Я не бывала у отца на могиле давно. Всего пару выездов с мамой можно вовсе не считать, ведь этого человека никогда не было рядом, и он не растил меня. Долгое время Дмитрий Заворконский оставался для меня какой-то странной, полумифической фигурой. Вроде бы был, а вроде и нет. Сейчас рассматривая красивый черный гранитный монумент, установленный с его фотографией, понимаю, что очень многого не знала. Не осознавала того, чем пришлось пожертвовать этому человеку, чтобы люди наконец смогли узнать правду.

Переведя взгляд на широкоплечую мужскую фигуру в темном зимнем пальто, я вошла через приоткрытую дверцу ограды и, присев на корточки, положила букет лилий прямо поверх кучи свежих цветов. А ведь сколько помню, они всегда тут были. Мама долго пыталась узнать, кто оставлял их. Странно, почему еще тогда мне не пришло в голову связать двух людей вместе, ведь казалось, все было на поверхности.

— Мне кажется нам пора поговорить, — говорю тихо, разглядывая улыбчивую фотографию отца, отмечая наше некоторое сходство. Кажется, у меня его ямочки и тот же взгляд. Или это я себе придумала?

— Хех, — Давид Джумберович сует руки в карманы, задумчиво выдыхая дым от прикуренной им сигареты и смотрит на меня искоса. — Как ты догадалась?

Вместо ответа молча сдвигаю рукав своей теплой курточки, демонстрируя знакомые дорогие серебряные часы. Те самые, что я нашла в бетонном подвале разбитыми. Позади них были немного затертая гравировка: «Брат за брата. Чечня 1995–1996 год». Выискивая источники и разыскивая мастера этих часов, я дошла до Давида Доронова. Такие вещи были редкостью, клеймо мастера на внутренней стороне крышки циферблата вывело к нужному человеку, пусть не без помощи Бубликова. Остальное даже не пришлось сильно додумывать, из известных фактов сложился ответ на невысказанный вопрос, который я все не решалась задать. Встала рядом и молчала, дожидаясь, пока Давид Джумберович догадается о моих сомнениях.

— Мы с твоим отцом встретились там случайно, — задумчиво потянул отец Амира, втянув дым и медленно выпустив его, разглядывая хмурое серое небо. — Дима был военным корреспондентом, освещал конфликт в горячих точках. А я отправился туда сам. Из желания доказать себе и отцу, что могу быть чем-то большим, чем просто бизнесменом, — его задумчивый взгляд переместился на меня.

— Твой отец дал мне то прозвище — чеченец. В шутку, в честь первой встрече, когда перепутал меня с местными жителями. Он спас меня, вытащив из-под обстрела, а после возвращения на родину мы разъехались. Когда он начал свое расследование против деятельности «Зеленый слон», я уже ввязался в это дело по-крупному. Тогда уже было ясно, что занимаются они отнюдь не добрыми делами. Именно Димка предложил накрыть эту братию. Так я начал сливать ему информацию о встречах, кое-каких подслушанных разговорах.

Я вдруг представила себе, какого было жить двойной жизнью во времена, когда многими структурами управляли связи и деньги в бандитских кругах, спрятавшихся от репрессий после развала девяностых. И почему я сразу не подумала? Все встречи, указанные «чеченцем», были в дорогих фешенебельных местах, никакой майор бы не позволил себе так открыто шиковать деньгами.

Черты лица Давида Джумберовича заострились, особенно, стоило мне упомянуть Котова.

— Это ведь он? — спросила дрожащим голосом, заметив, как сжался кулак мужчины и посмотрела на надгробие отца, чувствуя набежавшие слезы. — Это тот майор его убил, верно?

— От наказания он не ушел, Лиль, — сухо ответил Доронов-старший, туша сигарету. — Только Циркова я упустил, посчитав его просто мелкой сошкой. Обычным бизнесменом, вляпавшимся в черные дела с займами. Мне бы еще тогда подумать, что мои действия развалят его четко налаженную жизнь. Он ведь едва сумел оправиться и много потерял после того, как организацию накрыли, а большинство участников отправилась за решетку. Мне не стоило выходить из дела, может тогда Димка не погиб бы так глупо, барахтаясь в этом один еще два года.

Шагнув ближе, коснулась рукава мужчины, а затем ощутила, как его рука скользнула мне плечи и меня по-отечески обняли, прижимая к теплому боку. Чуть горьковатый запах дыма от сигарет пощекотал ноздри, заставляя прикрыть глаза и вдохнуть его вместе с запахом морского бриза. Точно такого же, как у Амира.

— Почему вы не сказали все сразу? — спросила я, услышав тихую усмешку в ответ и подняла глаза на мужчину. Мы встретились взглядами, на лице мужчины появилась печальная улыбка.

— Лиля, когда я выходил из дела, поклялся защищать вас от этой стороны жизни, даже если придется лгать тебе и твоей матери до конца своих дней. Это было обещание, которое я не мог нарушить, пока ты сама не отыскала ответы, — он прищурил взор и вновь посмотрел на могилу отца. — Теперь понимаю: возможно зря. Если бы я сразу все рассказал, возможно мы догадались бы раньше. Хотя признаться, я тоже не знал, что «Красный» — это позывной для заброшенного поселка Красная гора. Стоило догадаться, еще когда об этом упомянул Цирков в больнице. Но тогда никто из нас его слова всерьез не воспринял, а этот урод прекрасно знал, что говорить и как.

