Александра Торн - Забвению неподвластно

В его голосе прозвучал приказ.

Она хотела выполнить его команду, но ноги отказывались ей повиноваться. Он продолжал подталкивать ее к двери, а она боролась за право остаться вместе с ним. Несмотря на эти усилия, Джейд внезапно обнаружила себя уже за дверью студии. Босые ноги ощутили под собой мягкую траву. Глоток холодного ночного воздуха отрезвил ее.

Спасти Дункана. Она обязана его спасти!

Джейд взглянула на студию, и надежда начала в ней оживать: казалось, что пламя сосредоточилось лишь на одной стене. Может, ей даже удастся залить его водой, если сразу же взяться за дело.

Минуты, которые она тащила в темноте шланг от дальнего конца дома к студии, показались ей вечностью. Еще больше времени пришлось затратить на закрепление шланга. Но она боролась с ним изо всех сил. Краем глаза Джейд заметила мелькнувший силуэт Дункана, вытащившего из студии ее портрет.

— Не ходи туда больше! — закричала Джейд. Но он не слушал ее предупреждения.

Она включила воду на полную мощь, но давление было слишком низким. За время ее короткого отсутствия пожар разросся, прибавил в силе. Она водила шлангом из стороны в сторону, переводя тонкую струю с одного вспыхивающего места на другое, придвинувшись почти вплотную к зданию. Ее кожа казалась раскаленной от жара. Несмотря на все усилия, огонь не сдавался.

Она звала Дункана, пока не охрипла. В этот момент пламя достигло крыши, и Джейд бросила бесполезный шланг и побежала к входу в студию. Впечатление, что горит всего одна стена, оказалось неверным. Сейчас студия полыхала со всех концов. Джейд подбежала к открытой двери и стала звать Дункана. Она с трудом различала его в дыму. Он пытался снять со стены еще одну картину.

Раздался ужасный треск, и Джейд подняла глаза к крыше, увидев, как стронулись с места массивные деревянные стропила. Она кричала, как в своем давнем сне. Но на этот раз она знала, кого ей нужно звать.

— Дункан! Дункан! Дункан!

Первое упавшее бревно не задело его, и на мгновение Джейд подумала, что шанс на спасение еще есть. Он бросил взгляд на потолок и осознал надвигающуюся угрозу, но картину из рук не выпустил.

Она вновь услышала треск, и второе бревно упало с потолка. Она стояла у самого входа, взывая к Дункану, снова и снова повторяя его имя:

— Дункан! Ду-у-нк-а-ан! Дууункаааан!

Эхо ее голоса еще звенело, когда следующее падающее бревно ударило Дункана по голове и сбило его с ног. До того, как она смогла сделать хоть какое-то движение, ос таток крыши рухнул, подняв столб искр в темно-фиолетовое небо.

Ранчо Сиело. 11 мая 1930 года

В быстро промелькнувшее время с момента сна до пробуждения память Джейд не сохранила ночного происшествия. Но ее подсознание помнило каждую деталь и было переполнено ужасом. Это побуждало ее спрятаться в умиротворяющий кокон забвения. Она старалась. Видит Бог, как она старалась!

Но в конце концов ее тело предало ее. Оно болело, болело все, до последней косточки. Боль была в легких, в горле, а левая рука, казалось, была зажарена в печи. Когда жжение стало нестерпимым, она проснулась. И ощутила аромат свежезаваренного кофе. Наверное, Дункан уже встал и поставил кофейник.

Она постаралась отбросить в сторону растущее ощущение непоправимого, но ничего не вышло. Чувство, что случилось что-то невозможное, оставалось на месте.

«Должно быть, это оттого, что я беременна», — подумала Джейд, открывая глаза. И с изумлением увидела Дулси Ортес, сидящую около ее постели. В ее руках поблескивали розовые четки, а губы шептали беззвучную молитву. Хотя Дункан время от времени ездил в Тругас навещать Ортесов, Джейд не видела ни Дулси, ни Джорджа долгие месяцы.

— Дулси? — спросила она хрипло.

Бывшая экономка посмотрела на нее:

— Вы проснулись, сеньора. — В ее голосе звучали странные нотки.

— Что ты здесь делаешь?

— Ох, сеньора, я так сожалею! — Оливковое лицо Дулси казалось белым.

Где-то глубоко внутри Джейд знала, почему Дулси здесь. Но она сопротивлялась правде каждой своей клеточкой. Поэтому она опустила ноги на пол, стараясь уверить себя, что сегодня — самый обычный день.

— Сколько сейчас времени?

— Час дня. — Слезы оставляли мокрые следы на обветренном лице Дулси.

— Не может быть! Я никогда не сплю так долго. — Джейд поднялась на ноги, чувствуя слабость, неуверенность и полную дезориентацию.

— Приходил доктор и давал вам какие-то таблетки, чтобы вы уснули.

Джейд пошатнулась, когда, вытесняя так необходимое ей забвение, перед ее глазами возникло ужасное видение. Пожар. Дункан. О Боже! Это не было сном! Она вспомнила все. Обрушившийся потолок. Попытку прорваться в студию и огонь, отбрасывающий ее назад. Пожарная команда приехала слишком поздно — через час после того, как студия загорелась. Все, что они могли сделать, — это затушить догорающий огонь и вызвать для нее врача.

— А что с Дунканом? — Она должна была это спросить, должна услышать ответ, хотя уже знала его.

