Мой взгляд переместился на пустую койку рядом с окном, в котором в очередной раз мелькнула медсестра, коршуном наблюдавшая за нашими действиями. У дверей охрана, они каждые тридцать минут делали обход и сменяли друг друга. Я крепче сжал перекладину, чувствую такой же холод на коже, как тогда у Лили. Даже эмоции схожи — злость и ярость. Алексей в сотый раз повторял слабым голосом, щебеча что-то там насчет: вышел с охраной, а тут псих с пистолетом давай палить. Знали ли он нападавшего? Безусловно нет. Было ли это связано с прошлыми событиями? Тоже не в курсе.

— Возможно конкуренты… — выдохнул очередную чушь Цирков, с трудом вздохнув и именно в этот момент я просто не выдержал. Переместил руку ему на горло, чуть сжав пальцы и вдавливая этого гада в подушку. Максим среагировал почти сразу: дернулся и попытался отцепить мою руку, прорычав:

— Доронов, отпусти его немедленно!

А я смотрел в эти, налившиеся кровью и страхом, блеклые глазенки, распахнувшиеся от вида моего перекошенного лица и наслаждался его ужасом. Давай-давай, таракан, шевели мозгами.

Пульс на мониторе дернулся, но до тревоги дело еще не дошло. Вот если сожму сильнее руку…

— Котов? Помнишь эту фамилию, с*ка? — прорычал я, усиливая нажим и Цирков захрипел. Несмотря на потуги Максима, я железобетонной хваткой вцепился в Алексея, не собираясь его отпускать.

— Липкова, Смольчук, Алмазова, Зеленый слон, мой отец и Дмитрий Заворконский! Как?! Как они связаны! — заорал я, ощущая, как меня накрывает кровавая пелена.

Не слышу, как пищат аппараты, а Оленеву с трудом удается отодрать меня от хрипящего на последнем издыхании Алексея. В палату врывается медсестра и его охрана. Схватившая меня под руку. Максим Анатольевич что-то кричит, но у меня будто уши заложило. Я ничего не могу разобрать.

— Доронов! Доронов, ты слышишь? Амир! — меня тряхнули раз, другой. Ощущаю боль в заломленной руке и только после понимаю, что дал волю всему накопившемуся за это время гневу. С трудом пытаюсь справиться с ним, чувствую, как слабнет хватка у охранников Алексея, а Максим что-то рычит им насчет того, чтобы отошли.

Смотрю на Циркова, подле которого хлопочет отчаянно медсестра в красном больничном костюме и вижу его взгляд. Одновременно испуганный и торжествующий. Он даже тихо смеется, а затем начинает отчаянно кашлять, с трудом способный вынести это.

— Выйдите немедля! — орет медсестра, указывая нам дверь, и я сжимаю руки, готовый разорвать гада. Ничего не остается, это бесполезная трата времени. Уже разворачиваюсь было к выходу, чувствуя подталкивание в спину Оленева и делаю ровно один шаг, когда Алексей выдыхает:

— Он ищет деньги, что мы спрятали.

Мы замираем одновременно. Медсестра пытается уговорить Циркова не волноваться, что-то вводит через шприц, но меня интересует не это. Иду обратно, отталкивая со своего пути выступившую было охрану, а Максим не дает им приблизиться, идя за мной. Не обращаю внимания на возмущение медсестры, оказываясь совсем близко, когда он манит, шепча:

— На том участке земли… в лесах у заброшенной деревни… Мы там спрятали деньги. Коллекционные монеты, цена которых от ста тысяч рублей по нынешнему времени, — его пальцы едва касаются моего рукава, а я все еще непонимающе смотрю на него и ошарашенно хлопаю ресницами. И рядом Оленев застыл, переводя взгляд с меня на Циркова.

— Причем тут я? И о ком ты говоришь? — задаю вопросы, на что Алексей, прикрыв глаза, усмехается, будто не я только что его тут придушить пытался. И мне вновь хочется это сделать.

— Он думает ты знаешь… Ненавидит тебя… Считает твоя семья погубила его, — шепот все невнятнее, а Цирков уже на грани сна.

— Алексей Германович под действием снотворного, прошу вас выйти из палаты, — вновь подает голос медсестра.

— Пойдем, — тихо зовет Оленев, подталкивая к выходу. Киваю, делая шаг на выход, но внезапно чувствую хватку на запястье и с удивлением оборачиваюсь на Алексея, схватившего меня за руку. Цирков еще не спит, более того, несмотря на вскрики медсестры даже приподнялся, глядя мне прямо в глаза и выдыхает, смеясь:

— Крыса. Среди людей твоего отца есть крыса, Доронов. И у вас скоро не останется никакого выбора.

Его смех все еще стоял в моих ушах. Противный, тихий, но такой довольный собой. И пока мы спускаемся, выходя из здания, в едва разыгравшуюся метель, до меня наконец доходят его слова.

Почему я раньше этого не понял? Взрыв на заводе, все эти попытки похищения, нападение на Лилю и ее квартиру, идиотские послания на почту. Я никогда не сомневался в людях своего отца и всецело им доверял, как себе. Даже мысли не допускал о том, что кто-то может оказаться предателем. Увольнял не самых приближенных лиц, считая это лишь человеческим фактором. Но ведь когда факторов много — это уже система, верно?

— Доронов? — зовет меня Максим и оборачиваюсь, поднимая на него взгляд. — Что делать будешь?

