Пэйс взялся за мотыгу и сердито посмотрел на нее:

– Иди нянчись с Эми, а у меня и так дел по горло.

– Да, вижу, – отрезала Дора. – Вы с Солли уже пятнадцать минут стоите и чешете в затылке, глядя на небо. Да, ты очень занят. Прости, что помешала.

Она сейчас не могла уйти с гордо поднятой головой, как ей хотелось бы. Идти по вспаханной земле вообще трудно, а при ее фигуре каждый шаг мучение. Она слышала сзади крик Пэйса:

– Черт побери, Дора, не ходи в поле! Тебе сейчас надо сидеть дома.

Она бы и сидела, если бы у него хватило соображения приходить обедать, но орать ему что-либо в ответ было ниже ее достоинства. Что толку спорить с этим несчастным болваном.

Но она сильно о нем беспокоилась. Пэйс прожил дома уже несколько недель, достаточно, чтобы вспахать самое большое поле и посадить табак, но с каждым днем он выглядел все старее и утомленнее, и все больше отдалялся от нее и своих родных. Она чувствовала неладное, но не знала, как помочь.

Джози встретила Дору в кухне и посмотрела на ее пустые руки.

– Он поел?

– Он даже не дал мне времени уговорить его, – ответила устало Дора.

– Но он мало ест, он умрет. – Джози закусила нижнюю губу. – И он все время в поле. Он когда-нибудь спит?

Это был каверзный вопрос. Дора вымыла руки у насоса и освежила лицо, делая вид, что не расслышала. Пэйс перевел ее в свою комнату побольше, в другом конце коридора, подальше от матери, но сам там мало бывал. Иногда утром, проснувшись, она находила на полу его грязную одежду, видела вмятину на подушке, рядом со своей, так что иногда, очевидно, он все-таки спать ложился. Правда, она не была уверена, что он действительно спал. Только человек, который никогда не спит, мог так потихоньку скользнуть в постель и выскользнуть из нее, чтобы она не заметила.

– Он взрослый человек. Я не могу его учить, что надо делать, – наконец ответила Дора, вытирая полотенцем лицо.

– Но кто-то ведь должен! Дора, волнуясь, зашагала по кухне.

– Если он умрет, мы все погибли. Без него мы с усадьбой не справимся.

Уставшая, раздраженная, напуганная больше, чем хотела в том признаться, Дора сердито отвечала:

– Вот ты и попытайся его спасти от него самого, если хочешь.

Джози вернула ей сердитый взгляд:

– А может быть, и попытаюсь. Ты его поймала, но любил-то он когда-то меня. И такая жизнь его убивает.

Слова эти пронзили сердце Доры. Джози вполне имела право так говорить. Поведение Пэйса очень неразумно. Он слишком много работает. Он не ест и не спит. Он понемногу, постепенно убивает себя. Он ведет себя не нормально для счастливого мужа, ожидающего рождения своего первенца.

– Так сам Пэйс решил, не я, – ответила Дора, собрав все свое достоинство. И вышла, предоставив Джози думать, что ей угодно.

Но она не знала, что ей думать самой. Она была измучена душевно, она была в смятении и еще никогда в жизни не испытывала такого страха. Пэйс всегда казался ей таким сильным и уверенным в себе, таким знающим, что и как надо делать. А сейчас он казался таким же растерянным и не знающим, что к чему, как она сама. Она была на сносях, ей нужны были поддержка и опора, но Пэйс не мог ничего ей предложить.

В верхнем холле она встретила Энни, которая несла вниз остатки обеда Харриет. Так как Пэйс начал платить Энни небольшое жалованье, та стала заметно энергичнее. Энни не могла в одночасье избавиться от привычек рабского состояния и поэтому держалась с Джози и Пэйсом приниженно, хотя все время что-то бормотала под нос, но Дору она считала почти ровней, в конце концов, они долго были в этом доме практически в положении слуг.

– Вы скоро вернулись, – неодобрительно заметила Энни.

Доре не нужно было напоминать о ее несостоятельности, это и так ее мучило:

– Но он не ребенок. Я не могу заставить его есть. Энни продолжала, словно не заметила, что Дора сердится:

– А вы слышали, что ихняя милиция прошлой ночью повесила дядю Джэза? Кому мог навредить такой старик! Кто-то должен их на вилы поднять за это.

Дора закрыла глаза и покачнулась, словно от удара. О, только не дядю Джэза. Она только на прошлой неделе послала ему ветчины. Она знала лучше других, что старый негр совсем не безобиден, но он прожил такую длинную жизнь и заслужил право умереть с миром. Какими же надо быть злодеями, чтобы с удовольствием повесить беззащитного старика?

– Да нет, тут одними вилами не обойдешься, – прошептала Дора, – но дьявол должен унести их души прямо в ад.

Лицо Энни цвета кофе вдруг выразило тревогу и заботу.

– Вам, мисс Дора, надо бы лечь в постель. У вас вид плохой. Идите прямо сейчас и ложитесь. Больше вам сегодня ничего не надо делать.

У нее как раз было много дел, но слова Энни были не лишены здравого смысла. Она была не в состоянии чем-либо заняться. Дора кивнула и вошла в комнату, принадлежавшую Пэйсу с детства.