Дулси промокнула глаза подолом платья, утирая струящиеся слезы:

— Сеньор Карлисл умер.

Ноги больше не держали Джейд. Она упала на кровать, чувствуя себя старой и опустошенной.

— Где он?

— Доктор Адельман сказал, что займется всем сам, пока вы не почувствуете себя лучше.

Лучше! Ей хотелось рвать на себе волосы, раздирать одежду… Она хотела умереть. Джейд прижала ладонь ко рту, сдерживая рвущийся наружу крик. Дункан погиб. Она видела, как это произошло, и оказалась бессильной помочь ему, спасти его. Как ей теперь жить? Как она сможет дальше жить?

— Вы побудете одна, пока я посмотрю, кто приехал? — спросила Дулси.

Джейд не слышала ни ее вопроса, ни звонка дверного колокольчика. Где-то внутри рождался крик отчаяния. Он рос, переполнял ее и, наконец, вырвался наружу. Внутренняя боль была настолько сильна, что заслонила собой все — даже слезы.

— Нет, Господи! Только не Дункан! — стонала она. Почему у нее не хватило смелости броситься в огонь и сгореть вместе с ним? Без него жизнь не имеет смысла!

Она дотянулась и взяла его подушку, прижала ее к лицу и утонула в ее глубине. Подушка сохраняла запах Дункана. Он клал свою голову на нее всего две ночи назад. Джейд закрыла глаза, сдерживая слезы, поскольку знала, что, начав рыдать, уже не успокоится.

Вновь открыв их, она увидела Габриэля Нотсэвэя около своей кровати, словно материализовавшегося из воздуха. С тех пор, как они виделись в прошлый раз, Гейб постарел, казалось, лет на десять. На лице появились новые морщины, а плечи поникли, словно под тяжестью непосильной ноши.

— Вы уже все знаете? — Джейд с трудом узнала собственный севший голос.

— Что-то разбудило меня прошлой ночью. Мне показалось, что это был голос Дункана, который прощался со мной. Он также попросил меня приехать к вам.

Гейб присел на край кровати и протянул к ней руки.

— Поплачь со мной. Нам обоим станет легче.

Она рухнула ему в объятия, чувствуя, как сотрясается его тело, ощущая на своем лице горькие мужские слезы. Ее агонизирующий вскрик, затем другой эхом отозвались по всему дому. Они рождались в самом сердце Джейд. Слезы вырвались наружу. Она рыдала так, как никогда в жизни, а Гейб мягко сжимал ее хрупкое тело, которое колотила крупная дрожь.

Временами она обвиняла Бога. Временами умоляла Его возвратить ей Дункана. Она кусала губы, и кровь смешивалась со слезами. Если бы Гейб не поддерживал и не успокаивал ее, Джейд сошла бы с ума. Но он не оставлял ее, пока первый приступ отчаяния не схлынул.

В то время как ее душа билась в конвульсиях, солнце успело дойти до западного горизонта. Она почувствовала себя омытой слезами, почти очищенной, словно прошла через огонь.

Наконец Джейд смогла оторваться от успокаивающих рук Гейба и упала навзничь на кровать, не в силах даже сидеть.

— Вам лучше? — спросил он.

— Нет. Мне теперь никогда не станет лучше.

— Вы в силах рассказать о том, то произошло?

— Да. Нет. Ох, я не знаю! — Она обвела комнату пустыми глазами. — Мне кажется, что нужно умыться и переодеться.

— Если только вам будет от этого лучше. Скоро придет доктор Адельман. Кстати, вы что-нибудь ели сегодня?

Она сделала отрицательный жест. От одной только мысли о еде ее желудок, казалось, поднялся к самому горлу.

— Ничего не надо. Я не хочу есть.

Он не обратил внимания на ее слова:

— Беременным женщинам необходимо питаться регулярно. Я попрошу Дулси что-нибудь приготовить.

— Откуда вы узнали о ребенке?

— Мне сказала Дулси. Она очень о вас беспокоится. И доктор Адельман тоже. Он просил ее не оставлять вас до его прихода.

Когда Гейб ушел на кухню, Джейд встала с постели. Ноги подгибались, и ей приходилось, как инвалиду, хвататься за мебель. Но она все-таки добралась до ванной. Она посмотрела на висящую одежду, не в состоянии сделать самое простое умственное усилие — выбрать платье. В какой-то мере выбор одежды предполагал, что жизнь продолжается. Жизнь без Дункана.

Нет! Прошу тебя, Господи, нет!

В конце концов она сняла с вешалки голубой шелковый халат, надела его и подошла к умывальнику. Из зеркала на нее глядело распухшее от слез бледное лицо — лицо незнакомки. Теперь она знала, как будет выглядеть в старости. В старости? О, небо, хватит ли у нее мужества жить так долго, когда Дункана нет? Она опять почувствовала, что плачет, думая о том, как будет растить их ребенка без него.

Через несколько минут, все еще пошатываясь, она вышла в гостиную в поисках Гейба. Он стоял у окна и смотрел наружу.

Она проследила за его взглядом и наткнулась на обгоревший остов студии. Джейд всхлипнула и отвернулась.

— Пожалуйста, закройте шторы.

Габриэль извинился.

— Я должен был сделать это сразу же, как вы вошли.

В этот момент в комнату вошла Дулси с подносом: