Джози никогда не отличалась склонностью к бескорыстным поступкам, но способна была протянуть руку помощи. Дора охотно приняла предложение, и они отбыли вместе.

Дора понятия не имела, что подумает Пэйс, вернувшись в полдень домой и никого не застав из женщин, но она не собиралась беспокоиться о том, что еще не случилось.

Лавка была заперта, ставни закрыты, и им пришлось обойти дом, чтобы попасть на жилую половину. Салли прослезилась, услышав, что задумали ее подруги, и провела их через черный ход.

– Я ужасно беспокоюсь, – прошептала она, поспешно проведя Дору и Джози через убогую кухню в гостиную на первом этаже, – нам не по средствам не работать, но я не могу оставить Билли Джона одного. Его лихорадит, и рана очень болит. Доктор сказал, что через несколько дней он поправится, но вы же знаете, какое у него здоровье. Билл слабый, проболеет неделю, а то и больше. Я с ума схожу от беспокойства.

Войдя в лавку, они услышали сверху громкие голоса игравших детей. Один ползунок зарыдал, и Салли обеспокоено взглянула на потолок, стараясь определить, насколько серьезна ситуация.

– Иди наверх, – решительно сказала Дора. – Я знаю, что сколько стоит, а Джози прибежит и спросит, если придется о чем-нибудь узнать. И все будет в порядке.

Салли неуверенно посмотрела на Джози и кивнула в ответ на обещание Доры. Она прекрасно знала, как точно подсчитывает Дора каждое потраченное пенни. В отличие от Джози она была небогата и знала цену деньгам.

– Хорошо. Я не знаю, чем смогу вам воздать да вашу доброту, но я найду возможность. – Бледное лицо Салли напряглось.

– И пожалуйста, никому не говорите, что в него стреляли. Говорите только, что у него лихорадка.

Все уже знали, что Билли Джо ранен выстрелом. Джози не могла бы об этом узнать, если бы слухи не дошли уже до загородной усадьбы. Но они понимающе кивнули. Так или иначе, надо сохранять внешнюю невозмутимость.

Первой покупательницей стала одна из сестер Хауэрда, Эмма. Она была уже замужем и имела двоих детей, но все еще умела быть в курсе всех событий. Она взглянула на Дору, сидящую за прилавком, затем удивленно повернулась к Джози:

– Что это вы тут делаете?

– Помогаем Салли. Что-нибудь хочешь купить?

Джози сняла украшенную перьями шляпу и постаралась принять озабоченный и деловитый вид, подобающий продавщице. А то, что ее серое дорожное пальто из альпака стоило, по всей вероятности, дороже, чем весь гардероб Салли, ее, по-видимому, нисколько не беспокоило.

– Мне нужен комплект серебряных пуговиц и черные нитки. – И Эмма повернулась к Доре, которая выписывала чек: – Слышала, что вы с Пэйсом поженились, но не думала, что так давно. – И Эмма выразительно оглядела круглый холмик ее живота.

Дора спокойно выписала чек, а Джози приготовила нужные предметы.

– Пэйс приезжал, но мало кто его видел, – уклончиво ответила Дора. Ей всегда было трудно лгать. Да она, собственно, и не лгала, но и правды, как есть, не сказала. Папа Джон огорчился бы из-за этого.

Эмма пробормотала:

– Но, наверное, тогда он пробыл достаточно долго. – Она даже не стала разглядывать пуговицы, поданные ей Джози, а просто опустила их в сумочку. – Я слышала, что вчера ночью в Билли Джона стреляли. Как он себя чувствует?

Джози любезно улыбнулась:

– У Билли Джона просто лихорадка, и он скоро поправится. Хочешь чего-нибудь еще?

– Честное слово, Джозефина Николлз, не знаю, что ты сама об этом думаешь, но тебе здесь не место. И совершенно ни к чему выгораживать Билли Джона. Полагаю, что сейчас ты скажешь, будто Пэйс Николлз ничего не знает, по какой причине нездоров Билли Джон, или каким образом сгорела мэрия.

– Тридцать пять центов, Эмма. А если у тебя есть вопросы к Пэйсу, то он занят сегодня, он пашет кукурузное поле. Ты можешь сама обо всем его расспросить. У него еще побаливает рука, так что он покажется тебе не слишком любезным, но я уверена, что он тебе обо всем честно доложит.

В этих словах не было никакой лжи. Дора действительно ничего не знала о ночных вылазках Пэйса или о его причастности к поджогу мэрии. Она ничем не погрешила против Божьей правды.

Эмма бросила на нее кислый взгляд:

– Да, такое впечатление, что Пэйс Николлз давно не имеет дела со здешними учреждениями. И наверное хорошо освоил фермерский труд. Муж говорит, что, если янки отсюда вскорости не уберутся, мы их прогоним дубинками. Пусть Пэйс позаботится о своей спине.

Дора могла бы спорить с ней до синевы, но ни к чему хорошему это бы не привело. Логике и чувству вместе делать нечего, а Эмма, по-видимому, не слишком сильна в логике. Дора подала ей чек в обмен на деньги:

– Спасибо, Эмма.

Остаток дня прошел вряд ли спокойнее. Слухи распространились быстро, и каждая жительница городка улучила свободную минуту, чтобы зайти в лавку и поглазеть на богатую Джозефину Николлз, стоящую за прилавком; и узнать новость о женитьбе Пэйса на Доре. У каждой жительницы было на этот счет свое мнение и, как правило, неблагоприятное. К концу дня Дора совершенно выбилась из сил, а у Джози был такой вид, словно ее побили палкой.

