— Верно, — кивнул Миша, вздохнув. — Но дело не в информации. В подсказке, спрятанной там.

— Подсказке? — недоверчиво переспросила я, пытаясь вспомнить наглядно все бумаги отца. Кроме записей, вырезок и нескольких старых фотографий там точно не было ничего подобного. Подсказка к чему вообще?

— К деньгам, — беспечно ответил Михаил, заметив, как округлились мои глаза, а Семен рядом затаил дыхание и ошарашенно втянул носом воздух. — Целая коллекция монет, спрятанная где-то здесь, в Мещере. Где погиб твой отец и откуда все началось. Говорят, эти деньги они с Котовым украли у отца Доронова и тех, кто забрал их несчастных голодных людей, отдающих последнее ради возможности выжить.

Я пыталась понять, какое отношение мой отец имел к этим деньгам. Более того, коллекционные монеты? И причем тут майор Котов, он ведь сел в тюрьму после расследования «Зеленый слон». Его обвинили в нескольких профессиональных преступлениях. Его фамилия вскользь упоминалась в архивах, но не мелькала в бумагах отца, как нечто важное. Неужели они были знакомы?

— А-а-а, вижу начала думать, — закивал Миша, радостно хлопнув в ладоши и заставив меня прервать мыслительный процесс. — Котов и есть тот самый загадочный «чеченец». Прозвище получил после участия в чеченском конфликте в 1994–1995 году. За год до окончания ушел в милицию, браво служа отечеству, которое в итоге сделало из него козла отпущения. И я — его родной сын.

Где-то должен был бегать оператор, а из угла уже с минуту, вот-вот, явно готовился выскочить ведущий шоу «Розыгрыш». Честное слово, мои мозги окончательно превратились в желе под грузом новой информации. Пока Миша наблюдал за моими потугами понять происходящее, я морщила лоб, пытаясь сложить два и два. Не получалось.

Если у Котова были дети, почему о них не знал? Ответы рождали новые вопросы, а вот Серову явно надоело, и он поднялся, оттряхивая штаны, доставая маленькие ключи от наручников, отчего я удивленно проследила за его манипуляциями. Лишь когда щелкнул замок, и он заставил меня подняться на дрожащих ногах, очнулась, дернувшись в сторону, но силы еще не вернулись. Да и ноги почти не слушались.

— Пока Доронов будет собирать все необходимые документы по передаче своего завода на благо государства, ты займешься поиском подсказок в бумагах своего отца, — он снова улыбнулся, дернув меня и Семен, очнувшись, попытался ударить его, но получил пинок в живот. Я вскрикнула, а мужчина закашлялся, сжавшись в комок, зато Михаил с довольным видом посмотрел на меня, лишь поправив шапку на голове.

— Амир не отдаст семейное наследие, — выдохнула я, пытаясь высвободить запястья из цепких пальцев. — И я не смогу расшифровать записи отца, мы с ним даже не общались! Без понятия, что он мог там спрятать и спрятал ли вообще!

— Отдаст, еще как отдаст, — цокнул языком Миша, наклонив голову на бок и потащив меня к выходу.

— Если хочет увидеть тебя живой, он передаст свои акции куда угодно и кому угодно. У него просто выбора не будет, как и у его отца. А что касается второй части твоей пламенной речи, — Серов резко повернулся ко мне лицом, наступая, отчего я отклонилась, опасливо смотря на него и сглотнув комок.

— Наш человек — особа, приближенная к Доронову. Его личный водитель, которому Амир так слепо доверяет. Потому если не хочешь, чтобы с твоим женишком не случилась «случайная» авария, ты найдешь эти монеты. Поняла, мой маленький пронырливый рыжий журналист?

Внутри все сдавило от страха и ужаса, и я глядя в холодные, совершенно бесчувственные глаза, выдохнула прямо на автомате:

— Поняла.

Боже, папа, надеюсь это правда. Иначе у нас всех большие проблемы.

Глава 36

Амир

Мне хотелось рвать и метать. Нет, даже кричать, разбить все к чертовой матери и реветь точно дикий зверь. Только внешне я оставался спокойным. Пока Оленев допрашивал в сотый раз Жанну, которая ничего нового не сообщила. Пока трясли Смольчука, пока общались с персоналом клиники, а полиция искала хоть какие-то следы в квартире Магазинчиков — я оставался спокоен. Серьезно, мне можно было выступать в качестве наглядного пособия: «Как не сорваться в критической ситуации».

Только кровь кипела внутри, подогреваемая внутренним племенем. И было больно. Очень, очень больно, потому что я не выполнил свое обещание. Не защитил ее и это только моя вина.

— Амир…

Если она мертва, что запомнила? Все отвратительные слова, произнесенные в больнице? Господи, почему мы всегда вспоминаем об этом, когда уже слишком поздно?

— Амир!

Я вздрогнул, медленно поворачиваясь к отцу и глядя на него пустым взглядом. В светлом коридоре частной клиники невероятно грязно. Сначала спецотряд, затем пожарники и полиция — все потоптали идеально чистые коридоры в поисках бомбы. Вокруг шум и гам, я вижу перед собой десятки людей в белых халатах. Медсестры, врачи, администраторы — это люди, ответственные за своих пациентов. А мне хочется схватить каждого за ворот и трясти. До такой степени, пока они мне не ответят: как и почему у них из-под носа исчезла молодая девушка, находящая под охраной!

