– Зачем ехать к чёрту на кулички, когда их уже нет, когда их схоронили без тебя. Кому ты теперь там нужен? У тебя здесь работа, отец, я. Здесь твоя семья, здесь твоя жизнь, здесь твои обязанности.

Роман смотрел на неё и дивился сам себе. Как он мог жить столько лет с чужой ему женщиной? Он не находил слов, чтобы правильно ответить на её слова. Молча, без всяких объяснений, не смотря на её крики и угрозы, он собрал вещи и уехал в аэропорт.

Увлекшись размышлениями, Роман не заметил, как оказался на подкосине своего деда. Сейчас на ней паслись козы. Услышав приближающиеся шаги, они подняли вверх головы, перестали жевать и испуганно смотрели на Романа. На небольшой скамеечке, чуть в стороне, сидела женщина. Она повернула голову в сторону незнакомца. Приставив ладонь ко лбу, долго всматривалась в лицо человека, который так бесцеремонно, остановил процесс пережёвывания травы её любимых коз.

– Здравствуйте баба Сима! – Обратился к ней Роман.

– Кому баба Сима, а кому и Серафима Михайловна.

Роман был обескуражен ответом соседки. Не может быть, чтобы она его не узнала? Он сказал ей.

– Серафима Михайловна, посмотрите внимательнее, это я, Рома, ваш сосед.

– Вижу, не слепая. Век бы не видели тебя мои глаза. Чего приехал? Или совесть замучила? Как только тебя земля-матушка держит. Тебе не стыдно смотреть мне в глаза? Басурман.

Роман опустил глаза в землю. Он не знал, куда себя деть, от уничтожающих слов бабы Симы в его адрес.

– Стыдно, баба Сима, стыдно. Я искуплю свою вину перед дедом и бабушкой.

– Кому нужны теперь твои искупления. Живых нужно было чтить и не забывать. – Она с горечью вздохнула. – Дед и баба очень нуждались в твоей поддержке, во внимании. Нет тебе прощения на этой земле, коли ты так поступил с ними. Спасибо господу богу, что он послал им одну сироту, которая была с ними до самой их кончины, ухаживала, делала всё, чтобы скрасить их одиночество. Если бы не она, то они ещё раньше бы умерли.

Баба Сима поднялась со стульчика, подошла ближе к Роману, внимательно посмотрела в его глаза. Он отвернулся от её пристального взгляда.

– Ответь мне Ромка, почему вы, молодые, такие чёрствые? Мы растили вас по законам наших предков, по божьим заповедям. Неужели, сейчас, в это время, законы и заповеди изменились? Ничего не стоит забыть, оставить на произвол судьбы тех, кто отдал бы за вас свою жизнь. Я говорю тебе это, не потому, что только ты виноват. Мне очень горько сознавать, но мои дети, внуки не лучше тебя.

Она вытерла глаза концом платка, громко сморкнулась туда же, потом тихо, сама себе сказала.

– Получается, что и библию нужно переписывать!? Иди уже домой. Анютку не обижай. Она, девушка, хорошая.

Роман извинился перед ней, попрощался и с опущенной головой пошёл к своему дому. Он хорошо понимал, что упрёков в свой адрес, от односельчан, получит сполна, только огребай.

Ему было так стыдно, так паршиво на душе, что он прошёл мимо своей калитки, в сторону реки. Здесь, на пригорке, недалеко от дома, был когда-то вырыт погреб для овощей, солений. Дверь в погреб, которая была полуоткрыта, висела на одной петле и от небольшого ветра покачивалась из стороны в сторону, поскрипывая на ходу. Скрип её был так жалобен, что отдавался в раненой душе Романа ещё большей тоской, навалившейся на него. Небольшая скамейка, что стояла около погреба, вросла в землю и напоминала трухлявый пенёк, который вот-вот рассыплется от чьего-либо прикосновения. Роман не стал к нему прикасаться, пусть стоит, она напоминала ему те времена, когда бабушка, выходя из погреба, ставила на эту скамейку банку с огурцами или ведро картошки. Бросив сумку на землю, он снял с себя пуловер, расстелил его и сел. Земля оказалась тёплой, трава мягкой. Как в далёком детстве захотелось прокатиться кубарем с пригорка прямо к речке. Роман оглянулся вокруг, не смотрит ли кто, лёг на бок, оттолкнулся от земли руками и покатился вниз. Такая радость в душе появилась, что он не сдержался и рассмеялся.

Остановив своё движение, он долго лежал с открытыми глазами, уставившись в небо.

– Мама, смотри, дядька пьяный валяется.

– Не подходи к нему Николаша.

Роман повернул голову в сторону и увидел рядом с собой девушку в коротком, простеньком сарафанчике, который очень шёл к её загорелому телу. Пушистые светлые волосы обрамляли её голову, сзади они были связаны голубой лентой, и в отблеске солнца казалось, что она напоминает собой распустившийся одуванчик. Светло-серые глаза внимательно рассматривали Романа. Он, даже успел заметить маленькие точечки веснушек на её вздёрнутом носике. Рядом с ней стоял светловолосый мальчик лет пяти-шести, с такой же кудлатой, светлой головой. Наверное, это и есть Анюта с сыном, подумал он. Какая красивая и совсем ещё молоденькая! Он встал и представился.

– Роман Ронжин. Я только что с электрички. Вот, вспомнил детство, прокатился сверху на боку.

Он потрепал Николашу по светлой шевелюре.

– И, совсем, я не пьяный.

Анюта подвинула к себе сына. Она, почти, враждебно посмотрела на Романа.

– Ну, надо же, не прошло и года, как любимый внук соизволил приехать на похороны. Что же вы, Роман Максимович, так долго собирались?

– Вы простите меня, но я ничего не знал. Моя жена прятала от меня ваши телеграммы.

– Конечно, легче всего свалить всю вину на жену, а самому оставаться белым и пушистым.

– Вы в праве меня критиковать, но это так и было. Мне стыдно признаваться в этом.

Анюта взяла сына за руку и пошла вверх по косогору. Роман смотрел ей вслед и почувствовал, как от встречи с ней, у него по всему телу пошёл холодок. Как ему теперь показаться в своём доме? Как наладить контакт с ней? Больше всего, ему не хотелось бы, чтобы Анюта думала, что он конченый негодяй. Ему хотелось, чтобы она поняла его и простила за дедушку и бабушку. Кто, кроме неё, сделает это? Совершенно подавленный, он поднял сумку, махнул рукой, как всё равно отрезал все сомнения. Чему быть – тому не миновать. Анюта должна его понять и рассказать ему о последних годах, днях жизни его родных. Роман подошёл к калитке, взялся за витую ручку и вдруг почувствовал, что у него нет сил, чтобы войти во двор своего дома. Десять лет его не было здесь. Всё ли тут на месте? Может, за эти годы, многое изменилось? Он и не догадывался пока, что здесь, в доме его дедов, совершенно ничего не менялось. Им было не до этого. Все их мысли, днём и ночью, летом и зимой, десять лет были заняты одним, как живётся их мальчику в далёкой стране, здоров ли он, помнит ли их, как помнят они его. Всё это придётся ему узнать, узнать многое, о чём он и не догадывался. Роман осторожно открыл большую дверь калитки, она тяжело застонала и впустила во двор своего долгожданного скитальца. В глаза сразу бросилась удивительная чистота двора. Как и полагается в хорошем хозяйстве, каждая вещь, инструмент – всё было на своих местах. Большая клумба цветов ярко сияла разноцветием. Рядом с летним домиком, как и прежде, стояла будка собаки. Где же сама собака? Роман тихо свистнул. Из-за будки показалась знакомая морда пса. «Бард!» Этого пса, Роман привёз в деревню за год перед отъездом. Он подобрал его на улице, в городе.

– Старина «Бард». Как же я рад тебя видеть! Ты-то хоть рад моему возвращению?

«Бард» поднял вверх уши, наклонил голову в одну сторону, потом в другую, заинтересованно разглядывая пришельца. Только после повторного призыва человека к нему, он вдруг что-то начал вспоминать. Хвост его приветливо замахал. Когда Роман подошёл к нему и погладил по голове, он всё вспомнил. Лизнул своему молодому хозяину руку, дотянулся до лица. Радости его не было предела. Видимо, он скучал по деду, и сейчас, выражал эту радость Роману. Они, как большие друзья, встретившиеся после долгой разлуки, не могли наговориться друг с другом, не замечая, что из окна дома за ними наблюдают.

– Ну, дружище, как тебе жилось эти годы? Молчишь? А, мне есть, что сказать. Сволочь я. Понимаешь? Вот ты, молодец. Не бросил своих хозяев и сейчас страдаешь по ним. Я, тоже, страдаю, но, всё равно, сволочь.

Роман обнял пса за шею, уткнулся в его благодарную морду, и сам не заметил того, как из глаз полились слёзы. Так тяжело ему ещё никогда не было. Он гладил пса по шерсти и говорил ему, говорил. Пёс, чтобы успокоить его, встал, зашёл за будку и вскоре вышел оттуда с большой костью в зубах, которую положил у ног Романа.

– Спасибо дружище! Ты простил меня? – Пёс зевнул, лёг на землю, положив голову на колени хозяину. Значит, у меня не всё потеряно, подумал Роман.

– Роман Максимович! Идите в дом, обед стынет. – Услышал он голос Анюты.

Переступив порог родного дома, он сразу же увидел на передней стене четыре большие фотографии: мама, папа, дедушка, бабушка. Родные лица смотрели в его сторону, приветствуя его появление. Роман подошёл к ним, поздоровался с каждым, встал на колени перед ними.

– Я виноват перед вами. Простите меня, если сможете.

Когда он повернулся к Анюте, чтобы и у неё попросить прощения, то ни её, ни её сына, в доме не было. Он понял всё. Они не хотели ему мешать при встрече с родными.

3

Быстро же расходятся слухи на деревне. Через час, в магазине, где все узнают последние новости, знали, что из Австралии приехал Ромка Ронжин. Эту весть туда принёс Володька Капустин, с которым Роман дружил в детстве. Потом их судьбы разошлись по разным сторонам. Володька пристрастился к спиртному, нигде не учился, с грехом пополам отслужил в армии, а демобилизовавшись, сел на шею престарелых родителей. Сейчас он канючил у продавщицы Зинки очередную бутылку водки. Та отнекивалась от него.

– Нет у меня водки, запрещено ею торговать. Ты со вчерашней попойки ещё не оклимался.

– Да ладно тебе заливать-то, водки у неё нет. Пошарь под прилавком. Если хочешь знать, то у меня повод и очень даже интересный, особо для тебя.

– Ой, ли! Повод у него. У тебя каждый день повод. Стариков бы пожалел. Сколько ещё они будут на тебя горбатиться?