Так что, когда во входную дверь возбужденно ворвался нарочный, хлопнув ею о стену, это прозвучало как глас судьбы. Дора вздрогнула от боли, которую вызвал громкий стук, и, не веря ушам своим, вслушалась в то, что он кричал:

– Ли сдался! Конфедерация пала! Война окончена!

Война окончена. Это невероятно. Неужели Дэвид погиб ради такого бесславного конца? А Чарли гнил в тюрьме, чтобы это, в общем, неутешительное заявление не прозвучало никогда. В Кентукки все еще умирают люди. И они все еще владеют рабами. Неужели это стоит смерти сотен тысяч молодых людей? По мнению Доры, война того не стоила. Но она вообразила, как радостно зазвонят в честь победы колокола. Ей захотелось, чтобы вспыхнул фейерверк и у людей был бы праздник.

Но вместо этого она почувствовала постепенно усиливающуюся боль в спине. Для ребенка еще слишком рано. У нее просто колики. Но Доре больше невмоготу было оставаться в лавке, где раздавались не крики радости и облегчения, а стенания. В течение последующих нескольких часов, а может быть, дней лавка превратится в арену борьбы противоположных мнений. Нет, она этого не сможет вынести. Дора тихонько скользнула за драпировку в гостиную. Хорошо бы кто-нибудь отвез ее домой.


Пока Дора с трудом поднималась по лестнице в свою комнату, Пэйс все еще трудился в поле. Энни уложила Харриет немного вздремнуть и ушла на кухню последить за кухаркой, на ужин надо было приготовить еще что-нибудь, кроме бобов. Делла вывела Эми на прогулку. Аккуратно снимая платье, чтобы лечь, Дора с беспокойством подумала, что скоро взвалит на Деллу обязанности по уходу еще за одним ребенком. Она хорошо относилась к Эми, но была не слишком внимательна. Сможет ли она одновременно ухаживать и за младенцем, и за недавно пошедшей девочкой?

И с этими мыслями Дора постепенно уплыла в сон. Когда она проснулась, в комнате было темно. Боль в спине переместилась вниз живота. Было такое ощущение, словно его сжимает чья-то гигантская рука. Дора даже охнула, такой сильной была эта боль. Когда она поутихла, Дора осторожно встала, нашла халат и пошла за помощью. Дитя раньше времени решило, что пора обрести свободу. Ей с самого начала следовало знать, что ребенок Пэйса обязан быть бунтарем.

В комнате больной Энни не было. Дора сказала несколько тщательно взвешенных слов Харриет, сидевшей за вязанием в качалке, и потом тихо, бережно неся себя, вышла. Она почти сошла вниз, когда боль нахлынула снова. Дора схватилась за перила и так стояла, пытаясь не сгибаться под натиском схватки. Да, так детей родить не следует. Дора почувствовала влагу между ног и едва не закричала.

Она не должна быть одна, не должна испытывать мертвящий страх при мысли о неспособности владеть своим телом и контролировать его.

Дрожа от страха и смущения, она почти уже решилась вернуться к себе в комнату и надеть сухое белье, но у нее, наверное, не хватит сил снова проделать весь путь обратно. Надо, чтобы кто-нибудь ей помог.

Дора прошла через столовую, плотно запахнувшись в халат и надеясь, что из-под него не будут видны пятна. В кухне раздавались громкие голоса, кто-то с кем-то спорил, и Дора с облегчением вздохнула. Она не совсем одна.

– Если мисс Джози послала за Деллой, значит, она должна прийти. Не желаю есть это месиво, не желаю видеть эти проклятые бобы!

Пэйс. В кухне. Дора ухватилась за стену, стараясь подавить свои страхи. Она не знала человека, которого называла мужем. Она знала мальчика-подростка. Она знала буйного молодого человека. Она их понимала. Но понять солдата-насильника не могла. И не хотела – после того, что сегодня услышала. Один человек мертв, другой умирает. Ей внушала отвращение мысль, что виноват в этом Пэйс.

Но сейчас она не могла ни о чем таком беспокоиться. На нее опять накатила боль, и она почти впилась пальцами в стену, чтобы не упасть. Промежутки между схваткообразными болями становились все меньше. Этот чертов Пэйсов младенец очень торопится. Да, надо было этого ожидать. И о чем только она думала раньше?

Наверное, она слишком сильно застонала и стоном заглушила голоса спорящих. Прежде чем она успела выпрямиться, из кухни в коридор вылетел Пэйс. Его загорелое лицо побледнело при виде Доры, наклонившейся над перилами и охватившей руками живот.

– Дора, Господи! Что ты здесь делаешь? Я думал, что ты спишь.

Он подхватил ее, медленно оседавшую на пол. Дора прижалась к Пэйсу, почувствовав огромное облегчение оттого, что появилась возможность прижаться к кому-то более сильному. Она не могла уже выпрямиться и уйти. Вместо этого Дора благодарно уткнулась лицом в его широкое плечо, а он прижал ее к себе. Только на минуту она позволила ему взять на себя часть ее бремени.

– Это ребенок, – раздался сзади голос матери Солли. – Это ребенок выходит. Пойду согрею воды.

Пэйс дико посмотрел на женщину на пороге. Затем на вытянувшееся от беспокойства лицо Доры.

– Где повитуха? Пусть кто-нибудь достанет из-под земли эту чертову повитуху.

