— Меган уже спускается, а я присоединюсь к вам через несколько минут. Сделай одолжение, присмотри за ней.

— Что-нибудь случилось?

— Она была немножко бледной, когда выходила. — Дункан сделал гримасу. Его слова были явным преуменьшением: она была бела как алебастр.

— Надеюсь, это не заставит вас сократить уик-энд, — сказал Малкольм.

— Не знаю. Возможно, с ней ничего страшного.

— Я с радостью присмотрю за ней. Но не придавай моим словам другого смысла.

Дункан отметил, что голос Малкольма звучит весьма жизнерадостно. «Если у нас что-то и произошло, — а теперь Дункан пытался уверить себя, что все случившееся лишь плод его фантазии, — не нужно впутывать в это дело Малкольма».

После того как они попрощались, Дункан прошел в спальню, чтобы одеться к выходу. В рукава рубашки он вставил черные запонки, закрепил на шее бабочку и облачился в прекрасно сшитый фрак.

В воздухе разливался запах «Шанель № 5», любимых духов Меган. «Несмотря на бледность, она выглядела очень привлекательной, выходя из номера», — подумал Дункан. В этот вечер в ней явно было что-то необычное. Но что — он не мог понять.

Временами, когда он принимал изрядное количество алкоголя, в нем просыпалось желание физической близости с Меган. Он должен отдать ей должное: если у нее и был какой-то талант, так это талант любовницы. Но они уже не занимались сексом долгое время. Может быть, сегодня ночью?..

«Это должен быть сон», — думала Джейд, ожидая лифт. Сон на уровне высших достижений техники, такой реальный, что она могла не только видеть и слышать, но также осязать и обонять. Все ее чувства были задействованы. Она свободно различала запахи парфюмерии и табака, заполнявшие коридор. Звук шагов за закрытыми дверями, доносившийся оттуда смех — все было до боли реальным. Как наяву, она ощущала шелк платья на своем теле.

Это было жутковато. Шок от того, что произошло несколькими минутами раньше, продолжал вибрировать в глубине ее души. Если ее теория насчет сна неверна, то этому может быть только одна альтернатива: она сошла с ума. Но несмотря на напряжение, в котором она находилась со времени звонка Айры, Джейд не могла приписать свое нынешнее состояние нервному срыву.

Ее жизнь основывалась на непреложных истинах: небо голубое, земля круглая, дважды два всегда и непременно четыре. Она верила в причины и следствия и гордилась своей способностью делать логические умозаключения. И вот: она не могла дать никакого логического объяснения загадочному превращению своего номера или появлению в нем человека, уверенного, что она его жена — Меган Карлисл. Но если дважды два — до сих пор четыре, то она видит сон, сюрреалистический кошмар, где, как на картинах Сальвадора Дали, время течет вспять. Она сильно ущипнула себя, надеясь, что боль заставит ее проснуться. Единственным результатом стало красное пятно на запястье. Сон обладал всеми проявлениями реальности. И это было в нем самое страшное.

Мужчина в ее номере тоже был испуган. И невероятно красив… И чертовски самоуверен; она испытывала какое-то неудобство от его ярко выраженной мужественности. Он вызывал в ней раздражение, поскольку принадлежал к тому типу мужчин — холодному, возможно, даже жестокому, — который повсеместно вводит женщину в заблуждение, давая понять, что только она одна может растопить его ледяное сердце.

Джейд усмехнулась. Она думает о нем как о реальном человеке из плоти и крови, а не как о порождении ее подсознания. Этот мужчина вызвал в ней воспоминание о тех, которые населяли ее романы, — чрезвычайно желанных, абсолютно недостижимых, лишенных чувств, таких законченных негодяях, которые…

Ее размышления были прерваны приходом лифта. В открытых железных дверях показался одетый в униформу лифтер. Он отступил в сторону от причудливых дверей — подобные двери она встречала только в фильмах о 20-х годах.

— Собираетесь вниз? — вежливо спросил он.

Она невольно сделала шаг назад. Несколькими часами ранее лифты в «Ла-Фонде» были ультрасовременными, и в них не было никаких лифтеров. Сузив глаза, она подозрительно взглянула на него:

— Когда вы сегодня заступили на работу?

— С полудня, — ответил мужчина в униформе.

Она подумала о том, что, быть может, администрация «Ла-Фонды» нанимает лифтеров для работы в вечерние часы. Но этот человек явно был частью сна: этакая химера в красной униформе. Молясь, чтобы ноги не отказали, Джейд стоически прошествовала в лифт.

— Как долго вы пробудете у нас на этот раз? — спросил лифтер, закрыв двери.

«На этот раз»? Очевидно, лифтер, как и тот мужчина в номере, считал, что знает ее.

— Я еще не знаю, — ответила она, полагая, что это самый лучший ответ на все происходящее.

Лифт остановился на втором этаже, и в него вошла пара.

— Надеюсь, ты ничего не забыл, — говорила женщина своему спутнику, — поскольку я не люблю возвращаться назад. Ох уж эти провинциальные городки! Думаешь, что до Санта-Фе должны ходить поезда — в конце концов на дворе XX век. Но ничего подобного: указывается, нужно ехать на автобусе до Лами, чтобы попасть на восточный экспресс.

