— Он солдат из французского полка Ли. Его прислали сюда с Хуком, чтобы подготовить местную знать к возвращению короля.

— Солдат. — Грэм усмехнулся и опять взялся за кофе. — Не самый худший вариант.

— Вообще-то, он офицер. Подполковник.

— Даже лучше.

— Его старший брат был лэрдом Аберкарни.

— Ах, это теМори, — сказал Грэм и кивнул. — Из Стратхэрна. Я немного знаю об этой семье, разве что тот знаменитый эпизод, когда один из лэрдов, Джеймс Мори, не участвовал в битве при Каллодене из-за того, что его слуга ошпарил ему ноги кипятком, вот бедолага! Из-за этого он не смог сражаться вместе с Красавчиком принцем Чарли. Но в восьмом году он был еще маленьким.

Я слушала его и в уме поражалась: неужели это тот самый «ребенок совсем маленький, полтора года», о котором говорил Мори в тот день, когда они впервые отправились на прогулку с Софией, и который, как он жаловался, мог не узнать его при встрече?

— Нужно будет почитать об этой семье. Должен же я знать, кем ты меня выставляешь. Джон Мори, ты сказала?

— Да.

— И какая у него роль в твоей книге?

— Ну, он… герой.

Чайник закипел, но Грэм не обратил на него внимания. Он снова обернулся и посмотрел на меня теплыми глазами.

— Герой?

Я кивнула.

— Я думал, у тебя все построено вокруг Натаниэля Хука.

— Хук там пробыл очень недолго. Он уехал встречаться с дворянами, а Мори остался в Слэйнсе на май и начало июня.

— Понятно.

Чайник угрюмо замолчал, как будто понял, что сейчас он нам не нужен. Грэм наконец развернулся ко мне полностью и оперся спиной о тумбочку, удобно сложив руки на расстегнутой рубашке.

— И что он успел натворить, твой Джон Мори, пока оставался там?

— Да всякое, разное. — На этот раз я не покраснела, но по выражению его глаз поняла, что это меня не спасло.

— В этой истории есть женщина?

— Почему бы нет?

— Что ж, тогда… — Его намерения были понятны еще до того, как он оторвался от тумбочки, и все равно я рассмеялась, когда он подхватил меня, легко, будто я вообще ничего не весила, и бережно прижал к груди.

— Грэм!

Его руки сжались сильнее.

— Нет. Ты же сказала, что любишь, чтобы в твоих книгах все было как в жизни. — Он понес меня в спальню. — А отец велел мне всячески тебе помогать, — прибавил он.


Зазвонил телефон.

С трудом осознавая, что происходит, я перекатилась на другой край кровати, накрутив на себя скомканные покрывала и простыни. На подушке я увидела вмятину в том месте, где лежала голова Грэма, пока мы спали. Но самого его не было.

Тут мне смутно начало вспоминаться, как он уходил. Как он поцеловал меня, как поправлял одеяло, но я, хоть убей, не могла вспомнить, что он говорил. И я представления не имела, который сейчас час и вообще какой день недели. В комнате было почти совсем темно.

В гостиной продолжал разрываться телефон, я встала и взяла трубку.

— Ты дома! Хорошо, — сказал отец. — Я тебе раньше звонил, но ты не отвечала. Где ты была? — Вряд ли я могла ему рассказать, где была, и тем более, почему не отвечала на звонки, особенно когда телефон зазвонил впервые, сразу после обеда. Я обрадовалась, что отец сейчас не находится рядом и не видит моего лица.

— Просто выходила по делам.

— Опять собирала сведения для книги?

Как же все-таки хорошо, что он не видел меня!

— Да, что-то вроде того.

— Ну хорошо, милая. Настало время нам с тобой серьезно поговорить. Мне позвонил Росс Макклелланд.

— И что? — сказала я, собираясь слухом перед неминуемым вопросом.

— Он узнал, что Анна Мэри Патерсон была похоронена в августе 1706 года, недалеко от Керкубри. В деревне.

Не дождавшись от меня никакой реакции, он прибавил:

— Поэтому, я думаю, тебе пора рассказать мне, откуда ты все это узнаешь.

— Не могу.

— Но почему? — изумился он.

— Потому что ты решишь, что я свихнулась.

— Дорогая… — Даже на таком расстоянии я услышала, каким серьезным сделался его голос. — Ты помнишь, когда вышла твоя первая книга и я спросил, откуда ты берешь свои истории, ты ответила, что слышишь голоса и просто записываешь, что они говорят?

Я помнила.

— Так вот, — сказал он, — если я тогда не отправил тебя в сумасшедший дом, почему ты думаешь, что…

— Это другое.

— Попробуй. Поделись.

— Папа, ты инженер.

— Ну и что? Это значит, что я приземленная личность?

— Это значит, что ты не веришь в вещи, которые невозможно доказать.

— А ты попробуй, — терпеливо повторил он.

Я вздохнула поглубже и рассказала, по необходимости вставляя факты, которыми снабдил меня доктор Уэйр, надеясь, что это придаст моему рассказу научности. И в конце концов подытожила:

— Так что я, похоже, унаследовала ее воспоминания, и жизнь здесь, в Слэйнсе, каким-то образом заставила их всплыть оттуда, где они хранились.