Она ничего здесь не меняла. Все осталось на своем месте в просторном помещении: массивная ореховая мебель и темно-синие занавеси. О том, что здесь живет мужчина, свидетельствовали крючок для снимания сапог и вешалка с кольями для шляп. Только на одном из них, свободном, указывая на присутствие женщины, висел легкий муслиновый чепец. Свои несколько платьев Дора аккуратно сложила и убрала в нижний ящик гардероба. Не было здесь ни духов, ни притираний. Единственное зеркало принадлежало Пэйсу, он использовал его во время бритья. Привыкшая быть незаметной, Дора не замечала отсутствия женских мелочей.


Пэйс проскользнул в комнату, чтобы переменить грязную одежду. Силуэт Доры, сжавшейся комочком в постели, почти заставил его отступить назад. Дора никогда не спала днем.

В сумеречном свете поблескивали ее льняные локоны, упавшие на бледные щеки. У Пэйса даже пальцы заныли от того, как ему хотелось ощутить их шелковистость. Ему так надо сейчас притронуться к чему-нибудь мягкому и надежному, хотя бы только для того, чтобы напомнить себе о том, как омозолела, отвердела у него душа.

Он приблизился, упиваясь зрелищем, которое никогда не смел созерцать, когда она не спала. Даже отягощенная бременем, Дора казалась маленькой. Она казалась такой хрупкой и слишком эфемерной, чтобы носить во чреве младенца. Ему захотелось взять ее на руки и так держать и поклясться, что он обо всем позаботится.

Но он не мог лгать Доре. Пэйс попытался ожесточить свое сердце и отвернуться, но тут живот ее дрогнул, зашевелился ребенок, и он наблюдал за этим как зачарованный. Его ребенок. Дитя, которое они создали вместе в те несколько блаженных дней, когда Пэйс притворялся, что весь мир для него сейчас сосредоточен в Доре. Глупо было так поступать. Он и тогда это понимал. А сейчас нес за это наказание, за то, что таким образом уничтожил единственное известное ему совершенное существо.

Господи, он же никогда не желал Доре зла. Он бы руки скорее наложил на себя, прежде чем это сделал.

Но сейчас он ей ни к чему, ни живой, ни мертвый. Он только мог уйти с ее дороги в надежде, что больше не причинит ей никакого вреда.

Схватив чистую рубаху, Пэйс тихо вышел из комнаты.


Дора проспала до глубоких сумерок. Проснувшись в темной комнате, она поспешно поднялась и оделась. Пэйс должен уже вернуться с поля. Ей нужно приготовить к его приходу что-нибудь горячее. Несколько бывших рабынь согласились варить за деньги, но за ними надо зорко следить и направлять. Диета из кукурузного хлеба с бобами не очень способствует хорошему пищеварению.

Дора беспокоилась о том, что они станут делать, когда истратят скудный денежный запас, но сейчас ее преследовали более неотвязные мысли о настоящем. Им с Пэйсом необходимо поговорить.

Он был в кабинете и, очевидно, углубленно погрузился в бухгалтерские книги. По столу были разбросаны калькуляции, счета, а вокруг по полу листки бумаги, испещренные цифрами. Пэйс уже не сидел, а шагал по кабинету, сунув руки в карманы и что-то бормоча под нос. Когда Дора вошла, он ногой отшвырнул какую-то игрушку, оставленную Эми.

– Извини, я, кажется, заспалась. Ты уже поел?

– Я съел сандвич. Со мной все в порядке. Ты лучше сама пойди и поешь, прежде чем придет Солли и все сметет.

Пэйс даже не посмотрел на нее.

– А мы не могли бы сначала поговорить? – спросила нерешительно Дора.

Пэйс бросил на нее нетерпеливый взгляд:

– О чем?

Теперь, когда он ее слушал, Дора не знала, что сказать. Она не могла спросить его прямо, почему он не ест и не спит. Не могла она также спросить, не является ли их брак ошибкой и не любит ли он все еще Джози. Все, о чем она хотела узнать, оставалось запретной темой. Поэтому Дора только осведомилась:

– Солдаты будут искать убийц дяди Джэза?

Ярость вспыхнула у него в глазах, они зажглись зеленым огнем. Но ярость погасла так же быстро, как вспыхнула. Пэйс с враждебностью посмотрел на Дору:

– У великой федеральной армии нет времени на старого слепого негра. Иди и поешь, Дора. У меня нет настроения заниматься болтовней.

– У тебя никогда ни на что нет настроения, – с горечью ответила Дора. – Ты только злишься и прячешься, делая вид, что всех остальных не существует. Но ты не можешь заставить нас исчезнуть, притворившись, что нас нет.

Он взорвался:

– Ради Бога, Дора! Чего ты от меня хочешь? Чтобы я сидел на веранде, потягивал лимонад, курил сигары и развлекал дам? Теперь, когда на меня свалилась эта чертова докука, ферма эта, на которой некому работать? А у меня самого проклятая рука, не способная ни на что. Но зато у меня есть жена и скоро будет ребенок, которых надо содержать и никаких возможностей заработать! Мне что, надо возглашать «Аллилуйя!»?

Дора прижалась к двери, все с большим страхом ожидая вспышки неконтролируемого гнева. Детские воспоминания о криках, ругани и плаче снова воплощались в действительность, и она реагировала инстинктивно, даже не замечая этого. Пэйс был известен своими шумными выходками и вспыльчивостью. Рассудком она понимала, что он никогда не выплескивал на нее раздражения, но ей такие вспышки по-прежнему внушали отвращение. Дора видела последствия необузданного гнева Чарли, а прежде – своего отца. Она не могла поверить, что Пэйс сознательно может выместить на ней свою ярость. И, не в пример Джози, она останется сама спокойной и рассудительной. Может, это произведет на него отрезвляющее впечатление.