Сбитый с ног юноша всхлипывал от боли, а Карлсон ретиво орудовал кнутом. Он не собирался забить его до смерти, и потому иногда кнут только щелкал в воздухе, но и того было достаточно: кровь ручьями стекала с исполосованных спины и рук несчастного. Дора, пройдя через толпу и ближайший круг зрителей, наклонилась над юнцом, чтобы взглянуть на раны. Ее поступок оказал решающее воздействие на ретивость кнута.

Дору всегда удивляло лицемерие условностей. Капор и длинная юбка защищали ее сильнее, чем оружие мужчину. А то, что Карлсон считал ее гостьей в своем доме, защищало девушку еще больше. Ни один уважающий себя джентльмен никогда не ударит женщину, а женщину-гостью тем более. Это не означало, что Карлсон вообще никогда не поднимал руку на женщин, но он никогда не делал это на публике.

– Черт возьми, что ты такое задумала, девушка? – яростно вскричал он.

– Надо наложить швы ему на руку. А иначе он целую неделю не сможет работать. – И Дора спокойно обратилась к женщине из толпы: – Принеси мою сумку, ладно?

– Проклятие, Дора! Я с ним еще не закончил. Не мешайте мне. Я его так проучу, что он век не забудет.

И кнут щелкнул угрожающе близко, однако взметнул только пыль.

Дора не обратила на его слова никакого внимания и взглянула на одного из мужчин:

– Помоги мне отнести его и положить на постель. И еще мне надо мыло и теплую воду.

Но рабы заколебались, они не смели последовать ее приказаниям. В этот момент Дора увидела, как по ступенькам крыльца быстро сбегает Чарли. А Чарли – это уже совсем другое дело. Не легче ей стало, когда она увидела, что за мужем поспешает, насколько позволяла уже очень заметная беременность, Джози. В эти последние месяцы у деликатной Джози язык стал бранчливым и резким.

– Что, черт побери, здесь происходит? – потребовал ответа Чарли, подходя к собравшимся.

Тридцать с лишним лет и чересчур обильные возлияния нагнали жирку на его мускулистые формы, но он был все еще сильным мужчиной. Он зорко взглянул на Дору, копавшуюся в пыли, затем обратил вопросительный взгляд на отца.

– Да убери ты у меня из-под рук эту проклятую девчонку, чтобы я мог закончить то, что начал! – раздраженно крикнул Карлсон.

Он был страшен в гневе, который, однако, так же быстро угасал, как вспыхивал. Ему уже не хотелось боль­ше размахивать кнутом, но самолюбие требовало удовлетворения.

Но когда Чарли двинулся туда, куда ему было сказано, его за рукав схватила Джози.

– Не смей к ней прикасаться! Дора, уводи этого беднягу отсюда.

Дора почувствовала, как внутри, в душевной пустоте, стал разрастаться страх. Ей хотелось убежать и спрятаться или сделать вид, что ничего не происходит, но она понимала, что надо действовать, не полагаясь ни на чью помощь. Она знала также, что сейчас последует и какое это будет неприятное зрелище. Дора становилась свидетельницей этого много раз. Чарли не любил, чтобы ему перечили. Ему не нравилось мнение Джози о его обращении со слугами. Конечно, Чарли никак не могло понравиться то, что их несогласие по этому поводу станет широко известно.

Дрожа, Дора выпрямилась и стряхнула пыль с юбки, что сразу же отвлекло Чарли от мысли пустить в ход кулаки.

– Мне кажется, этот юноша принадлежит Пэйсу, – сказала она, тщательно выбирая слова, и сразу же переключила внимание Чарли с Джози на себя. – Я хотела только, чтобы он не пострадал чересчур серьезно. Извините мое вмешательство, если что-нибудь не так сделала.

– Не важно, кому он принадлежит, – крикнула Джози. – С ним нельзя так обращаться. Ведь он совсем еще мальчик.

Дора съежилась при виде того, как Чарли взмахнул рукой и нимало не задумываясь оттолкнул Джози, чтобы не мешалась под ногами. Да, джентльмену не полагается бить леди, но жена принадлежит мужу и он может делать с ней все, что угодно. Это Дора узнала еще очень давно. Она схватила Джози за руку, потому что та зашаталась и едва не упала. Однако Джози урезонить, таким образом, было уже нельзя. В отличие от матери Доры она не смирилась и ее обычная застенчивость сменилась безрассудной смелостью.

Джози изо всей силы ударила своим маленьким кулаком в массивную грудь мужа:

– Если ты еще хоть раз, грубиян, посмеешь толкнуть меня, я перееду жить к своей матери! Ты не смеешь обращаться со мной, как со своими рабами! Пэйс меня предупреждал насчет тебя, а я его не послушалась. Но теперь я сделаю, как он советовал. Ты пожалеешь, что день, когда…

Вмешивать в эти дела Пэйса было не самой удачной мыслью. Яростно фыркнув, Чарли развернулся и ударил жену кулаком в челюсть. Она вскрикнула и упала на руки Доре, а слуги, вытаращившись и разинув рот, молча глазели на безобразную сцену.

– И мне не нужна жена-сука, которая все время меня пилит! Убирайся с глаз моих, пока я тебя тоже не огрел кнутом.

С этими словами он выхватил кнут из руки отца и повернулся к юноше, чтобы стегнуть его, но жертва сообразила вовремя отползти за пределы досягаемости. Кто-то из пожилых мужчин-рабов почти на руках оттащил его к негритянским лачугам, и теперь мишенью для гнева оставалась одна Джози.