Я крепко сжал кулак, с трудом процедив:

— Найду крысу.

Оленев смотрит на меня внимательным, почти профессиональным взглядом. Он уже все понял и сделал для себя выводы. Подойдя ближе, положил ладонь мне на плечо, чуть повернувшись, шепнув тихо:

— Ты же понимаешь, что в случае чего, я тебя упеку за решетку?

Ответить не успеваю, потому что у меня вновь вибрирует айфон. Добираюсь до него во внутреннем кармане и с удивлением вижу на экране имя Антонины Васильевны. Странно, я думал она сегодня со мной уже не будет общаться. Особенно, после концерта в палате Лили.

— Алло?

«Амир Давидович?»

Голос незнакомый, мужской. Похож на Оленевский — такой же четкий, привыкший отдавать приказы. Хмурюсь и в очередной раз смотрю на экран, но там по-прежнему номер бабушки Лили, а я все меньше понимаю, спускаясь по ступенькам вниз.

— Да я, а кто это?

«Старший оперуполномоченный Иванцев. Вы указаны в этом телефоне, как зять Антонины Васильевны. Больше мы не до кого ни дозвонились, а ввиду сложившихся обстоятельств должны сообщить…»

Нет-нет-нет, только не снова. Вдыхаю через нос холодный воздух, обжигающий легкие, и прикрываю глаза, слыша скрип снега от шагов Максима рядом.

«Да что вы мне зятя пугаете. Сейчас надумает, что бабка тут померла и внучку переполошит. Кавказцы знаешь какие нервные? Не знаешь? А я вот знаю. Что ты головушкой своей качаешь, оперок, час на вызов ехали. У-у-у, Берии на вас нет. Амир! Не слушай их! Лучше панику поднимай!» — я слышу голос Антонины Васильевны. Ей пытаются возразить, но она совершенно никого не слушает. Судя по шуму, крикам, отбирает свой телефон у полицейских и пыхтит в трубку:

«Амир, они все украли»

С облегчением приходит паника и я переглядываюсь с Оленевым, переспрашиваю:

— Все?

«Да! Всю квартиру перевернули. Документы Дмитрия, все копии, документы, компьютеры — все начисто вынесли, пока мы с тобой в больнице были!»

Крыса не просто близко. Она практически сидит на нашей с отцом груди, потому что квартиру Лили охраняли не просто наши люди. Те, кому мы всегда беззаветно доверяли. А если точнее, то это был всего один человек, слишком часто ошибавшийся в последнее время.

— Антонина Васильевна, я перезвоню, — бросаю трубку раньше, чем она успевает возразить и широким шагом иду к машине, у которой курит Григорий. От одного моего вида водитель вздрагивает, вскидывая удивленно бровь:

— Амир Давидович?

— Где сейчас начальник службы безопасности моего отца? — спрашиваю вкрадчиво и Гоша озадаченно наклоняет голову на бок. Затем тянется к телефону, бормоча:

— Вроде же Семен Андреевич должен был охранять Лилию Дмитриевну в больнице…

Зрачки Максима Анатольевича расширяются, особенно, когда он видит мое лицо. Сжимаю айфон с невероятной силой, что трескается экран и я бросаюсь к машине, забираясь в салон.

— Амир, я вызову наряд! — кричит мне Оленев.

ОМОН, наряд, ФСБ — всех зови. Потому что, если Лили там не окажется, я эту крысу из-под земли достану и убью. Клянусь.

Глава 34

Лиля

Я смотрела на стену своей палаты, игнорируя любые попытки заговорить со мной. Не обращала внимания ни на медсестру, пытавшуюся уговорить меня пообедать, ни на бабушку, цыкающую от недовольства совсем рядом. Наплевать, не хочу. Просто оставьте меня одну сейчас.

«С этого дня ты заканчиваешь свою идиотскую беготню по подворотням. Никаких больше сенсаций, громких дел, погони за преступниками. Ты меня поняла?»

Смаргиваю подступившие к глазам слезы и плотнее зарываюсь в больничную подушку. В нос попадает запах чистого, свежего постельного белье.

— Лиль, он успокоится. Просто перенервничал парень, тебе бы понять его, — бабушкин голос сочится сочувствием, но мне почему-то от этого сейчас не легче. Она кладет руку поверх одеяла, которым я накрылась с головой и лежу вот так уже больше часа…

— Лилечка…

— Ты ведь также думаешь? — выдыхаю тихо и бабушка замолкает. А я пытаюсь проглотить ужасный ком в горле, потому что до меня доходит осознание произнесенных Амиром слов.

«Ты не журналистка, Лиля. Ты просто капризная, глупая и совершенно неуправляемая девчонка, привыкшая беспечно относиться к собственной жизни»

Первый всхлип в очередной раз заставляет медсестру вздохнуть рядом, а бабушка подскакивает со своего стула.

— Лиль…

— Ведь так, да? — я резко откидываю одеяло и приподнимаюсь в постели, смотря на испуганное лицо бабушки сквозь пелену слез.

Пальцы до боли сжимают простынь, а медсестра суетится рядом. Что-то шепчет про успокоительные, но никто на нее не реагирует. Я просто смотрю в такие карие глаза и понимаю — да. Она тоже разделяет мнение Амира. Для них с мамой все выглядит именно так. Ни на что не годная внука и дочка, которая даже фотографировать нормально не умеет!