— А, вот и наши почетные гости! — сказала высокая стройная брюнетка.

Джейд узнала в ней Паулину Макс, чью фотографию она видела на ранчо Сиело.

Дэвид, который сидел на диванчике, беседуя с другими гостями, тоже встал поприветствовать прибывших.

— Понравилось ли вам в «Алкогуин»? — спросил он.

— В высшей степени, — ответила Джейд. — Я никогда и не мечтала увидеть Джеймса Сурбера, Дороти Паркер, Роберта Бенчли. А когда мы уже уходили, пришел сам Теодор Драйзер!

— Вы говорите как настоящий библиофил! — произнес, подходя к ним, изящный мужчина, лет тридцати с небольшим, говоривший с классическим английским акцентом.

Джейд изучала подошедшего из-под полуприкрытых ресниц. Как и Паулина Макс, он выглядел смутно знакомым.

«Ноэль Ковард!» — неожиданно поняла она. О небо! Это же Ноэль Ковард в расцвете сил.

Как будто прочитав ее мысли, Дэвид Макс подтвердил ее догадку.

— Ноэль, — сказал он низким голосом, так не подходившим к его сухощавой фигуре, — ты ведь помнишь чету Карлислов?

— Ну а как же! Красота и талант — незабываемая комбинация!

Джейд едва сдержала дрожь, когда Ковард наклонился и поцеловал ей руку. Это самый невероятный день в ее жизни. Она встретила сегодня столько литературных идолов, что, казалось, больше ничто не в состоянии ее удивить. Но этот человек — и здесь! В глазах драматурга и музыканта легко читалась великая одаренность, хотя он и пытался скрывать ее под маской любезности.

Как и все хорошее, час коктейлей прошел незаметно. Перед самым обедом няня Максов вынесла Айру. Он был точной маленькой копией своего отца — сильное тельце, круглое лицо, медные кудряшки. Он всем улыбался, как король, дающий аудиенцию.

Джейд не удержалась и взяла его на руки, хотя знала, что это не в характере Меган. Айра важно глазел на нее несколько мгновений, а затем схватил нитку жемчуга, запихнул несколько камешков в рот и стал с упоением сосать.

Джейд и не подозревала о тех взглядах, которыми обменялись хозяин и хозяйка дома, наблюдая за ее неприкрытым восхищением их сыном.

«Милый, милый Айра, — думала она. — Ты такой же прекрасный ребенок, каким прекрасным станешь человеком!»

— Ах ты, непослушный мальчишка! — сказала няня, забирая младенца у Джейд. — Ты же можешь порвать такое замечательное украшение миссис Карлисл!

Джейд с сожалением выпустила Айру из рук. Она провожала взглядом няню с ребенком, пока те не скрылись в другой комнате.

Паулина поспешила к Джейд и стала вытирать салфеткой жемчуг.

— Я должна перед вами извиниться. Айра сейчас в том возрасте, когда дети все тянут в рот.

— Как я вам завидую, — сказала Джейд. — Я так всегда хотела иметь ребенка!

Паулина посмотрела на нее с симпатией:

— Возможно, у вас еще будет ребенок. В тот самый момент, когда вы меньше всего этого будете ожидать. Как произошло с нами. Хотя, учитывая наш возраст, я часто боюсь, что мы не доживем до того времени, когда Айра вырастет. Не говорю уже о возможности дожить до появления внуков.

Неожиданные слезы навернулись на глаза Джейд. Ей очень захотелось открыть будущее хозяйке дома, сказать, что она увидит Айру взрослым и женатым. Такое же желание было у нее во время последней встречи с Малкольмом. Она могла бы рассказать ему, что после второй мировой войны он получит Пулитцеровскую премию за лучший роман. А Ноэлю Коварду она поведала бы, что за свой труд он будет пожалован дворянством в Англии…

Она так много знает о судьбах других людей… Только не о себе и Дункане. Это упущение очень сильно ее беспокоило.

Вслед за коктейлями последовал прекрасно приготовленный и сервированный обед. Джейд не могла припомнить, когда ее так здорово развлекали и угощали в последний раз. Она подумала, что одной из трагедий ее времени является забвение традиции живого общения, замененного телевизором.

После обеда, когда все возвратились в гостиную, Ноэль Ковард уселся за концертный рояль Максов и стал наигрывать мелодии из написанных им мюзиклов. Баллады несли оттенок легкой грусти и были наполнены настроениями и переживаниями, понятными каждому, кто когда-нибудь любил. Один за одним гости покидали уютные местечки и собирались вокруг рояля, подпевая Ноэлю.

Наконец он заиграл самую любимую мелодию Джейд, и она запела вместе с ним. Когда затихли звуки последнего аккорда, присутствующие разразились аплодисментами.

— У вас прекрасный голос, — сказал Ноэль, заглядывая ей в глаза. Его взгляд показался ей странным, но его следующий вопрос был настолько обычным, что она посчитала свою тревогу ложной. — Вы где-нибудь учились?

— Нет, но моя мама часто играла на пианино и побуждала меня петь при любой возможности.

— Ноэль, а что это за песня, которую вы сыграли последней? — спросила Паулина. — Мне кажется, я ее никогда не слышала.

— Это любовная тема из моей оперетты «Жестокая красавица», я только что поставил ее в Лондоне. — Он обернулся к Джейд: — Вы ведь слышали ее именно там?

Она чуть было не ответила утвердительно, но вспомнила, что Максы и Бресуэйты знают, что они с Дунканом в последнее время в Лондон не выезжали.

— О, у меня, боюсь, не было такого счастья. Вероятно, я слышала ее по радио.

— Это невозможно, моя дорогая! Она еще не записана для радио, и даже ноты в Америке не опубликованы.

Джейд охватила паника, когда на нее с недоумением воззрились десять пар глаз. Откуда же она могла знать песню, которой никто из них не слышал? Джейд открыла и закрыла рот, лихорадочно подыскивая подходящий ответ.

К ее удивлению, на помощь ей пришел сам Ноэль:

— Конечно, я должен был бы поразиться, откуда вы знаете эту мелодию. Но, честно говоря, меня больше всего удивляет, как я сам ее написал. Долгое время я тратил целые дни, не в силах подыскать даже одну правильную ноту, не говоря уже о стихах.

Черты его лица приобрели задумчивое выражение.

— И вдруг во время поездки в такси песня полностью сложилась в моей голове. Я сразу же погнал водителя обратно, к себе домой. И должен признаться, что когда сыграл мелодию на рояле, то расплакался. Со мной этого никогда не случалось и, боюсь, никогда больше не случится… Поэтому, дорогая, — продолжил он, опять взглянув Джейд в глаза, — пожалуйста, не ищите рационального объяснения своему знанию. Я предпочитаю верить, что до вас ее донесла та же неведомая сила, которая заставила меня ее написать.

Глава 23

Ранчо Спело. 10 мая 1930 года

Джейд проснулась с улыбкой на губах. Она провела рукой по своему животу, убеждаясь, что за ночь ничего не изменилось. Повернувшись на бок, она посмотрела на Дункана, и ее улыбка стала еще счастливее. Спящий, он выглядел совсем молодым. Во сне все черты его лица расслабились, чуть припухшие губы полуоткрылись.

Как же она его любит! Хотя с момента возвращения из Нью-Йорка они практически все время находились рядом, его постоянное присутствие не утоляло ее жажды общения с ним. Она все время хотела большего.

Она чувствовала себя виноватой в том, что, когда весь мир катился к хаосу, она была такой счастливой, такой защищенной его любовью к ней и ее — к нему. Шесть месяцев назад развал рынка ценных бумаг мощным взрывом отозвался на экономике страны. Закрывались предприятия, исчезала работа, разорялись банки. Хуже всего было то, что умирала надежда: люди переставали верить правительству — и самим себе.

Она припомнила, как ее удивила реакция газеты «Санта-Фе нью-мексикэн» на события шестимесячной давности на нью-йоркской бирже. 29 октября, в день, который вошел в историю под названием «черного вторника», она ожидала увидеть в газете огромные заголовки о наступающей беде. Вместо этого на первой полосе главной новостью стал репортаж о потерявшемся самолете западной авиакомпании. Как будто Земля могла перестать вращаться из-за потери одного летательного аппарата. Лишь одна маленькая заметка в глубине выпуска гласила: «Брокеры устроили демпинг. Крах на бирже. Банкиры уверяют, что покупка инвестиционных бумаг может спасти деморализованные финансы». Джейд была поражена недальновидностью редакции.

На следующий день заголовки были более занимательными. На первой странице двухдюймовые буквы сообщали: «САМОЛЕТ НАШЕЛСЯ. ВСЕ ЖИВЫ». И лишь внизу, гораздо более мелким шрифтом, была напечатана статья, начинавшаяся словами: «Официальный Вашингтон твердо придерживается мнения, что американский бизнес не понесет ощутимых потерь из-за коллапса на рынке ценных бумаг…»

Дункан давно уже перевел большую часть своих накоплений в золото и бриллианты, которые они спрятали в новый сейф, встроенный в его кабинете. То, что так много людей прислушались к советам Дункана накануне краха, как-то смягчало чувство вины Джейд за их тайник.

Что там говорил Габриэль Нотсэвэй: «Любовь — ответ на все. И так будет вечно». Тогда она не до конца поняла смысл этих слов, отнеся их только к себе и Дункану. Но любовь к Дункану сделала ее сердце восприимчивым к заботам и тех людей, которые были ей совсем незнакомы несколько месяцев назад.

Джейд и Дункан стали помогать тем, кого финансовый крах застиг врасплох. Следуя их примеру, художники Санта-Фе тоже организовали группу помощи неимущим. Несмотря на тень экономической депрессии, нависшую над страной, Джейд никогда еще так не верила в лучшие качества, присущие человеку. И никогда раньше не думала, что жизнь так прекрасна. Да, действительно, любовь — это ответ на все. И так будет всегда.

Она снова прикоснулась ладонью к животу. Сегодня. Она узнает это сегодня.

Дункан зевнул и открыл глаза.

— Ты не имеешь права выглядеть такой красивой в такую рань, — пробормотал он, протягивая руки и прижимая ее к себе.

Джейд почувствовала твердость его мужской плоти на своем бедре. Как чудесно, что природа наделила мужчину способностью быть готовым к любви в момент пробуждения! Она не знала лучшего способа начинать день.