Да, было бы прекрасно поговорить с Дунканом о муках творчества, поделиться глубокими чувствами, рождаемыми искусством, но ей было непозволительно делать этого.

Сначала нужно признаться, кто она такая на самом деле. Но она была еще слаба, чтобы встретить лицом к лицу последствия такого шага. Тем не менее она может постараться разговорить его на тему живописи…

— Ты не возражаешь, если я задам тебе несколько вопросов о твоей работе?

— Что бы тебе хотелось узнать? — Он неопределенно повел плечами.

— Ты не работаешь с эскизами или фотографиями и не используешь натурщиков. Откуда тогда ты знаешь, что у тебя в конце концов должно получиться?

— Ну, я начинаю рисовать, когда идея картины уже полностью сформировалась у меня в голове. Иногда я делаю зарисовки, но обычно работаю прямо на холсте, поскольку хочу быть свободным в своем поиске. Можно получить неожиданный результат. Я думаю, будет честно сказать, что больше все-таки полагаюсь на интуицию.

— Да, я пишу точно так же. Вначале я печатаю обширный план произведения, но никогда ему полностью не следую…

Заметив недоумение на лице Дункана, Джейд оборвала свою мысль. Она настолько расслабилась, услышав от него столь созвучные ее душе слова, что совершенно забыла о том, что Меган мало что понимает в писательском труде.

— Я не понимаю, как ты можешь сравнивать свои игры с пишущей машинкой и мою работу!

— А почему нет? — Боже, она сделала только хуже! Она опять говорит как писатель, а не как Меган.

— Хотя бы по отношению ко времени. Мне трудно сопоставить твое единственное письмо в редакцию журнала с целой жизнью, которую я посвятил…

Дункан остановился на середине фразы. Вскочив с места, он собрал пустые тарелки и бокалы на поднос и направился к выходу из студии.

Его опущенные плечи свидетельствовали о том, что он расстроен. Он со стуком поставил поднос за дверью, и Джейд с затаенным дыханием ожидала, что последует дальше. К ее облегчению, он вернулся обратно.

— Я прошу у тебя прощения, — сказала она. — Я понимаю, что говорила слишком претенциозно. Моим единственным извинением может стать только то, что я очень серьезно отношусь к своей попытке начать писательскую карьеру.

Он коротко кивнул, но холод в его глазах сказал ей, что ему не нужны ее извинения и что он продолжает злиться. Но почему он так разозлился? Явно не только из-за ее неуклюжего замечания. Возможно ли, что Дункан Карлисл предпочитает женщин, которые должны восхищаться только им и не стремятся к чему-то своему в жизни? Джейд подумала, что временами Дункана легче ненавидеть, чем любить.


Хилари взглянула на часы. Малкольм появится не раньше чем через час. Времени у нее больше чем достаточно, чтобы принять расслабляющую ванну и получить вдобавок небольшое удовольствие. Она сняла костюм, копию «от Шанель», сшитую местной портнихой: только знаток смог бы отличить его от настоящего. К несчастью, Меган Карлисл, чтоб ее разорвало, как раз была экспертом в этих делах.

Хилари помассировала эти ужасные морщинки на лбу. Они никак не устраивали ее на нынешней стадии игры, когда положение с каждым днем становилось все более шатким. Она всегда делала ставку на свой внешний вид — до того, как встретила Малкольма. Но сейчас и на Малкольма положиться нельзя. Будь Меган дважды проклята!

Жизнь так несправедлива! Меган даже пальцем не пошевелила, чтобы иметь все, о чем Хилари могла только мечтать. Великолепного мужа, великолепный дом и великолепный счет в банке. И все это только потому, что ее угораздило родиться в правильной семье. Думы о семье вновь заставили Хилари нахмуриться.

О семье? Просто смешно. Иметь мать-проститутку и родиться в одном из борделей Нового Орлеана вовсе не означает иметь семью, даже если другие шлюхи сюсюкали над тобой, пока ты была маленькая. Да, ей было трудно начинать, но она старалась пробиться. Она так же красива, как и Меган, ни капельки не хуже. И конечно же, больше нее заслуживает удачи в жизни, обладания той роскошью, которую имеет Меган. Она вкалывала, не жалея себя, чтобы заработать то, что сегодня у нее есть — галерея, домик и прочее. Положим, оплачивал все это Малкольм, но с точки зрения справедливости она это заработала. Своим горбом. Собою. А теперь Меган собирается увести от нее Малкольма. Если ей не удастся это предотвратить.

Хилари дотянулась до шнура от звонка, висевшего около кровати, и требовательно дернула. Через минуту в дверях появился Рауль. За прошедшие две недели он полностью реорганизовал ее домашнее хозяйство: уволил старую прислугу и нанял новую, более подходящую к специфическим запросам Хилари.

— Вы звонили?

— Да. Где эта новая служанка?

— Ест на кухне.

— Она полностью понимает свои обязанности?

— Полностью. Я сам ее обучал.

— Хорошо, я хочу, чтобы она приготовила ванну. И пусть принесет шампанского.

— Как угодно, мадам.

Хилари была полностью обнаженной, когда служанка, лет пятнадцати на вид, вошла в спальню. Взглянув на хозяйку, она покраснела до корней волос.