Дора поспешила встать между потрясенной, дрожащей Джози и ее впавшим в ярость мужем, в то время как Карлсон пытался утихомирить сына. Что-то шепча, Дора потянула Джози в сторону дома. По справедливости ей надо было бы сейчас пойти к юноше-негру и наложить швы на его раны; но беременная Джози была совсем беспомощна. Перед глазами, однако, стояло лицо матери, такой же некогда беспомощной. Если бы у матери имелись друзья, способные ее защитить, она, возможно, была бы жива. Поэтому самое мудрое сейчас обеспечить безопасность Джози.

– Я уеду домой, – прорыдала Джози, когда Дора вела ее к черному крыльцу. – Пэйс был прав, я здесь чужая. Я считала его джентльменом! – всхлипывая, докончила она уже в доме.

Дора понимала, что Джози говорит о муже, но такое умозаключение о Чарли было попросту глупо и не заслуживало ответа. Да, кстати, слово «джентльмен» уже вышло из моды. Если когда-нибудь джентльмены и существовали, то такая порода людей уже вымерла.

– Но он твой муж. Ты не можешь бросить его и уехать. Ты должна научиться ладить с ним, – сказала Дора, пока они шли по холлу, направляясь к лестнице.

Знает Бог, у нее самой был достаточный опыт, позволявший говорить, что бегство проблем не решает и Чарли вполне может ринуться в дом и до потери сознания избить ее. Жены были так же бесправны, как рабы. Отличие только в том, что жен, если они бегут от мужей, в тюрьму за это не сажают.

– Я все расскажу Пэйсу. Он придумает, что надо делать, – твердо ответила Джози, выпрямляясь и тем самым, освобождаясь от поддержки Доры.

Мысленно Дора простонала от такой глупости. Может, Джози и надо было дать по физиономии. Должен же кто-то вбить немного здравого смысла в ее самолюбивую головку. В каком-то отношении Джози и Чарли два сапога пара.

– Что же, по-твоему, может сделать Пэйс? Ты же вышла замуж за его брата. Ты хочешь, чтобы он пристрелил Чарли? Ты же носишь ребенка, и Пэйс не сможет взять тебя с собой, даже если ты согласишься жить с ним в палатке и путешествовать с одного поля битвы на другое. Здесь и его дом, ты забыла? И ему больше некуда увезти тебя! Так на что же ты рассчитываешь? На то, что все изменится по мановению волшебной палочки?

Джози подхватила широкие юбки и стала неуклюже взбираться по широкой лестнице.

– Ты просто ревнуешь, потому что Пэйс не замечает твоего существования. Он велит Чарли перестать меня бить. – И она торжествующе, с вызовом, взглянула сверху вниз на Дору. – Ты, наверное, даже и не знаешь, что Пэйс снова в городе? Так вот, он здесь. И прежде чем уедет, воздаст Чарли по заслугам.

Дора остановилась. Пустота внутри стала еще тяжелее. Она взяла черный саквояж, который вручил ей молча слуга, и повернула в обратную сторону. Значит, Пэйс дома. Ей бы следовало об этом знать. Мир вокруг нее перевернулся и лежал в руинах. И кто же в этом виноват, кроме Пэйса?

Дора снова прошла через теперь затихший двор. Карлсон и Чарли отсутствовали, наверное, ушли по делам. Рабы рассеялись по окрестностям. На крыше амбара самозабвенно распевал пересмешник, но в этот прекрасный весенний день только эта мелодия была радостной. Где же Пэйс, – раздумывала Дора, – и что он здесь делает? Вряд ли его полк побывал в той ужасной бойне при Шайло в прошлом месяце. Его имя не значилось в списке погибших и раненых. Да они и услышали бы уже сейчас, если что случилось.

Когда Дора пришла, один из слуг пытался очистить открытые раны на спине юноши и почтительно уступил ей место, чтобы Дора принялась за дело.

– Почему же ты не попросил мистера Пэйсона взять тебя с собой, вместо того чтобы пытаться бежать? – спросила она с любопытством, очищая раны и доставая иглу, чтобы наложить швы на самые большие.

– Он не захотел меня брать, – угрюмо ответил парень, – он сказал, что это помешает ему быстро ехать.

По слухам, армия двигалась со скоростью улитки в январе. Но Дора промолчала. Зная Пэйса, она могла предположить, что он не передвигался вместе с армией, как это было заведено. Он был слишком нетерпелив, чтобы исполнять чьи-то приказы, слишком горяч, чтобы сидеть и ждать приближения врага. Он служил в кавалерии, а когда он присоединился к армии, там еще не было конницы. И армия федералов иногда просто не знала, что делать с мятежными отрядами из Кентукки. И Дора понятия не имела, как они справляются с Пэйсом.

– Ты должен набраться терпения. Я с ним поговорю, хотя ничего тебе не обещаю. Друг Николлз прав. Если охотники за рабами тебя схватят, они тебя изобьют до полусмерти. Придет время, и ты станешь свободен, но оно еще не наступило.

Хотя ему было очень больно, юнец сердито проворчал:

– Но я не хочу ждать, пока стану седым и старым. Дора вздохнула. Мальчишка многому научился у Пэйса.

– Позволь, я поговорю с другом Пэйсоном, прежде чем ты совершишь какой-нибудь опрометчивый поступок.

Чья-то тень заслонила дверной проем маленькой хижины, отрезав путь солнцу. Доре не надо было глядеть в ту сторону и слышать его голос. Она знала, чья это тень. Пэйс.