Я, собрав вещи с пола и чуть не перевернув журнальный столик с учебниками по английскому, прокралась в свою комнату, в которой теперь бывала не так часто. Спать совершенно не хотелось, и я, взяв на руки дремлющего коте, подошла и села на подоконник, задумчиво глядя вдаль. Сколько раз я смотрела в это окно, на эти деревья, на эти дома, на этот кусок неба, на привычную жизнь… А теперь, кажется, все поменялось и станет меняться дальше. Нет, окно, деревья и дома останутся прежними, даже небо будет таким же. Просто я теперь – другая. И это здорово. Мы должны меняться, хотя что-то неизменное всегда остается в нас. У меня – это жизнелюбие и эмоциональность, а у Смерчинского – инопланетная удачливость и доброе сердце. Доставучесть, конечно же, тоже, но что поделать?

Нет, мы – неидеальная пара, мы – неидеальные люди, но наши недостатки, сочетаясь друг с другом, создают нечто совершенное – нашу любовь.

Я полной грудью вдохнула свежий воздух, с отстраненной полуулыбкой изучая узоры звезд-бисеринок, которые было видно так хорошо, что хотелось протянуть к небу руку и отковырнуть себе парочку на память.

В кровать я легла с мыслями о Дэне.

И хотя сейчас сердце билось спокойно, я знала, что завтра оно будет стучаться, как сумасшедшее…

…как сумасшедшее. Почему же как?…

С той самой секунды, как рано утром я распахнула ресницы, сердце билось так, словно превратилось в птицу с трепещущимися крыльями, готовую вырваться на волю. Волнение прохладными мятными волнами то и дело накатывало на грудь, а в голове царило недоумение. Я так ждала этот день, так долго к нему готовилась, так волновалась, а теперь не верила, что он наступил. И даже не думала, что из-за такой глупости можно так переживать! Столько суматохи дома, шума, людей!

– Все готово, можете посмотреть на себя, – сказал мне приятный женский голос. – Если что-то покажется не так, мы исправим.

С некоторой опаской я взглянула в большое овальное зеркало и узрела взрослую девушку с нежным макияжем и высоким дерзким начесом. Увиденное мне понравилось, и я повертелась перед зеркалом, изображая из себя модель.

– Красавица-красавица, – засмеялась мама, стоявшая рядышком. Она улыбалась, но то и дело подозрительно прятала глаза.

– Вообще супер! – радостно подтвердила свидетельница Инга, околачивающаяся тут же и мешающая оператору и фотографу. Первому она мешала снимать, второму едва не уронила камеру.

Честно сказать, я долго не знала, кого сделать своей свидетельницей: Марину или Лиду, поскольку с ними возникли определенные проблемы. Лида вместе с Петром находилась за границей, Маринка же была вся в семье и в семейных проблемах. К тому же я побоялась, что кто-нибудь из девчонок может обидеться, если я сделаю свидетельницей не ее, а кузину. И я остановилась на взбалмошной, но добродушной Инге, которая была временно свободной, потому как ее Бритые Виски сейчас зажигают в армии, и Рафаэль, по ходу, сейчас вообще полностью лысый, а от того жутко злой.

А свидетелем… свидетелем стал один забавный парень. Дэн ведь тоже долго не мог выбрать между Черри, Ланде и Игорем, а потом хорошенько подумал и сказал, что они все невменяемые типы и что его свидетелем станет очень близкий друг-музыкант из Америки. Тот самый, кому когда-то передавал странные слова Кей.

Кстати сказать, я видела этого музыканта всего лишь пару раз. И каждый раз жмурилась от восторга. Потому что думала, что к нам в дом приезжает галлюцинация. Галлюцинация была необычной, черноволосой и до ужаса знаменитой: Кезон из группы «Red Lords» – парень необычный во всех смыслах. А как мы познакомились… Представляете, сидите вы на своей кровати, смотрите по ноуту комедию – кстати, ту самую, которую мы когда-то с Денисом не досмотрели в кинотеатре, а потом пересматривали раз пять – смеетесь, болтаете ногами в воздухе, а тут дверь открывается, и ваш молодой человек заваливается в вашу общую спальню с радостной, но какой-то противной улыбочкой:

– Солнце, к нам гость. Поздоровайся. Он поживет с нами неделю.

Вы в некотором недоумении поворачиваете голову и видите того, кого принимаете за объемную галлюцинацию. При этом гость машет вам и говорит на чистом русском языке с едва уловимым акцентом человека, какое-то время прожившего за границей:

– Добрый день. Я – Кезон. А ты – герлфренд моего друга? Ты милая. Дэнв был прав. – И протягивает руку, чтобы пожать.

У меня лично был шок, как и тогда, когда со мной заговорил Кей. А Смерчик, видя мое испуганно-восторженное лицо, ржал как полоумный. Его очередной сюрприз удался, а устраивать их он очень любит. А у меня, видимо, карма такая – терпеть их. Впрочем, не так они и ужасны, просто неожиданы, но забавны. Смерч умеет встряхнуть меня.

Оператор сделал еще несколько кадров, в паре из которых я знатно покривлялась, и был выпровожен вон из комнаты – мне принесли платье. Если визажист и парикмахер были приглашены Лерой, которой я не могла отказать, то платье я купила сама, на свои деньги, и не в дорогущем салоне, а заказывала в ателье.

Я не хотела, чтобы мое платье было привычно-белым, в пол и с фатой, поэтому выбрала себе образ той самой клубничной феи, которую когда-то придумала. Я обсудила платье со знакомой девушкой-дизайнером, и мне его сшили. Короткое, воздушное, красно-кораллового цвета, с многослойной эфимерно-пышной юбкой, оно казалось мне одеянием той самой феи, романтически настроенной и свободной.

Не скажу, что от моего выбора все были в восторге, кое-кто даже пытался уговорить меня, дабы я одумалась, но я заявила, что свадьба моя, жених от наряда в восторге, поэтому на торжестве я буду именно в том, что нам нравится. Сегодня, правда, о преимуществе классических платьев мне никто не говорил и даже не укорял за отсутствие фаты, которую заменяла диадема, напротив, все в кои-то веки восхищались Машенькой, называли принцессой и уверяли в исключительном очаровании.

– Нам пора уже, – сказала Лида, глянув на время. – Мы в десять должны быть на месте.

– Надо ехать! Надо ехать! – засуетилась свидетельница тотчас, которая с шампанским и конфетами обегала всех гостей. – По машинам! Все помнят свои роли, кому куда ехать? Постоянно поддерживаем связь со мной!

– Инга! – позвала я девушку и вручила ей бумажную ящерку, объяснив то, что нужно сделать. Она кивнула и пообещала, что все сделает так, как я прошу. А я, шепнув маме, что сейчас вернусь, проскользнула в свою старую комнату.

Я с каким-то необычным волнением прощалась с ней, не сделав это вечером. Нет, я знала, что в любой момент могу вернуться сюда, скорее, я прощалась с детством. За этим столом я сделала столько уроков, этот компьютер, хоть и не новый, был моим другом много лет, а в этом шкафу вечно царил беспорядок. Я провела пальцами по картине на стене – сейчас с изображением Венеры.

Она почему-то напомнила мне Ольгу Князеву. Мы так и не стали подругами – слишком уж мы разные, и я до сих пор чувствую к ней одновременно и уважение, и какое-то неприятие. Мы крайне редко видимся и держим нейтралитет, но я с уверенностью могу сказать, что Князева больше не похожа на свою погибшую сестру – она стала сама собой.

А еще я очень скучаю по Чащину – мы не встречалась с окончания университета, да и во время учебы он до обидного холодно относился ко мне, но я понимаю его. И для меня Димка навсегда останется хорошим другом.

После всего случившегося с Никитой год или полтора он игнорировал Ольгу, явно считая себя ужасным человеком и во многом обвиняя себя. Но, насколько я знаю, Князева не намерена отступать от своей любви, и за такое упорство ее следует уважать.

Кстати, я увижу ее сегодня на торжестве, а вот увижу ли я Димку – даже не знаю. Может быть, он придет, а может быть, и нет, хотя мы с Дэном, все обговорив, посылали приглашение и ему, и Троллю, то есть, конечно, Олечке.

Кстати, с Никитой Кларским жизнь нас больше не сталкивала, хотя однажды его видела в городе моя одногруппница Регина. Она сказала, что Ник за это время внешне совсем не изменился и выглядит также элегантно, неброско и вообще «просто потрясающе». А еще она сообщила, что в баре, в котором она его видела, с ним сидела какая-то девчонка, похожая на меня, но с глазами «размером с чайное блюдце». Наверное, его девушка.

Каким же я была ребенком, когда была влюблена в него! И хотя ребенком я остаюсь до сих пор, понимаю, какой я была глупышкой. Ну а он… а он все-таки был крут! Надеюсь, после всего случившегося он больше не станет связываться с плохими людьми, ведь я уверена, что в душе Ник совсем не такой. Не знаю, ищет ли его до сих пор полиция, но надеюсь, что у него все будет хорошо.

На телефон, валяющийся на кровати, пришло очередное эсэмэс – ими меня стали заваливать еще с ночи, как и посланиями в Интернете. Я машинально подняла мобильник и заглянула в сообщения. Оказалось, писала мне Катя:

«Счастливого замужества, Мария! Мы поздравляем тебя от всей души и, надеюсь, успеем приехать на твое бракосочетание:)».

Ответить ей я не успела – раздался звонок.

– Доброе утро, любимый мой Бурундучок! – бодрым голосом приветствовал меня Денис. Каждое утро он бодр и весел, сколько бы часов не проспал, когда как я с трудом разлепляю глаза и, оббивая все косяки, иду на кухню к заветному кофе.

– Доброе утро, Диничка. Сколько ты можешь называть меня Бурундуком?! – привычно возмутилась я, понимая, что уже соскучилась по Смерчинскому. – Ах да! – блеснули у меня глаза и я довольно сообщила: – Всего лишь пара часиков. Пара ма-а-аленьких часиков. Потом я стану кем? Правильно, – не дождавшись ответа Дениса, пропела я, – миссис Смерч!

И счастливо засмеялась.

– Иногда мне кажется, что это единственная причина, побудившая тебя принять мое предложение, – шутливо заметил парень.

– Не единственная, но весомая. Несправедливо, да? Я-то больше не буду кошмарным Бурундуком, а вот ты навсегда останешься моим личным Смерчиком.

– Да уж, проблема. Но я ее решу, – заявил он, и я тотчас поверила ему. – Я уже придумал, как тебя называть.