Но никто ничего не ответил на его безумный крик. В кухне была только мать Солли, а она пошла согреть воды. И тут Пэйс вспомнил, что Делла и Джози повезли Эми к Энндрьюсам и останутся у них ночевать. Энни же убежала по своим собственным делам. Весть о том, что Ли сдался, уже распространилась по всей усадьбе, и рабы сейчас уже где-нибудь празднуют победу. Ни одного слуги в доме не видно.

Стремясь заглушить всевозрастающую панику, Пэйс медленно поднял Дору на руки. Несмотря на большой живот, весила она совсем ничего. Изувеченная рука почти не болела, напряжение было ничтожно, но Пэйс едва не уронил ее, почувствовав, что платье насквозь промокло. К этому он не был подготовлен.

– Дора, что мне надо делать? – прошептал он, неся ее к лестнице.

– Молиться, – прошептала она в ответ.

Молиться! Черт побери, ведь он даже не знает, что это такое. Молятся женщины. Сам Пэйс умел только действовать. Однако тех действий, которые требовались от него сейчас, Пэйс не разумел.

Он старался подниматься помедленнее. Пальцы Доры впивались ему в шею, и он чувствовал, как она старается сдержать крик. Он не хотел трясти ее дольше, чем это было необходимо, но к тому времени как он поднялся наверх и пошел по верхнему холлу, Пэйс бранился, уже не переставая.

– Это богохульство, а не молитва, – сказала она, когда муж внес ее в спальню.

Их спальню. Он почти не спал с Дорой вместе уже в течение нескольких недель. В первые брачные дни он цеплялся за хрупкую надежду на лучшее, когда лежал с ней рядом и прижимал ее к себе. Куда же ушла эта надежда? Наверное, умерла, задохнулась под бременем ежедневной нудной работы в поле, потерпела крах под натиском его ночных вылазок. Пэйс не считал, что Дора сможет дать ему то, что он сам не сумел найти.

Но, по крайней мере, сейчас она его не боится, и это уже что-то. Войдя в комнату, он затворил дверь во внешний мир. А для Пэйса весь мир сейчас сосредоточился в этой комнате, в Доре и ребенке на пороге жизни. И в нем самом. Пэйс чувствовал себя совершенно беспомощным и беззащитным перед грандиозностью совершающихся событий.

– Сухое платье, – тихо приказала Дора, сопротивляясь его попыткам уложить ее в постель. – И найди старые простыни, я не хочу испортить твою постель.

Платье. Простыни. А он даже не представляет, где ихискать. Он поспешно оглянулся. Ее серое платье висело на крючке, там, где она его сняла. Но вряд ли она имеет в виду его. Все еще держа Дору на руках, он отрывисто спросил:

– Где оно?

– Отпусти меня, Пэйс, – сказала она терпеливо, – а потом посмотри в нижнем ящике комода. Он был пустой, и я решила, что ты не будешь против, если я его займу.

Комод. Он не хотел отпускать ее. Она такая хрупкая, чего доброго исчезнет, растворится в воздухе, если он положит ее. Но выдвинуть нижний ящик нельзя, не отпустив Дору. Ругнувшись снова, он бережно поставил Дору на пол. Держась за его плечи, она встала поудобнее и затем осторожно отодвинулась. В руках своих Пэйс ощутил пустоту, но ведь она освободила их для действия. Он быстро встал на колени, выдвинул нижний ящик и стал торопливо выбрасывать оттуда платья.

– Какого черта ты не заняла один из верхних? – опять выругался он, выбрасывая женское белье и какие-то непонятного назначения лоскуты. – Ты же могла повредить себе, наклоняясь и выдвигая нижний.

– Это было полезное упражнение, – ответила она, почти забавляясь.

Пэйс метнул на Дору яростный взгляд, выхватил из ящика свободное белое платье из хлопка и показал Доре. Она должна бы ходить вся в лентах и кружевах. Он должен был попросить у Джози для нее какое-нибудь нарядное платье. Его жене не пристало ходить в платье из грубой хлопковой ткани.

Словно читая его мысли, Дора одобрительно кивнула:

– Да, это подойдет. Оно старое. Не хотелось бы портить хорошее. А старые простыни в другом ящике.

Он не хотел и думать, почему они могут понадобиться, но подозревал, что рожать детей – значит терять много крови. Пэйс не желал, чтобы Дора теряла кровь по его милости. Но об этом надо было думать тогда, когда он лег с ней в постель.

Пэйс вспотел. Да, он во всем сам виноват. Он разрушил, он уничтожил единственное в своей жизни чистое создание. А вот теперь его беззаботность и небрежность могут ее убить. Дора не предназначена для того, чтобы рожать. Она слишком для этого маленькая, слишком хрупкая и неземная. Ему бы жениться на большой здоровой девушке вроде Салли, которая могла бы каждый год рожать по ребенку без всяких трудов. Ему нельзя было брать Дору. Наверное, он в уме повредился?

Вопрос требовал утвердительного ответа, но что толку знать и говорить об этом сейчас?

Дора слегка вскрикнула и схватилась за колонку кровати. Она сняла халат, и Пэйс увидел кровь. События развивались бурно. И мысленно Пэйс закричал вместе с ней.

Глава 26

Путь длиной в тысячу миль начинается с одного, первого, шага.