Утреннее солнце показалось над восточным горизонтом и осветило лицо Хилари Делано, въезжающую на свою улицу. Если бы она заглянула сейчас в зеркало, то вряд ли себе понравилась бы: ненависть искажала ее лицо.

На фоне черного свитера и брюк ее кожа выглядела белее мела. Черная шапочка прятала ее платиновые волосы. Она очень тщательно подбирала одежду, надеясь, что в ней ее будет так же трудно разглядеть в темноте, как и другие порождения ночи. Как до смешного просто оказалось добраться до ранчо Сиело и оставить смертоносный подарок у задней двери!

Она вышла из машины и осмотрела пустынную улицу, убеждаясь, что никто из соседей не видел ее прибытия, а затем поспешила к двери в дом. Там ее встретила полная тишина. Она была вынуждена уволить всех своих слуг, когда стало нечем им платить. Только Рауль, преданный ей до последнего, оставался с ней еще долго после того, как прекратил получать зарплату. Но недавно и он оставил ее, уехав искать лучшую долю.

Когда она проходила через холл, поднятые ее ногами облачка пыли стали поблескивать в лучах солнца. Она вошла в столовую, отметив с раздражением, что в доме все вообще покрыто толстым слоем пыли.

На дорогом буфете темнели пятна от пролитых напитков. Ее это не волновало: мебель ей больше не принадлежала. Через несколько дней банк объявит о продаже ее дома вместе со всем содержимым. Ее охватил приступ ярости, когда она представила, как дамы высшего света будут рыться в ее вещах накануне аукциона.

В роскошном хрустальном графине на буфете еще оставалось немного бренди. Она вылила остатки в бокал и швырнула графин в стену. Он разлетелся на тысячи заблестевших на полу осколков.

У нее перехватило горло. Полное разрушение, конечно, предпочтительнее прозябания в каком-нибудь приюте. Да, ей жалко графин. Но кто пожалеет ее? Она сделала огромный глоток бренди и ощутила, как обжигающая жидкость опускается по пищеводу в желудок.

Бренди и мщение — отличная парочка, обрученная в аду.

Бренди утром.

Мщение ночью.

Она прошла с бокалом в гостиную и упала в кресло. Подумать, еще год назад они с Малкольмом занимались в этом самом кресле сексом и смеялись над необходимостью выделывать акробатические трюки из-за неудобства этого любовного ложа! Она забросила ноги ему на плечи, а он обнимал ее за талию и входил в нее с такой силой, что она боялась, как бы кресло не развалилось.

Это чертово кресло до сих пор здесь — и она тоже. Что касается сбежавшего Малкольма, то пусть он сдохнет.

И во всем виноваты медоточивые губки этой Меган! Если бы она не стала заигрывать с Малкольмом, притворяясь, что хочет стать писателем, и заглядывая ему в рот, словно он был священным оракулом, а не похотливым мужиком, Малкольм никогда бы от нее, Хилари, не уехал. Своими жеманными восторгами и манерами Меган убедила Малкольма, что он само совершенство, гений, литературный бог! А затем, когда игра ей надоела, она отшила его быстрее, чем шлюха раздвигает ноги перед клиентом.

Губы Хилари сложились в жестокую улыбку. Она знает все о повадках шлюх — этому ее учили в раннем детстве. Она всегда испытывала определенное удовлетворение, наблюдая за тем, как мужчина теряет контроль, начинает стонать и покрываться потом, когда она впускает его внутрь себя. Впрочем, она может снова заняться этим делом. За деньги, разумеется. Ей необходимы деньги, чтобы снова встать на ноги.

Будь проклят и Дункан. Он обещал помочь ей, сделать так, чтобы она не оказалась на мели после ухода Малкольма. Но когда рынок рухнул и она предпринимала отчаянные усилия спасти хоть часть своего капитала, этот мерзавец дал ей от ворот поворот.

Она мелкими глотками отпивала бренди, рассматривала янтарную жидкость на свет и вспоминала последний визит на ранчо Сиело.

Это случилось в первую неделю ноября. Карлислы только что возвратились из Нью-Йорка. Поскольку в главном доме никто не отзывался, она направилась к студии и постучала.

К ее изумлению, дверь открыла Меган. В тот же момент, как Хилари ее увидела, она поняла: что-то произошло. Кожа Меган светилась, как будто согретая внутренним огнем. На ней были джинсы и одна из рубах Дункана. Этот наряд настолько противоречил вкусам Меган, что Хилари удивилась бы гораздо меньше, увидев ее вообще голой.

Сбитая с толку, Хилари произнесла:

— Это маскарадный костюм для праздника Хэллоуин?

— Я не ожидала посетителей, — сказала Меган с холодной невозмутимостью. — Что тебя сюда привело?

Хилари попыталась заглянуть в студию, но эта свинья загородила ей обзор.

— Я хотела бы переговорить с Дунканом. По срочному делу.

Меган нехотя открыла дверь:

— Пожалуйста, побыстрее — мы работаем.

Хилари вошла в студию и сразу же обратила внимание на новый портрет Меган, висевший на месте старого. Она была изображена в чем-то белом и воздушном. Каким-то образом Дункан написал ее полной любви и гораздо более привлекательной, нежели на раннем портрете. В другом конце студии, прямо напротив мольберта, на столе стояла пишущая машинка и возвышалась гора книг. Выглядело это так, будто Меган проводила все свое время в студии и продолжала играть в писателя.

