнуть французский корабль, если он подойдет к Слэйнсу, пока в нем находился Огилви.

Ибо, хотя полковника Грэйми убедить ей не удалось, да и Огилви казался совершенно безобидным человеком, она не могла отделаться от снедавших ее подозрений, так же, как не могла заглушить голос, который то и дело повторял у нее в голове слова, однажды сказанные Мори на дюнах: «Дьявол умеет приворожить, когда это ему выгодно».

И дело было не только во встрече Огилви и Билли Уика. Теперь, когда она начала думать об этом, ее вдруг осенило, что после приезда Огилви в замок прошло уже несколько дней, но графиня по-прежнему держалась с ним вежливо-отстраненно. А на чутье графини София полагалась больше, чем на чье-либо еще.

Посмотрев в сомнении на холодный горизонт, она снова услышала голос, но на этот раз не Мори, а полковника: «Счет пошел на дни». И когда солнце опустилось в облака, она поняла, что должна предпринять.

Расстраивать полковника или навлекать на него неприятности она не хотела, но если он не поверил ей и не предпринял никаких действий, кто-то должен это сделать. Она обратится к графине, расскажет, что видела, и пусть мудрая женщина поступает так, как сочтет нужным.

Приняв решение, София встала, спустилась с дюны и пошла по берегу, оставляя отпечатки ног на песке. Она увидела следы полковника Грэйми и рядом с ними цепочку отпечатков поменьше, собачьих, как решила она, и сразу вспомнила о предостережении Мори не отходить далеко от Слэйнса без мастифа.

Но это вызвало у нее лишь улыбку, потому что на берегу было так безлюдно, а на холме, на который она начала подниматься, столь пустынно, что она не увидела ровным счетом ничего такого, что могло бы ей чем-то угрожать. После отъезда Мори она ходила этой тропинкой десятки раз. Она могла бы пройти по ней с закрытыми глазами и не отклониться от дороги ни на шаг.

Поэтому Софию удивило, когда на полпути к вершине холма ее вдруг охватило странное чувство, как будто по спине пробежал холодок. Она остановилась и нерешительно обернулась.

На берег умиротворенно набегали волны, погруженные в тень дюны замерли в извечном спокойствии. Ничто не двигалось на берегу, кроме воды и ветра, колыхавшего траву. Она расслабилась. Наверняка это воображение разыгралось, решила она. Чудятся всякие призраки, которых тут отродясь не бывало.

Легонько улыбнувшись своей глупости, она развернулась, чтобы продолжить подъем и… увидела прямо перед собой Билли Уика.

Ей показалось, что он появился из ниоткуда, был явлен на этот холм самыми темными магическими силами, чтобы не дать ей пройти дальше. Он позволил ей отступить на шаг и даже не пошевелился, чтобы ее остановить, но улыбка на его лице была страшнее любого прикосновения.

— И куда это вы так торопитесь, красавица?

Ее страх только распалит его, она понимала это, поэтому решила, что он не должен увидеть, как она испугалась. Лишь крепко сжала руки на платье. Подняв подбородок, она спокойным, ровным голосом произнесла:

— Пропустите.

— Всему свое время.

Там, где они стояли, никто не мог их увидеть. Ни из домиков неподалеку, ни из окон замка, потому что их перекрывал склон холма. Кричать тоже бесполезно — все равно никто не услышит.

Заглушив первые признаки паники, она стала думать. Возвращаться обратно на берег бесполезно — так она ничего не выиграет. А если, наоборот, броситься вперед, мимо него, и убежать? Наверняка он этого не ожидает. Так же вряд ли он ожидает, что она попытается прорваться по ближнему к морю краю крутой тропинки. Он скорее думает, что она попробует обойти его с другой стороны, где лежит снег и торчат пучки грубой травы, а не по узкой полоске земли, предательски обрывавшейся почти отвесным склоном с черными камнями и ледяным морем внизу.

София набрала полную грудь воздуха и решилась.

Она оказалась права. Ее бросок в сторону обрыва застал его врасплох, что позволило ей выиграть несколько драгоценных секунд, и, возможно, она даже успела бы миновать его, если бы он не очнулся и, развернувшись, не схватил бы ее за руку со змеиным проворством. Энергия ее резко прерванного движения выбила их обоих из равновесия, и Софию бросило на землю. Падение было таким жестким, что у нее лязгнули зубы и из глаз посыпались искры.

