Лина Мур - За тобой

– Анна! – Прорычал, виня именно её в пасмурном настроении. Девушка дрожала так явно, что можно было принять за болезнь. Её лицо покрывали капельки пота.

– Я… больно… ноги, – прошептала она.

– Чёрт, постоянно забываю. Пошли, – устало вздохнув, возненавидев вновь её отца за то, что теперь придётся думать ещё и о чужих ранах, подхватил девушку на руки и поднялся на лайнер.

Вцепившись в мою шею, её тело сотрясала крупная лихорадочная дрожь, быстрое дыхание согревало мою шею. Тонкий аромат мыла и шампуней долетел до носа, и я втянул его слишком глубоко, что даже немного оступился на лестнице, ведущей на самый верхний этаж, где и располагалась наша комната.

Хватит. Я же решил. В самолёте уверил себя, что брак будет только фиктивным. И плевал на её глаза и тайны, которыми она окружена. Меня это не интересует. А в связи с незнанием о ней, это ещё больше подтвердило мои мысли по пути сюда. Нет. Никаких чувств, даже вожделения. Перетерплю, а дома всегда есть возможность развлечься. Одному. В душе. Как подростку. Никаких измен. Никогда.

Мы вошли в каюту и я, опустив девушку на диван, отошёл от неё на два шага. Она оглядывалась, и её глаза округлялись.

– Сейчас лучше? – Отчего злость с новой силой появилась в голосе. Контролировать её невозможно.

– Да… спасибо, – кивнула она, продолжая изучать просторную гостиную и личный бар.

– Это… это каюта? – Заикаясь, произнесла она.

– Верно. Каюта повышенного комфорта. Две спальни. Гостиная. Балкон. Две ванных комнаты. Терраса, где обычно завтракают, обедают и ужинают, – сухо перечислил я.

– Невероятно… очень красиво… и снаружи тоже. Она не белая, а перламутровая, – замер, увидев на сочных губах слабую улыбку.

– Белый цвет для меня означает завершение. А вот перламутр, словно жемчуг, такой же таинственный, элегантный и прекрасный. Ни один из моих лайнеров не похож по оттенку с другим. Каждый из них отличается, – пояснил ей, и она повернулась ко мне.

– Хм… твоих? То есть, этот… эта махина принадлежит тебе? – Изумилась Анна.

– Тоже верно. Как и самолёт, на котором мы летели. Я занимаюсь строительством, у меня несколько заводов, – поделился с ней, хотя было неприятно от такой наигранной неосведомлённости. Она должна была знать, кто я такой и на чём основан мой бизнес.

– Это очень… очень… прости слов найти не могу. Ты создаёшь это великолепие с нуля. Как художник, – восхищение, которым она одарила меня, польстило самолюбию.

– Нет. Только подтверждаю проекты и даю деньги на строительство, – оборвал себя на желании развить тему, возможно, рассказать ей больше о себе. О том, как рисую по вечерам, черчу и проверяю каждую деталь.

– К сожалению, я посмею тебе не поверить, – Анна встала с дивана и обняла себя руками.

– Почему? – Удивился такому заявлению.

– Человек, который знаком с палитрой цветов и выбирающий для своих творений обрамление, не может быть в стороне от создания шедевров, вроде этого, – она быстро указала рукой на пространство и тут же вновь схватилась за себя.

Прищурился, пока переваривал её слова. Ни одна девушка не замечала этого, их больше интересовал доход от аренд и продаж, чем цвета и детали. Они желали видеть финансовое подтверждение и блага, но никак не слушали мои слова и не угадывали частички души, которые вкладывал в каждый проект.

– Боже! Это Лекоз Альфонс «Вид Венеции»! – Вскрикнув, Анна буквально пролетела мимо меня, даже забыв о своих ногах. Моргнул и повернулся, а девушка уже рассматривала картину.

– Невероятно! Восхитительно! Паницш Роберт «Парусники на причале» и Олсен Альфред «Венеция». Это оригиналы? – Спросила она, указав на полотна.

– Хм… да. А ты откуда их знаешь? – Удивился, подходя к девушке, остановившейся у самой дорогой из этих картин.

– Видела, – отстранённо ответила. Она настолько была поглощена изучением работы Олсена, когда я в это время полностью… буквально потерял дар речи от её познаний. Ведь каждый из этих художников не был популярен, но их работы для меня означали многое.

– Ох, Рикардо. – Чёрт, её манера и акцент на центральной гласной, вкупе с тихим голосом, в одну секунду родили во мне жар.

– Тебя обманули, – печально вздохнув, она повернулась ко мне.

– Что? – Прочистив горло, переспросил.

– Да. Это не оригинал. Копия и не очень хорошая, – она указала на картину Олсена, а я чуть не поперхнулся.

– С чего ты взяла? – Прищурился, внимательнее осматривая задумчивое лицо.

– Могу показать тебе. Мне необходим ножик, – её взгляд был настолько расстроенным, что мне ничего другого не оставалось, как продолжить этот фарс. К тому же это был наш самый долгий разговор за последнее время и, возможно, это поможет нам не ругаться в дальнейшем.

Подошёл к буфету и, достав оттуда прибор, переложил в её руку.

– Ты мог бы снять картину? – Спросила Анна. Без лишних слов выполнил и передал ей. Она опустила её на пол и начала отрывать раму, пока мой рот медленно приоткрывался. Но не оттого, что она портила её, а потому что она делала это уверенно и чётко.

Отложив рамку, она перевернула картину и подхватила ножиком уголок, который тут же отвалился вместе с краской.

– Господи, какое кощунство, – прошептав, она поднялась на ноги и взяла меня за руку, повернув её ладонью вверх.

– Вот. Это краска и лак, – пояснила девушка, положив мне в руку то, о чём упомянула.

– И? – Вскинул я брови.

– Если бы это был оригинал, то да, краска бы немного сошла, но оставила после себя след, который должен был впитаться в полотно. А тут, – она наклонилась и подняла картину.

– Бумага. Ни один художник, тем более такой, как Олсен Альфред, не будет писать на обычной бумаге. Там должен быть холст. Здесь же обычная распечатка, покрытая масляной краской и плохого качества, как и лак. Он уже потрескался. А оригиналы редко покрывают лаком, есть специальные закрепители на основе, что сохраняют картину, как новую, даже столетиями, – Анна замолчала и поджала губы.

Сказать, что был шокирован, ни черта не объяснить мою реакцию. Стоял с буквально открытым ртом, слушая её.

– Мне очень жаль, тебе следует подать на продавца в суд, – печально заметила она, опустившись на пол и вернув картину в рамку.

– Ты откуда знаешь? – Выпалил я, до сих пор не придя в себя.

– Я… хм, в последнее время много читаю про искусство. И там было описано, как минимальными подручными средствами проверить подлинник и подделку, – тихо ответила она, прислонив картину к стене, и выпрямилась.

– Я обманул тебя, – признался и поймал её удивлённый взгляд.

– Это копия, ты права. Оригинал висит в моём доме в Нью-Йорке. Но признаюсь, немного шокирован твоими познаниями, – продолжил и подавил смешок.

– Боже… ты… ты просто невыносим! – Возмутилась Анна. – Я ведь думала, что тебя… господи!

– Прости, но это было познавательно. И теперь я знаю, что ты умеешь читать книги, а не только вывески магазинов, – всё же рассмеялся, отчего она насупилась и сложила руки на груди.

Поймал себя на мысли, что именно с этой девушкой я вёл переписку. Вот с такой. С горящими глазами и поджатыми губами. А не с той, которую узнал за последнее время. И мне это уверение чертовски понравилось.

– Но эти оригиналы. Они не так ценны, – указал на две другие картины.

– Даже обсуждать это не буду, – фыркнула девушка.

– И как давно ты начала читать книги? – Поддел я её.

– Тебя это не касается, – скривилась она.

– А… – не успел договорить, чтобы ещё больше вывести её из себя и узнать, кто же она такая на самом деле, в нашу каюту постучались.

Анна вздрогнула и обернулась.

– Войдите, – громко произнёс я.

– Мистер Лок, я врач, Клаудио Оттоне, которого вы просили приехать, – оповестил мужчина. Бросил на девушку взгляд и отметил, как быстро она побледнела.

– Отлично. Проходите в эту комнату, – кивнув ему, показал на ближайшую дверь.

Дождавшись, пока он скроется в спальне, обошёл Анну и встал перед ней, наверное, интуитивно ощутил страх и желание бежать.

– Что происходит? – Напряжённо спросила она, отступив от меня.

– Тебе следует сдать анализ крови и пройти осмотр. Подожди, – прервал её взмахом руки. – Анна, пойми меня, я тебя не знаю. Ничего о тебе не знаю. Возможно, ты больна и можешь заразить людей, которые поплывут вместе с нами. Мне не предоставили ни справок о твоём здоровье, ничего, кроме человека, стоящего напротив. Я забочусь о тех, кто доверил мне свои жизни, а на борту есть дети. И прошу тебя сделать это. Но никак не хочу обидеть или же, оскорбить. Войди в моё положение. Я отвечаю за сотни жизней и не хотел бы, чтобы и ты, и я потом за это расплачивались.

– Но я не больна, – её губы дрогнули, и она тут же, закусила нижнюю.

– Тогда переживать не о чем, не так ли? Пойди и сделай это, докажи, что ты говоришь правду. Если тебе нечего скрывать о своём здоровье, то это пустяк, – да, знал, что применять эту тактику неправильно, но выбора у меня не осталось.

– Он… он будет трогать меня? – Сдавленно прошептала девушка.

– Минимально. Это моё доверенное лицо и это останется только между нами. Я не желаю, чтобы были тайны, понимаешь? Готов рассказать тебе всё о себе, но ты не готова. И хотя бы уберечь других людей в моих силах.

– А если больна? Отправишь меня обратно? Если… если у меня найдёт что-то эдакое, то выбросишь за борт? – Прищурившись, зло спросила она.

– Нет. Вылечу и помогу. Ты моя жена. Теперь и ты отражаешь мой статус и должна быть здоровой. Хотя бы для себя, Анна, помоги себе, – вздохнув, не смея больше смотреть в её глаза, наполненные отвращением.

– Для себя я идеальна. А вот ты тоже предоставь справки, что не подвержен психологическим расстройствам. Ты мой муж. Теперь и твоё неуравновешенное состояние может отразиться на мне. Хотя бы для себя, Рикардо, помоги себе узнать, что ты болен, – яростно выпалив слова, она пролетела мимо меня и скрылась в спальне.