– А я отхожу быстро, – вставила я. Слезы высохли, все же голос Дэна завораживал.

– Знаю, моя огненная девочка. – Он смотрел на меня все теми же знакомыми глазами в обрамлении длинных коричневых ресниц, которые, кажется, как и волосы, чуть выгорели на солнце, и я почему-то поймала себя на мысли, что с момента нашей первой встречи Денис тоже изменился. Тогда я ощущала его легким ветерком, обдувающим уставших от жары, подбадривающим и игривым, юным. А сейчас мне казалось, что его не зря прозвали Смерчем – в душе у этого человека бушуют такие вихри, торнадо и ураганы, что не каждому дано справиться с ними. И сейчас мне казалось, что я слышу далекий гул смерча, спустившегося с неба, чувствую вибрацию, вижу крутящий столб воздуха на горизонте. Но я не боялась этого, мне ничего не грозило, потому что я знала – смерчи не бывают долгими, однажды все успокоится, буря утихнет. И вместо ветра придет покой. А за ним – гармония.

– Я лечился природой. Помнишь, как в стихотворении Фета? «Учись у них – у дуба, у березы. Кругом зима, жестокая пора! Напрасные на них застыли слезы, и треснула, сжимаяся, кора», – выразительно продекламировал он, прикрыв глаза.

Я слушала его голос, и мне хотелось улыбаться. А он продолжал:

– «Но верь весне. Ее промчится гений. Опять теплом и жизнию дыша. Для ясных дней, для новых откровений переболит скорбящая душа». И постепенно все прошло. А потом подумал – я много думал, Маша, очень много – и решил, что должен вернуть тебя. Не должен отступать, – продолжал Денис каким-то странным голосом. – Иначе совершу самую тупую ошибку своей жизни. Ревность не стоит того, чтобы терять счастье, верно?

– Верно… – прошептала я, глядя на него с волнением и радостью. Для меня постепенно открывалась новая грань личности этого человека. И только позднее, спустя время, я поняла, что постепенно он начал излечиваться. – И гордость.

– И гордость, да. Все мы гордые, все мы лучше других, и пусть за нами бегают и боятся потерять нас, а не мы кого-то, – продолжал Дэн. – Но это так по-детски, Маша. Глупо и бесполезно. Я люблю наблюдать за людьми, хотя знаю, что у меня не та репутация, и часто вижу, как эту глупость мешает не как-то там развиваться, а жить. Надо быть проще.

– Особенно ты простой, как пенек, – не удержалась я от дружеского подкола, вспомнив, что рассказывала мне Лера и Ольга.

– В своем глазу бревна не видишь, – рассмеялся он не своим смехом. И вдруг нерешительно взглянул на меня: – Еще кое-что было, что мне очень помогло.

– Что же?

– Я сначала не хотел тебе говорить. Но я не могу утаить это, – сознался Денис. Я удивленно взглянула в его серьезное лицо.

– О чем ты?

– Эта тема – как ломкий лед. Я боюсь оступиться, если ты встанешь на такой лед, ты оступишься и провалишься, а я не смогу спасти тебя, не вытяну, – замысловато ответил Смерчинский.

– О чем ты? – не понимала я. Моя ладонь накрыла его пальцы. – Денис, если есть, что сказать, ты говори. Мне правда важно это знать. И я не оступлюсь.

– Тогда иди за мной, – слабо, но улыбнулся он.

– Куда? – чуть не вскочила я на ноги, но Смерч удержал меня.

– Глупышка, – ласково произнес он и погладил по волосам. – Иди за мной – значит, верь мне. Я верю тебе, и я хочу, чтобы ты верила мне. Ты закинула мне трехочковый однажды, теперь моя очередь. То, что я скажу, – это то, что есть на самом деле, без недоговорок и обмана.

– Говори уже, – выдохнула я, чувствуя, что это что-то важное.

– Когда был на даче, я прочел одну важную вещь, – он прокашлялся, оттягивая время. – Записи Инны. – Он взглянул на меня, замершую при имени его бывшей девушки. И мне почему-то стало страшно – я ступила на тонкий лед, под которым была бездна.

– Ты знаешь про нее. Жаль, что о ней тебе рассказал не я. Но я пытался, я хотел рассказать тогда, в парке…

– Я сама не захотела слушать, – перебила я парня. – Тут виновата я.

– Ты ни в чем не виновата, – более резко, чем обычно, отозвался Денис. – В последний день ко мне на дачу приехала Ольга. Ей Черри проговорился.

– Что-о-о?! – возмущенно вскрикнула я, вспомнив обещание Князевой быть на связи и держать меня в курсе всего. – Она была у тебя? Она знала, где ты? И не сказала мне! Вот же Троллиха, а! Ее ничего не исправит.

– Я просил ее ничего тебе не говорить. Очень сильно просил, – произнес Денис, глядя задумчиво на спокойную воду. – И она молодец, что не сказала.

– И что она хотела? – кисло спросила я.

– Она хотела мне помочь. Показала кое-что. Ну, не смотри на меня так подозрительно, девочка. Я же сказал – верь мне.

– И что она показала? – тихо спросила я. – Ты говорил что-то о записях Инны…

Мне было страшно слушать это.