Билли Уик рухнул еще тяжелее, прямо на нее, и придавил к земле. Ухмылка исчезла с его лица. Они лежали на тропинке, и София понимала, что садовник — человек сильный, хоть и невелик ростом, и вряд ли ей удастся побороть его.

— Так что, как ты хочешь это сделать, красавица? — с ухмылкой произнес Билли Уик. — Мне-то немного надо, только то, что ты дала мистеру Мори.

Посмотрев на него холодными, как лед, глазами, она отрубила:

— Вы с ума сошли. — Но страх уже подчинил ее себе, и садовник это увидел.

— Да, красавица, ты дашь это мне, и с радостью, а не то придется мне рассказать капитану Огилви, что ты говорила мистеру Мори у меня в саду, когда он уезжать собирался. Я смотрел на вас и прямо слезами обливался. — В глазах его появилось удовлетворение зверя, который, поняв, что добыча уже никуда не денется, собирался поиграть с нею. — Думаю, капитану Огилви тоже это понравится. Он платит серебром за такие рассказы, а хозяева его, на которых он работает, давно уже хотят Мори к рукам прибрать.

Лицо Софии обдало ледяным ветром, и сквозь гул в голове проступил голос Мори: «Он не должен узнать, что ты моя…»

Мори говорил о герцоге, а не об Огилви, но она сознавала, что это настолько же опасно, потому что Билли Уик дал ей понять: Огилви получает деньги из двора королевы Анны, и, если им станет известно, что она — жена Мори, они попытаются использовать ее, чтобы добраться до него. Не за себя она беспокоилась, если ее начнут запугивать, она выдержит это ради него. Но она была не одна. С ней был ребенок, его ребенок.

Она почувствовала, что руки Уика начали жадно ощупывать ее тело. От этого прикосновения она вся сжалась и отвернулась лицом к заснеженной земле, крепко зажмурив глаза.

— Видишь? — Его зловонное дыхание обожгло ей щеку. — Нет у тебя выбора.

Он подвинулся и навалился на нее еще тяжелее. А потом он исчез. Какая-то яростная сила одним движением сорвала его с нее.

— А я думаю, есть, — прозвучал холодный и опасный, как острая кромка льда, голос полковника Грэйми.

София, не в силах поверить, что такое могло случиться, приоткрыла глаза, совсем чуть-чуть, только чтобы понять, что произошло, и увидела полковника, который стоял рядом с Билли Уиком и смотрел на него с таким видом, с каким, наверное, ходил на поле боя. Теперь лицо его казалось не добрым, а убийственно спокойным. Одной своей рукой он заломил руку садовника ему за спину, а второй держал его за горло. София заметила в глазах Уика страх, который он сам так часто внушал другим, когда полковник рывком прижал его к себе и тихо произнес ему в самое ухо:

— Я думаю, у нее есть выбор.

А потом София увидела, как руки полковника одним молниеносным движением обхватили голову Уика, и по последовавшему глухому звуку и по тому, как садовник безвольно обмяк, она поняла, что у него сломана шея. Полковник презрительно отбросил тело в сторону.

— А теперь ступай к дьяволу, — напутствовал он труп и столкнул сапогом с обрыва. Безжизненное тело покатилось, подпрыгивая по почти отвесному склону к выступающим из воды острым камням внизу.

Ошеломленная София провела его взглядом. Никогда еще на ее глазах не происходило убийство. «Таков же, наверное, и Мори на поле боя», — подумала она. Наверняка его лицо тоже становилось таким же холодным и непроницаемым, а глаза, как и у дяди, загорались огнем, природа которого ей была непонятна. Ее потрясла эта перемена.

Пока она смотрела на полковника, не в силах произнести ни слова, черты его опять преобразились. Лик безжалостного воина снова превратился в знакомое ей лицо, и ярость погасла в его глазах, когда он склонился над ней.

— Вы не ранены? — с тревогой в голосе спросил он.

Она не смогла облечь ответ в слова — таким сильным было потрясение, — и лишь медленно покачала головой. Однако это небольшое движение почему-то оказалось болезненным, и она поморщилась.

Полковник осторожно просунул ладонь под ее голову, коснулся теплыми пальцами волос, потом вытащил из-под нее руку и поднял перед собой. София увидела, что его пальцы красные от крови. От ее крови.