Последовало недолгое молчание, потом он сказал:

— Интересно.

— Вот видишь? Ты думаешь, что я сошла с ума.

— Я это говорил?

— А тебе и не надо. Я помню твою реакцию, когда тетя Эллен сказала, что видела привидение.

— Ну, привидение — одно дело, а ДНК — совсем другое, — возразил он. — С ДНК всякое возможно. Знаешь, например, что в генеалогии сейчас используют ДНК для прослеживания определенных линий наследственности? Если проверить кровь Росса Макклелланда и мою, у нас в ДНК будут одинаковые маркеры, потому что мы оба происходим от одного человека.

— От отца Дэвида Джона Макклелланда, — сказала я, нахмурившись.

— Совершенно верно. Хью. У него было два сына: Дэвид Джон и Уильям, но он умер, когда они еще были маленькими, и оба мальчика каким-то образом оказались в Северной Ирландии. Думаю, их отправили на воспитание к родственникам. Шотландские пресвитериане к тому времени уже обосновались в Ольстере, но по-прежнему посылали своих сыновей искать жен в Шотландии, и, скорее всего, именно поэтому наши Макклелланды вернулись в Керкубри. Уильям нашел жену и больше не вернулся в Ирландию. А Дэвид нашел Софию.

Если я не ответила сразу, то только потому, что не хотела лишний раз напоминать себе о том, что у Софии не сложилось с Мори. Увлекшись их романом, я не думала о том, что у него может быть несчастливый конец.

— А как жаль, — вздохнул отец, — что тебе не передалась память Дэвида! Как бы мне хотелось узнать хоть что-нибудь о первых годах его жизни в Ирландии, до женитьбы. Семейная Библия появилась уже после этого.

Отвечая больше на его тон, чем на слова, я сказала:

— Я знаю.

— Что?

— Ты ведь не веришь мне.

— Милая, верю я тебе или нет, не имеет никакого значения. Сам я не могу даже предположить, как ты узнаешь все эти имена и даты, поэтому считаю, что твоя генетическая теория ничем не хуже остальных.

— Спасибо и на этом.

— То есть я-то хотел надеяться, что ты нашла какую-нибудь книгу, мне неизвестную, или что-то в этом роде.

— Извини, что обманула твои надежды.

— Тебе незачем извиняться, — возразил он. — Ты помогла мне углубиться на два поколения Патерсонов. И, как я уже сказал, я буду прислушиваться к тому, что ты скажешь.

Я достаточно хорошо знала отца, чтобы понимать: это обещание — не пустые слова, он будет искать документальные свидетельства любых «подробностей» из жизни Софии, которые я вспомню, с таким же усердием, как если бы я нашла их в книге.

И все же я не стала говорить ему о том, что брак Софии с нашим Макклелландом мог быть не первым ее браком, что за три года до этого она могла связать себя узами брачного договора с молодым подполковником, служившим французскому королю.

Этим я пока делиться не хотела.

Все равно отец не смог бы найти этому доказательства, а даже если бы он и нашел что-то, какая-то глубинная часть моего сознания хотела до поры до времени сохранить секрет Софии, как она сама хранила его много лет назад.

Я подчинилась инстинкту, хотя и знала, что это иррациональное чувство. Сцену я уже написала, и, когда книга выйдет из печати, ее прочитают другие люди и секрет перестанет быть секретом. Но я чувствовала ответственность перед Софией и Мори, на этот короткий промежуток времени я должна была сохранить их счастье, помочь им продлить его хоть ненадолго… Пусть и знала, что его, как песок, просыпавшийся сквозь пальцы Софии, невозможно было удержать.


X

«Это все равно, что ждать, когда на твою шею опустится топор палача», — думала София.

Лишь вчера в Слэйнс вернулся полковник Хук, усталый и изможденный после нескольких дней, проведенных в седле. А этим утром на заре «Отважный», французский фрегат месье де Лигондэ, снова появился и на всех парусах подошел к берегу, в точном соответствии с полученным ранее указанием три недели оставаться в море.

Сердце у Софии было не на месте. Она не могла смотреть на Мори, который сейчас сидел за обеденным столом на своем обычном месте, напротив нее, потому что не хотела, чтобы он увидел ее терзания. И хорошо, подумала она, что все остальные настолько заняты разговором, что даже не заметили того, что ни одно из прекрасных блюд миссис Грант не вызвало у нее аппетита: ни устрицы, ни баранина, ни дичь. Смесь самых аппетитных запахов, которые раньше не оставили бы ее равнодушной, сегодня не манила ее совершенно. Толкая кусок мяса вилкой по тарелке, она слушала, как граф Эрролл расспрашивает Хука о встречах с вождями кланов.

— Почти все, — сказал Хук, — поставили свои имена под присягой, в которой обещают королю Якову свои мечи и верность. Они обещают оказать всяческую помощь и защиту королю, когда он прибудет. Если теперь вы подпишете присягу от своего имени и от имени тех, кто уполномочил вас подписываться за них, я с радостью отвезу ее в Сен-Жермен и передам лично в руки королю.