— Я же вам говорю, когда началась эвакуация, ваша охрана даже не позволила нам приблизиться к ней. Этот мужчина ее и увел. Она добровольно с ним пошла… — медсестра — та самая Алла, что дежурила подле Лили. Рядом с ней Антонина Васильевна — она вся бледная, уставшая, ее руки немного трясутся. Вот-вот и сорвётся, однако держится и внимательно слушает, обнимая Виолу. Мама Лили сотрясается в рыданиях, раз через раз громко всхлипывая. Один, два, три…

— И у вас не хватило ума спросить куда и зачем?! — рычит отец, наступая немолодую женщину. Опасливо отступившую Один из полицейских поднимает руку, не давая папе сделать еще шаг и сухим тоном произносит:

— Гражданин Доронов, я понимаю ваше состояние, но не пугайте свидетеля. В конце концов, возможно вышло недоразумение, и Лилия Дмитриевна просто ушла…

— Ушла? — голос Антонины Васильевны срывается на фальцет. Она выпрямляется, сжимает руки в кулаки, а губы поджимает так. Теперь парню в форме неуютно, он пытается спрятаться за планшетом, однако ничего не выходит.

— Ты, казачок, намекаешь мне тут на то, что моя внучка просто погулять вышла?! Из больнички пешком воздухом дышать пошла с охраной в пижаме? — от ее голоса вздрагивает вокруг весь медперсонал. Виола вытирает слезы и шепчет: «Мам, тише, у тебя сердце».

— Послушайте, гражданка Магазинчикова, — терпеливо бормочет полицейский, пока звон в моих ушах становиться все более раздражающим. Вокруг одни уставшие лица, время близиться к ночи. Никаких следов, никаких видео — ведь камеры «неожиданно» отключились из-за сбоя в сети.

Делаю шаг к палате Лили, слыша голоса позади себя словно в вакууме. Внутри все сдвинуто, работает команда экспертов. С кисточками наперевес, различными приборами они исследуют каждый сантиметр. От окна до кровати, затем тумба, душевая. Тут нашли кровь под лучами ультрафиолета. Немного пахнет чистящими средствами — запах почти выветрился. Пол истоптан, на кровати откинуто одеяло и сдвинуты подушки. Будто бы Лиля просто вышла в туалет и сейчас вернется обиженная обратно.

— Амир, — кто-то коснулся моей руки и подняв глаза, увидел заплаканное лицо Виолы. От одного взгляда на ее большие карие глаза, тот же овал лица и рыжие волосы — стало так тошно, что, не выдержав, просто отступил. Только мать Лили и шага не дала ступить, потянув меня обратно на себя, дергая кашемировую ткань.

— Мы справимся. Найдем ее и вернем домой, — выдыхает она, а голос дрожит, едва слышимые неуверенные нотки окончательно разбивают хрупкую чашу моего терпения. Особенно, когда из коридора доносится:

— Послушайте же! Возможно она действительно обижена, вы ведь сами сказали, что произошла ссора! Девушки в порыве гнева способны совершать необдуманные поступки, к тому же никаких звонков о выкупе ведь пока не поступало, верно?

В два шага преодолеваю расстояние, хватая этого молодчика за грудки и слыша, как трещит под моими пальцами ткань его рубашки. Планшет с грохотом падает на пол — все, ему однозначно хана. Мой взгляд слишком красноречив, чтобы его не понять с полувзгляда. Майорчик или офицерчик — без понятия, что значат их звездочки на погонах — нервно сглатывает, кадык дергает, а щеки бледнеют.

— Господин Доронов! — пищит полузадушено, едва я натягиваю ворот рубашки сильнее.

— Слушай сюда, страж закона, — дергаю сильнее и нитки рвутся прямо на глазах, отрывая воротник. — Ушла? Ты хоть знаешь ее? Какая она? Никогда бы Лиля не ушла сама! Никогда бы не заставила плакать свою мать и бабушку! — трясу точно грушу и уже ору, а красная пелена застилает взгляд.

Чувствую, как кто-то настойчиво пытается оторваться мои сжатые пальцы от несчастного полицейского. Отец, узнаю его по ароматы одеколона и тихому рокоту, растекшемуся по жилам, заставляя отпустить несчастного. Он крепко обхватывает меня рукой, оттаскивая от хрипящего полицейского, сыплющего угрозами в мой адрес и говорит:

— Тише, успокойся. Этим ты ей никак не поможешь.

Не помогу, верно. Я ничего не могу сделать, абсолютно. Я даже не уверен, что они оставят ее в живых. Больше нет никаких гарантий, есть только маленький шанс на успех.

— Вам надо поехать домой, — как ни в чем не бывало поправляю пальто, не глядя на полицейского, к которому поспешили его товарищи и оглядываю Виоле с усталым отцом. Еще бы, они так спешили в Москву, прервали все встречи, грозящие нам срывом сделок.

Только кому они нужны, если уже ничего не будет.

— Мы должны заплатить, — выдыхаю это с такой же болью, как принял факт собственной никчемности перед ситуацией. А мой папа смотрит понимающе и только Антонина Васильевна с Виолой непонимающе переглядываются.

— Доронов, ты что удумал? — интересуется бабушка Лили мрачно, складывая на груди. — Террористам платить? С ума сошел? Полиция должна ее найти, слышишь меня!