— Думаю, жизнь его достаточно наказала, — задумчиво проговорила я, подгребная носком ботинка снег и вспоминая о последних новостях.

Инсульт не забрал его жизнь, но приковал навечно к постели в позиции овоща, а его жена быстро присвоила себе его империю, не пожелав заниматься уже неликвидным мужем. Кому он нужен теперь? Ни собственной семье, ни своим «высокопоставленным» друзьям, что пытались забрать у Дороновых завод, который они благополучно вернули.

Спустя несколько минут двинулись обратно, не забыв напоследок попрощаться с отцом. Уже будучи на тропинке, я резко остановилась точно вкопанная и обернулась к Давиду Джумберовичу, наклонив голову на бок.

— А, кстати, куда делись деньги, украденные отцом у слона? — спросила, вскинув брови. В том, что это отец стащил их, я уже нисколько не сомневалась. И когда отец Амира улыбнулся — окончательно убедилась в своих подозрениях.

— С деньгами я поступил так, как попросил меня твой отец, — он подмигнул, обходя меня. — До наших отношений с твоей мамой, ей была нужна серьезная финансовая поддержка. И эти деньги не только помогли построить ей карьеру, но и даже изрядно доставать меня своими провокационными статьями.

Я распахнула от удивления рот и хлопнула ресницами, перебирая в памяти все прошедшее детство. Никаких задержек в зарплате, никаких трудностей с игрушками. И ведь правда, мама так удачно устроилась в момент кризиса, что мы спокойно жили на ее зарплату журналиста и даже откладывали бабушкину пенсию. Интересно, почему никто ничего не заподозрил? Тем более бабуля. Она вечно только ворчала на маму за ее статьи по поводу семьи Дороновых…

У меня в голове щелкнуло, стоило мне все осознать, сложив два и два.

— Бабушка — она знала про деньги. Вот же лиса!

И только громкий смех Доронова-старшего раздался посреди тишины огромного кладбища вместо ответа. Впрочем, он уже был мне не нужен…

Эпилог

Амир

Грузия летом — настоящий райский уголок. Пышная зелень, сочные фрукты, невероятные ароматы и роскошные виды вокруг. Моя родная страна, такая дикая и одновременно прекрасная, была местом, которым мне очень хотелось поделиться с Лилей.

Столица Тбилиси со своими панорамными видами и красивой архитектурой старого города очаровали Магазинчикову почти сразу. Приветливые, вежливые жители, улыбающиеся при виде яркой рыжеволосой девушки, заставляли каждый удивляться не на шутку. Несмотря на жару и влажность, она очень хорошо переносила местный климат, хоть постоянно пряталась под большой соломенной шляпкой и мазала свою кожу многочисленными кремами от безжалостного солнца.

Достопримечательности, гостеприимство, природа. Горы — все ради чего мы сюда ехали. Я хотел показать ей свою родину, а вместо этого мы сейчас торчали на пастбище и уже три часа прощались с бараном! Да-да, тем самым. Черным Эмиром, которого Лиля все никак не желала отпускать.

— Барашек, — всхлипывала она куда-то в шерсть этого раздобревшего парнокопытного рогатого скота, равнодушно жующего травинку. Нет, я конечно ему благодарен, ведь его упрямство помогло мне спасти Магазинчикову, но всему же есть предел!

— Магазин, пошли уже. Все будет с ним нормально, — потянул я в очередной раз, косясь глазом на многочисленное бродящее стадо. — Вон овцы какие хорошенькие. Сейчас привыкнет и сразу побежит делать маленьких овечек!

Она утерла красный нос ладонью и недовольно подняла на меня свои большие карие глаза, одергивая свой светлый сарафан и поднимаясь с земли.

— Ты что говоришь такое?! Эмир сейчас подумает, что ты его не любишь!

Да будто бы у этой скотины с эмоциональным фоном табуретки есть подобное чувство. Я перевел взгляд на черные глаза бессовестного парнокопытного, а он в ответ возьми и выдай:

— Мбе-е!

— Вот видишь? Ты его обидел! — шикнула Лиля, топнув ногой и глядя на меня хмуро. Пришлось закатить глаза, делая вид, будто мне очень стыдно. Прям очень, очень, особенно глядя в морду этого наглого животного.

— Бе!

— Так Магазин, баран — это просто животное и… — я осекся, когда бессовестное парнокопытное боднуло меня рогами. Не слишком сильно, но отступить и охнуть заставило. Зато стоило Лиле протянуть к нему руку, мерзкий баран снова радостно «забекал» и потоптал копытами землю.

— На шашлык пущу, — пригрозил я животному, услышав в ответ характерное блеяние:

— Бе-е-е!

— Хамло рогатое, — фыркнул, прислоняясь обратно к ограждению, от которого был вынужден отойти.

— Бе-е, — проблеял баран, поднимая голову. Я махнул рукой и наклонившись, поставил ногу на нижнюю деревянную перекладину, приподнимаясь и опираясь руками. Коварно улыбаясь, выдохнул: