Стюарт поднял руку.

— Я могу еще выпить?

— Да. — Грэм улыбнулся и сделал еще один глоток виски, пока его брат ненадолго вышел из комнаты и вернулся с наполненным стаканом и вопросом к отцу:

— Духовку не пора выключать?

— Боже мой! — всплеснул руками Джимми, вскочил и выбежал из комнаты.

Стюарт, заняв свое место, обратился ко мне:

— Еще ни разу не случалось, чтобы он не спалил мясо.

— Но мы все равно его едим, — пожав плечами, возразил Грэм.

— Я просто предупреждаю ее, — сказал Стюарт. — Ну ладно. На чем мы остановились? Кажется, я спрашивал об унии, и ты пока что не ответил. Эти ученые вечно рассусоливают, — пожаловался он мне.

— Итак, с приходом к власти короля Вильгельма, — терпеливо продолжил Грэм, — положение Шотландии катастрофически ухудшилось, беды следовали чередой. В последние годы века случился такой неурожай, что бедняки сотнями умирали от голода, при том, что английские законы и непомерные пошлины попросту душили шотландскую торговлю и судоходство. Когда же Шотландия наскребла достаточно денег для образования колонии в Дарьене — это область в Панаме, — чтобы заняться торговлей вдали от английской Ост-Индской компании, англичане в ответ прекратили все поставки и помощь, которые могли бы помочь колонистам выжить. Когда Дарьен пал, шотландские инвесторы потеряли все. Шотландия оказалась не просто разорена, страна погрязла в долгах, и нам даже нечего было продать, — сказал он. — Кроме независимости. К этому времени Вильгельм уже овдовел, но еще продолжал воевать с Францией. Он не хотел умирать и оставлять французского короля с козырными картами. До тех пор, пока Шотландия оставалась отдельной страной, всегда существовала угроза того, что король Яков или его сын, младший Яков, могут, заручившись поддержкой Франции, вернуться, что было чревато осложнениями для Англии. Вильгельму пришло в голову, что, раз троны Англии и Шотландии объединились около ста лет назад, то теперь можно объединить и парламенты, образовав единое государство Великобританию.

— Ага, — протянул Стюарт, начиная понимать.

— Вильгельм умер, но передал идею образования унии королеве Анне, сестре его жены, второй дочери старого короля Якова. Анна — дама несколько более приятная, чем ее сестра. По крайней мере в частных беседах она признавала младшего Якова единокровным братом, и многие надеялись, что, поскольку своих детей у нее не было, она именно его назначит своим преемником. Но ее советники имели другие планы и быстро уговорили ее выбрать в наследники другого родственника, представителя немецкого дома Ганноверов. Шотландский парламент на это ответил, что признает ганноверскую линию только в том случае, если получит право влиять на внешнюю политику в тех вопросах, которые противоречат нашим интересам, как, например, война, которую королева Анна все еще вела с испанцами и французами.

— Рискну предположить, — вставил Стюарт, — что Англия не согласилась на это.

— Они нанесли удар, — сказал Грэм, — издав Акт об иностранцах, в котором говорилось, что, если шотландцы не примут участия в переговорах о создании унии, каждый шотландец, живущий в Англии, будет считаться иностранцем. Кроме того, все принадлежащие шотландцам земельные владения на территории Англии будут возвращены короне, и нам запретят продавать товары на экспорт.

— Похоже, у нас не осталось выбора, — вставил Стюарт.

Брат посмотрел на него.

— Выбор всегда есть. Но у богатых шотландских дворян капиталы, как это всегда бывает, были рассредоточены по обе стороны границы, и они не хотели рисковать, из-за чего в конце концов и согласились на переговоры. Наш друг герцог Гамильтон на очередном заседании парламента внес предложение: представителей Шотландии, которые будут принимать участие в переговорах об унии, должна назначить сама королева Анна. Решение принималось голосованием путем поднятия рук, и, поскольку он специально подгадал момент, когда отсутствовали многие члены оппозиции, предложение было принято с перевесом в несколько голосов, и это автоматически означало, что практически все переговорщики будут сторонниками унии. И это, — добавил Грэм, — лишь один пример его подлости.

— Так что, унию приняли?

Грэм усмехнулся.

— Ты в школу ходил?

— Ну, теперь-то у нас собственный парламент.

— Да, но он появился совсем недавно. Господи, Стю, ты не такой молодой, чтобы не помнить, какой во всей стране шум стоял по поводу самоуправления! Шотландская национальная партия. Помнишь? Толпы на улицах. — Когда Стюарт с отстраненным видом посмотрел на него, Грэм покачал головой. — Пропащий ты человек.

Стюарт, пожав плечами, ответил брату:

— Наверное, когда все это происходило, я за границей был.

— Скорее, в пабе просидел.

— Возможно, — не стал спорить Стюарт. — А что, это имеет значение?

— Нет, если только твои дети не спросят тебя, когда в нашей стране снова заработал парламент после почти трех веков его отсутствия.

Я, скажу честно, усомнилась в том, что такое возможно. Стюарт Кит был не из тех мужчин, которые женятся и обзаводятся детьми. Жизнь для него была игрой, сплошным весельем, и маловероятно, чтобы он мог, оставаясь с одной женщиной, наблюдать, как она стареет, или возиться с плачущими детьми.

Мне было интересно сидеть в уютном кресле и наблюдать за ними двумя, пока Грэм читал свою лекцию по истории. У каждого из них был свой характер, и все же они были стопроцентными братьями.

За добродушным подшучиванием скрывались искренняя взаимная любовь и уважение, и было видно, что каждому из них нравится разговаривать с братом.

Джимми, который вернулся сообщить, что обед готов, завершил картину, и по тому, как трое мужчин держались в обществе друг друга, я поняла, что эта семья всегда была счастливой.

Кроме этого, я поняла и то, здесь уже давно не было никаких женщин. Дом этот превратился в мужское царство, что проявлялось во всем: от несочетающихся фаянсовых тарелок из разных сервизов до грубой простоты стола, за которым мы ели.

С буфета нам улыбалась фотография в серебряной рамке. Джимми заметил, что я на нее смотрю.

— Моя жена, — сказал он. — Изабель.

Я бы поняла это и без подсказки. Я уже хорошо изучила серые глаза такого же, как у нее, цвета Северного моря зимой.

— Красивая, — сказала я.

— Да. Жаль, что ее нет с нами сегодня. Уж она бы поспрашивала вас о вашей книге. Она всегда мечтала сама писать.

Грэм добавил:

— Она вообще-то могла бы даже помочь вам. Мать была из семьи, которая очень давно живет в этих краях.

— Это точно, — кивнул Джимми. — Она бы вам, красавица, много чего рассказала. И накормила бы по-людски.

— Вы отлично приготовили мясо, — заверила я его.

Ростбиф, как и предупреждал Стюарт, получился слегка пережаренный и суховатый, но соус скрадывал эти недостатки, да и морковь с печеным картофелем, хоть и были чуточку передержаны, оказались на удивление вкусными.

— Не хвалите его, — посоветовал мне Стюарт.

Он сел рядом со мной, и теперь его рука время от времени легонько задевала мою. Я, конечно, понимала, что это было не случайно, но не могла же я просто встать и отодвинуть стул от него. Надеялась я только на то, что Грэм, занявший место напротив меня, тоже это понимал.

Однако по его лицу я не могла определить, о чем он думает.

День проходил не так, как я надеялась. Я-то думала, что мы с Джимми и Грэмом будем втроем, что мы поговорим, а потом он пойдет провожать меня домой, и… Кто знает, что могло бы произойти потом?

Но у Стюарта были свои соображения. Если всю историческую лекцию он высидел спокойно и почти молча, то затем, похоже, вознамерился остаток дня оставаться в центре внимания.

Как только разговор перемещался с него на другую тему, он снова искусно переводил его на себя. Грэм же все больше молчал, позволяя ему делать это.

К концу обеда я разозлилась на обоих братьев: на Стюарта — за то, что он все это время усердно обихаживал меня, как собака, помечающая территорию, давая понять брату, что он не должен посягать на его самку, и на Грэма — за то, что он позволял это Стюарту.

Осталась я только ради Джимми. Когда выпили кофе, он стал собирать тарелки, и я предложила помощь, но старший из мужчин твердо покачал головой.

— Нет-нет, красавица, поберегите силенки для своей книги.

Что дало мне повод, поблагодарив его за обед, объявить, что мне пора.

— Я утром бросила работу на середине главы и должна ее дописать.

— Хорошо. Только дайте я сначала отнесу вот это на кухню. — Джимми с горой тарелок в руках посмотрел на Стюарта. — Стю, будет тебе языком трепать, бездельник. Сходи принеси красавице ее куртку.

Стюарт вышел, Джимми последовал за ним, и мы остались с Грэмом одни.

Я почувствовала, что он смотрит на меня. Мой взгляд сосредоточился на скатерти, пока я про себя подбирала слова и отсеивала их все, пытаясь придумать, что сказать.

Но молчание нарушил он.

— «Ах, милый, ты не одинок: и нас обманывает рок…»

Он думал, что я улыбнусь, но я не улыбнулась. Тогда Грэм сказал:

— Ты понимаешь, что Стюарт считает тебя своей?

— Да. — Тут я подняла голову и встретилась с ним взглядом. — Но это не так.

— Я знаю. — Голос его был спокоен, он хотел, чтобы я его поняла. — Но он мой брат.

«И как, простите, это понимать?» — подумала я. Раз его брат не скрывает своих планов на мой счет, он не считает правильным вмешиваться? Или, несмотря на мои предпочтения и на тот факт, что между нами что-то как будто происходит, Грэм решил попросту забыть об этом, отказаться от всего, потому что его брат может возразить?

— Вот, держите, — сказал Стюарт, проскользнув в дверь гостиной с моей курткой в руке.