– Не знаю, как Салли все это выдерживает, – пробормотала Джози, усаживаясь в коляску. – Она была самой хорошенькой девушкой в городе и могла выйти замуж куда удачнее, не за Билли Джона. Уж эти мужчины! Честное слово, я думаю, они своих женщин недостойны. Даже Пэйс заслуживает порки. Не думаю, что когда-нибудь опять выйду замуж.

– Ты бы не хотела иметь Эми? – с любопытством спросила Дора.

– Я знаю одно, что ни за что бы опять не согласилась на такие муки, – зловеще изрекла Джози и быстро взглянула на Дору. – Но для тебя мы найдем лучшую повитуху, потому что я сама буду совершенно бесполезна, когда тебе подойдет время рожать.

Дора провела не одну ночь, беспокоясь о том же, но еще не решила, кого позвать. Вряд ли она сумеет послать нарочного к тому военному врачу, который лечил Пэйса, даже если тот еще в здешних местах. И этого она тоже не знала со всей определенностью. Да, причины волноваться были, но что делать – неизвестно, а все цветные повитухи уже покинули округ. Другие женщины надеялись на помощь родственниц, но надеяться на Харриет и Джози совершенно бессмысленно.

Она ничего не могла решить и оставила все как есть.

Услышав стук колес, Пэйс выскочил навстречу. Увидев двух женщин, устало входящих в дом, он взорвался:

– Где, черт возьми, вас носило? Эта проклятая кухарка опять варит бобы, Эми капризничает, а… – Тут Пэйс всмотрелся попристальнее в лицо Доры и ударил кулаком в ладонь: – Ты что, хочешь себя убить?

Она заметно отшатнулась. И с тем же успехом могла вонзить ему нож в сердце. Пэйс всегда считал, что Дора – единственный человек в мире, на которого он может положиться в любых обстоятельствах. И что же, ее он тоже оттолкнул. Затейливо выругавшись, он круто повернулся на каблуках и скрылся в доме.

Внутренности у него свело, рука чертовски разболелась, да и все тело ломило после нескольких дней тяжелого полевого труда. И все же груз страха, испытываемого перед ним Дорой, тяготил Пэйса больше всего. Она отпрянула, не желая, чтобы он к ней прикоснулся, и глядела на него, как раненая голубка, отчего Пэйс чувствовал себя мерзавцем. Нет, он, черт возьми, ничем не заслужил подобного отношения.

Он поступает так, как считает правильным, как надо было сделать уже давно. Седлая лошадь, Пэйс подсчитывал в памяти все несправедливости, творившиеся в округе последние десять – двадцать лет. Список злодеяний бесконечен. Он обвинял Джо Митчелла и его пособников в том, что те превратили спокойную земледельческую общину в гнездо работорговли, котел мятежных настроений против Союза штатов и сточную канаву коррупции. Каждый доллар, пущенный здесь в оборот, носил отпечатки грязных рук Джо Митчелла. И Пэйсу нисколько не легче оттого, что его собственный брат увяз по уши в этом дерьме.

Он знал черных женщин округа, которые уже никогда не встретятся со своими мужьями или детьми из-за грязных махинаций Джо Митчелла и Чарли. Дети умирали на плантациях вдоль Миссисипи, оторванные от родных домов и близких. Женщины-рабыни насильно ввергались в проституцию или становились «фабриками» по производству детей, которых потом продавали, потому что Джо Митчелл поклонялся всемогущему доллару. Пэйс не видел оправдания злобной практике растления душ жителей округа, познавших сладость дешевой наживы на слезах и несчастьях черных рабов. Он не мог спасти уже погибшие души, но он мог осуществить наказание. Очевидно, жадный мэр, потеряв источник наживы в торговле рабами, обратился к другим грязным делам. И Пэйс не собирался спокойно наблюдать, как Джо Митчелл упражняется в беззакониях и коррупции.


Апрельское солнце садилось довольно рано. Пэйс въехал на лошади в тень деревьев у реки, но он не заметил розовых красок заката. Пэйс не вдыхал с наслаждением запах молодой травы, не замечал набухших розовых бутонов на кустарнике. Он почувствовал ожесточение при мысли о Доре, отдыхающей сейчас в их супружеской постели. Скрепя сердце, не позволяя теплой волне чувства растопить ожесточение. Да, он не часто последние дни сам ложился в эту постель. Пэйс стал тем, кого хотели сотворить из него отец и армия, – беспощадным мстителем.

Тени спустились во тьму, когда он подъехал к небольшому фермерскому домику. Пэйс свистнул, и на мгновенно осветившемся пороге показалась человеческая фигура. Дверь закрылась, а фигура скользнула во тьму и вскоре возникла снова, ведя в поводу лошадь.

– Мне на этих цветных наплевать, Николлз, – предупредила фигура, садясь на лошадь.

Цветные, о которых шла речь, были прикованы к стене жалкой лачуги, чтобы не убежали, но Пэйс не стал спорить. Он использовал для своих целей все подручные средства, и этот человек сейчас был одним из них.

– У Хомера есть списки, составленные мэром. Если ты хочешь расстроить это свинское дело, ты должен их заграбастать прежде, чем они доберутся до здания суда. Отпустить негров на волю – лучше ничего не придумаешь, чтобы выманить Хомера из дома.