Она обернулась и взглянула на Джейд, словно ожидая с ее стороны согласия, но Джейд держала губы крепко сжатыми, уставившись прямо перед собой. Лифт остановился на первом этаже. Лифтер открыл двери, и парочка вышла в вестибюль, все еще продолжая недовольно ворчать.

— Туристы! — произнес лифтер презрительно. Его взгляд явно говорил о том, что он считал Джейд союзницей.

— Туристы, — с готовностью повторила она.

Пока что все ее попытки контролировать кошмар явно терпели провал. Она попробовала собраться, привести себя в чувство.

— Я не хотел бы беспокоить вас, мэм, — произнес уважительно лифтер, — но меня вызывают наверх. — В подтверждение своих слов он указал на светящуюся панель в кабине.

Джейд заставила себя шагнуть вперед. Если ее сон все-таки продолжается в своей ирреальной рациональности, то, выйдя из лифта, она должна попасть в холл, выходящий в вестибюль «Ла-Фонды».

Набрав в грудь побольше воздуха, она покинула относительно безопасную кабину лифта. Двери за ней быстро закрылись, и Джейд осталась одна на незнакомой территории. Она сделала один неуверенный шаг, потом другой, оглядываясь по сторонам. Все вокруг выглядело иначе.

Несколько долгих минут она беспомощно озиралась, невольно подмечая происшедшие изменения. Главный вход отеля переместился с северной стороны на восточную, вместо кафе было патио — внутренний дворик в испанском стиле. В южной части здания располагался вымощенный плитами зал, через широкие окна которого просматривалась площадь. Но на ней не было никаких сувенирных магазинчиков и бутиков, мимо которых она проходила утром.

Она услышала звуки музыки — оттуда, где еще несколько часов назад был гостиничный вестибюль, и направилась туда. На месте широкой гостиничной стойки была эстрада, и сейчас на ней играли пять оркестрантов. Кресла и диванчики группировались около стен, создавая непринужденную клубную обстановку. На столиках стояли лампы, несколько огромных люстр висело на потолке. Единственной знакомой частью был мозаичный пол, выглядевший точно так же, как и утром.

Большинство мест было занято, несколько пар кружились в танце. Их наряды напомнили Джейд фильмы 20 — 30-х годов, которые она иногда смотрела в ночных программах телевидения. Прижимаясь к стене, чтобы как можно меньше привлекать внимание, она наблюдала за входящими и выходящими людьми.

В основном это были англосаксы, но иногда попадались и лица выходцев из Испании. Некоторые мужчины носили деловые костюмы, но большинство щеголяли во фраках. Как она ни присматривалась, ей не попадались посетители ни в свитерах, ни в ярких восточных кушаках, ни с шарфами или широкими галстуками на шее, что было обычным стилем для ночной жизни Голливуда.

Здесь черная бабочка или черный галстук были непременным условием. Пиджаки были двубортными и зауженными в талии. Брюки собраны в поясе, воротнички рубашек заужены, мягкие кожаные ботинки явно предназначались только для вечерних раутов.

Одежды женщин напоминали ее собственную: шелковые, бархатные и комбинированные платья, инкрустированные блестящими камнями, облегали фигуры их обладательниц, создавая ощущение такой эротичности, какую не в состоянии придать даже самые короткие мини-юбки. Джейд с испугом отметила, что дамы выглядели так, словно все они побывали в магазине Авроры Борилис.

Она блуждала взглядом по лицам окружающих, почти что ожидая увидеть в этой элегантной толпе своих покойных родителей. Некоторые из сидящих улыбались ей, пока она пробиралась вперед, как будто хорошо были с ней знакомы и хотели бы перекинуться парой слов. Любой брошенный наугад взгляд вызывал смутное чувство кровосмешения, обычное для вечеринок кинозвезд, где каждый знаком с каждым и по меньшей мере половина присутствующих переспали между собой в то или иное время.

Она улыбалась в ответ, пробираясь к нише в уголке вестибюля, где, как она заметила, продавались газеты и журналы. Взяв в руки номер газеты «Санта-Фе нью-мексикэн», она быстро пробежала заголовки: «Гигантский дирижабль графа Цеппелина ломает три мотора — и вынужден повернуть назад», «Знаменитый гангстер получает первый тюремный срок. Наводящий ужас Аль-Капоне арестован и осужден в ходе двенадцатичасового судебного заседания», «„Дженерал моторз“ покупает немецкие самолеты „Фоккер“«.

Сердце готово было выпрыгнуть из груди. «Нельзя впадать в панику», — приказала себе Джейд, впиваясь ногтями в ладони. Она, возможно, читала эти заголовки в давно забытых школьных учебниках истории. Это просто-напросто новые проявления ее воображения.

Затем она прочитала дату выпуска:

«17 мая 1929 года».

Джейд почувствовала, как кровь отхлынула от ее лица. Противный холодок возник где-то внутри, разливаясь по всему телу.

— С тобой все в порядке, Меган?