* * *

Дэн уже который день был наедине со своим одиночеством. Дача, ключи от которой ему передал Черри, располагалась в тихом месте, вдалеке от шумного города, в закрытом поселке. Двух– и трехэтажные дома находились друг от друга не приличном расстоянии, и соседи зачастую даже не виделись. Дэну казалось, что он живет в лесу – так много на территории дачи, в которой он гостил, было высоких сосен и раскидистых берез, между которыми бежала тропинка. Огромный дом стоял в центре участка, прикрытый со всех сторон зеленым океаном листьев и иголок. Людей Дэн видел только тогда, когда на велосипеде выбирался из поселка к пресному озеру, чистому и такому прозрачному, что видны были даже мелкие камешки на его дне.

И эти мелкие камешки, и огромные звезды на темном небе, и запах соснового бора, неподалеку от которого находилось озеро, – все это словно впервые открывалось Денису, который чувствовал себя не юношей, а каким-то стариком. И он, с интересом маленького ребенка, открывал для себя то, на что раньше не особо обращал внимания. Он тысячи раз бывал за городом, в самых разных компаниях, но как-то не обращал внимания на такие вещи, которые интересовали его сейчас.

Смерч чувствовал себя так, как будто попал в другую страну, и открывал для себя разные ее прелести, смутно подозревая, что страна эта – его собственная душа, которую давно уже нужно было исследовать. Наедине с природой и самим собой он постепенно приходил в норму и даже какую-то гармонию. Однако прекрасно осознавал, что убегать от проблем – не его путь. Он может отдохнуть, обдумать, но не убегать.

В последний день своего пребывания на даче родителей Смерча Дэн, на закате сидящий на веранде и читающий книгу, совершенно не ожидал увидеть на дорожке, ведущей от ворот к дому, Ольгу Князеву. Она, подстриженная под мальчика и одетая в нехарактерные для себя клетчатую рубашку и простые джинсы, уверенно шагала вперед, сжимая в руке небольшую сумку.

– Оля? – поднялся Дэн, отложив книгу и глядя на девушку.

– Привет, – сказала она, поднимаясь на крыльцо. – Извини за вторжение.

– Что-то случилось? – внимательно разглядывал ее молодой человек, пытаясь определить по лицу, какие чувства сейчас испытывает Ольга.

– Нет, ничего. Но я должна тебе кое-что сказать.

– Вот как? Кажется, пора начистить физию кое-кому, – улыбнулся парень, вспомнив, как Чер клятвенно заверял его, что никому не скажет, что Смерчинский на даче его родителей.

– Ты про Сашу? Не надо, он молодец, что сказал мне. Знал бы ты, как долго я его просила.

– Проходи, – открыл дверь парень, жестом приглашая гостью войти. Через некоторое время они сидели за столом перед большим окном, из которого был виден большой кусок неба, окрашенного фиолетово-бордовым закатом, и несколько высоченных деревьев, на которых чирикали, провожая солнце, птицы. Ольга сама заварила чай с листьями смородины, которая росла около самого дома, и теперь, грея руки о свою кружку, повторила:

– Мне нужно тебе кое-что сказать. Это очень важно, Денис.

– Что же за важность? – откинулся он на спинку стула, положив лодыжку одной ноги на колено другой.

– Ничего. Ничего не случилось. Просто я должна была поделиться этим с тобой, – в голосе девушки появились какие-то нервные нотки. Она достала из сумки большую тетрадь с твердой обложкой, на которой была изображена цветущая вишня, кажется, ромашки, тянущиеся к солнечному небу. Оля аккуратно обеими руками положила тетрадь на стол и ладонями прикрыла верхние ее уголки. Дэн внимательно даже как-то настороженно наблюдал за движениями гостьи, но ничего не спрашивал.

– Это стихи Инны, – наконец решилась Князева. – Она писала стихи и вела дневник. То есть она в стихах вела дневник, если так можно сказать. Вернее, описывала свои чувства в стихах.

– Я не знал, – хрипло ответил ей парень. Это стало для него открытием.

– Никто не знал, кроме меня, – поторопилась сказать девушка. Обычная ее уверенность пропала, и видно было, что Ольга Князева чувствует себя не в своей тарелке. – Она мне иногда давала почитать, но не все. У нее здорово получалось, но Инка всегда говорила, что плохо. Вот… Таких тетрадей несколько, а это – последняя. Там кое-что написано про тебя. Я недавно перечитывала и поняла, что ты должен знать. Раньше мне и в голову не приходило поделиться этим, а вчера… Я смогла в себе это перебороть. Мне ведь казалось, что это только наше – ее и мое, и делиться совсем не хотелось.

– Ты мне ее отдашь? – спросил Денис, как-то странно глядя на тетрадь с вишней.

– Нет, – помотала головой девушка. – Я не настолько готова делиться. Ты прочитаешь их при мне и отдашь обратно. Ты просто должен это знать. Я поняла, что надо любить не мертвых, а живых.

И она придвинула тетрадь Смерчу. Тот несколько секунд разглядывал обложку и только потом открыл первую страницу. Она была исписана простой синей ручкой. Знакомый почерк – неровный, быстрый, с завитушками, со слабым нажимом, но резкими порою линиями, был, как и несколько лет назад, неразборчивым, и то и дело, одни слова были зачеркнуты и новые написаны сверху, но все же Денис отлично рассмотрел заглавие стихотворения «Сестра, ты знаешь, а я влюбилась…».

– Что я должен знать? – поднял он взгляд на Князеву. Может быть, не понимал, может быть, оттягивал момент чтения.