Дункан был погружен в работу. Он взглянул на гостью из-за мольберта, но не встал с места. В его приветствии не было ни капли тепла.

— Привет, привет! — сказала Хилари мягко, как бы не замечая его холодности. — Мне нравится новый портрет Меган. Не знаю, дорогой, как это у тебя получается, но ты пишешь все лучше и лучше!

Взгляд Дункана немного смягчился.

— У меня прекрасная модель, — сказал он, с любовью глядя на свою жену.

Хилари чуть не упала.

«Ни черта не понимаю!» — подумала она с нарастающим беспокойством. Карлислы выглядели скорее как новобрачные, а не как пара, готовящаяся к разводу.

Она облизнула губы и бросила на Дункана умоляющий взгляд потерявшейся маленькой девочки.

— Я хорошо знаю, что это неприлично, но нельзя ли нам поговорить с тобой наедине?

— У меня нет секретов от Меган.

Хилари вынула из сумочки носовой платок и промокнула глаза. В последний раз с помощью слез ей удалось преодолеть природную недоверчивость Дункана. Она надеялась, что так будет и сегодня.

— Уверена, что ты не забыл своего обещания. — Она заставила свой голос задрожать. — Я бы не приползла к тебе на коленях, если Малкольм был бы здесь. Но мне больше не к кому обратиться!

— Чего ты хочешь? — спросила Меган, выступая вперед и заслоняя Дункана охраняющим жестом.

Сердце Хилари упало. Она не ожидала вмешательства такого серьезного оппонента.

— Как я уже говорила, я хотела бы побеседовать с Дунканом. У меня личное дело, не имеющее к тебе никакого отношения.

— Зато все, что делаю я, имеет отношение к моей жене, — твердо объявил Дункан. — Почему бы тебе просто не сказать нам, что у тебя на уме?

Хилари сглотнула слюну: ей показалось, что в горле пересохло, а язык распух. У нее не было выбора. Она должна унизиться в присутствии Меган.

— Мне нужны деньги, чтобы покрыть разницу между стоимостью биржевых акций. Я сразу же отдам долг, как только рынок восстановится. Я готова написать любую долговую расписку.

Дункан закрыл глаза, набрал в грудь воздуха и медленно выдохнул. Когда он взглянул на нее, в его глазах была странная смесь симпатии и раздражения.

— Значит, ты не приняла во внимание предупреждение Меган?

Хилари боролась с искушением дать волю своему темпераменту.

— А почему я должна была это сделать? Меган ведь не финансовый эксперт. К тому же всем известно, что падение курса акций — временное явление.

— Сколько тебе нужно?

В душе Хилари забрезжила надежда. Он не задал бы этого вопроса, если бы отказался ей помочь.

— Сто тысяч долларов.

— Так много? Господи, что же ты наделала?

— Я поступала так, как делали все. Свои средства я вложила в акции и играла на разнице курсов. Твой приятель Дик Дэвис звонил мне каждый день и советовал, какие акции прикупать. Не надо смотреть на меня так, словно я потеряла разум. Рынок восстановится через пару дней. Сегодня об этом написано в газете.

— Это огромная сумма! Она гораздо больше, чем я мог бы предложить. Извини, Хилари, но в этот раз я не могу тебя выручить. Ты разговаривала со своим банкиром? Возможно, он предложит тебе заем под дом и галерею.

— Я их давно уже заложила, а деньги истратила на покупку акций. Бога ради, Дункан, если ты мне не поможешь, я потеряю все!

Но он был непреклонен, вспомнила Хилари. Из-за него и его стервы жены она действительно потеряла все — Малкольма, дом, галерею. Все!..

И теперь они должны за это заплатить.


Когда Джейд проснулась, то ей казалось, она может проглотить быка. Но сейчас от запаха еды ее тошнило. Она едва прикоснулась к завтраку. После того как Дункан очистил свою тарелку, она сложила грязную посуду в мойку, выложила недоеденные ею яйца и тосты в миску Блэкджека и открыла дверь кухни. С утра Дункан всегда первым делом выпускал пса на улицу, но к завтраку тот обычно уже крутился поблизости.

Она выглянула на лужайку, ожидая увидеть собаку, греющуюся на солнце. Джейд собиралась уже позвать его, когда услышала смешные скулящие звуки.

— Блэкджек? — спросила она с сомнением.

— Что там случилось? — спросил Дункан, выходя во двор.

— Я услышала какой-то странный шум. Ага, вот. Ты слышишь?

— Да, кажется, это кто-то за домом.

— Что это могло быть?

— Не знаю, сейчас посмотрю.

Он сошел с крыльца под ласковые лучи солнца. День был просто чудесным! Она пошла за Дунканом, думая, что в такое прекрасное утро ничего плохого просто не может произойти.

Дункан заглянул за угол и застыл на месте.

— Не ходи сюда! — скомандовал он Джейд сдавленным голосом.

Джейд снова услышала жалобное повизгивание, и дыхание у нее перехватило. Она бросилась за угол и увидела стоящего на коленях Дункана, который обнимал что-то большое и черное. Боже милостивый, это же Блэкджек! Его пасть покрыта пеной, а тело конвульсивно вздрагивало. Тем не менее при ее приближении он попытался вильнуть хвостом.