«Симпатичная девчонка», — подумала Хилари. Рауль умеет выбирать. Ее юность, неопытность и бедность должны сделать ее податливой, такой же, какой Хилари сама была годы назад, когда один из мамашиных дружков ее изнасиловал.

— Ты знаешь свои обязанности, Энид? Ведь тебя зовут Энид, не так ли?

— Да, мэм. — Она стояла, опустив глаза к полу.

— Когда я с тобой разговариваю, смотри прямо на меня!

Хилари наслаждалась испугом девушки. Хилари могла бы вспомнить время, когда сама была такой — беззащитной, запуганной, которую каждый мог использовать и выбросить как ненужную тряпку. Сейчас, впрочем, она ощущала себя победительницей. Сила — это возможность заставлять людей делать, что тебе хочется, невзирая на их желания. Сила — это единственный путь к цели. Сегодня, до того как Хилари увидит Меган, ей нужны доказательства своей силы, конкретные напоминания о том, как далеко она продвинулась в жизни.

— Я объясняю лишь один раз, — сказала она, беря Энид за руку и ведя в ванную. — Мне нужно, чтобы вода была горячей, полотенца — теплыми, шампанское — холодным.

Энид наполнила ванну, и Хилари залезла в нее. Протянув девушке мочалку, она спросила:

— Чего же ты ждешь?

— Ничего, мэм.

Хилари вкрадчиво засмеялась:

— Я такая же женщина, как и ты, Энид. С грудью, задницей и лобком. Ведь ты же моешься сама, не так ли?

Энид вновь залилась краской:

— Да, мэм.

— Тогда ты вполне можешь помыть и меня. — Хилари, откинулась в ванной и закрыла глаза, ее груди наполовину выглядывали из воды.

Она подождала, пока Энид начнет ее мыть, но, чувствуя, что та растеряна, взяла ее руку и положила себе на грудь. И ощутила, что девушка дрожит. Со временем она станет более опытной, но в первый раз от них получаешь самое большое наслаждение. Продолжая держать руку Энид, Хилари стала водить мочалкой по своей груди. Под мягкими прикосновениями ее соски стали набухать.

— Ведь это не трудно, правда?

Энид попыталась улыбнуться:

— Нет, мэм.

— Можешь управляться теперь сама?

— Да, мэм.

— Напоминаю, я хочу, чтобы ты помыла меня всю, каждый дюйм тела. Я ясно выражаюсь?

— Да, мэм.

Хилари глубоко вздохнула и опять опустилась в ванну. Поначалу прикосновения Энид были чересчур робкими. Потом, когда девушка немного расслабилась, она стала действовать более уверенно. Руки у Энид были жесткими, как и полагается деревенской девчонке, и, двигаясь по телу Хилари, приятно его массировали. Кожа Хилари стала скрипеть, и она удовлетворенно мурлыкала, пока Энид проходилась по ее плечам, груди, животу, бедрам и ступням.

— Я хочу быть чистой не только снаружи, но и внутри, — пропыхтела она, когда девушка остановилась. — Рауль объяснил, как это делается?

Она приоткрыла глаза и увидела, что служанка утвердительно кивнула, наклоняясь над ванной.

Хилари в предвкушении раздвинула ноги пошире.

Девушка погрузила руку в воду и стала тихонько раздвигать ей нижние губы. Хилари подумала, что Рауль хорошо знает свою работу: Энид использовала именно два пальца. Первые движения были медленными и осторожными, но по мере того как Энид чувствовала себя более уверенно, скорость стала возрастать. Хилари чуть присела, чтобы лучше видеть все, что происходит.

Она ощутила нарастающее в глубине тела напряжение, предвестник оргазма.

— Быстрее!

Терпкая волна наслаждения накатывалась на нее, в горле копился рычащий звук. Она почувствовала, как мышцы влагалища крепнут вокруг девичьих пальцев; тело стали сотрясать спазмы. А затем все кончилось.

— Теперь можешь подать мне полотенце, — сказала она.

Боже, она чувствовала себя чудесно! В полном порядке! Сила и власть — их ей еще просто немного недостает.

Глава 14

Санта-Фе. 28 июня 1929 года

Дулси Ортес не понимала этих англичан. За исключением сеньора Карлисла, которого она знала уже двадцать лет. Англосаксы изменчивы как хамелеоны и непостоянны как песчаные банки на Рио-Гранде. В одни моменты они могут быть дружелюбными, словно дворовые псы, получившие порцию корма. А через секунду — ледяными, словно вьюга в горах Сангре-де-Кристо.

Сиделка Бингхемптон не была исключением. Провести с ней целое утро означало хорошую проверку терпения Дулси.

— Если мужчины часто находятся в состоянии полового возбуждения, то медицинская наука обязана произвести против этого лекарство, — говорила Бингхемптон. — А вы как считаете?

— Это верно. — Дулси усиленно кивала, хотя сентенции англичанки ее шокировали. Воспитанная испанская женщина никогда не стала бы обсуждать такие личные вопросы. Чтобы скрыть свою неловкость, Дулси подошла к плите и в очередной раз наполнила чашки горячим кофе. Затем она вернулась к столу. Пришло время извлечь пользу из нежелательного присутствия сиделки в этом доме.