Арни уставился на горшок. Тот был прекрасен. На поверхности горшка из красновато-коричневой глины был вырезан замысловатый мотив, отражавший только что упомянутую легенду. Черно-бирюзовая краска на рыжеватой глине завораживала взор. Это был огромный горшок. В нем поместилось бы одно из бензойных деревьев Рут.

Арни раздумывал, уместно ли справиться о цене, но она, похоже, угадав его мысли, очень осторожно подняла горшок и вложила его ему в руки. — Вы заметьте, что художник расписался на дне горшка.

Арни наклонил горшок и увидел вырезанную на глине подпись: «Анджелина, 1984». А рядом с ней ценник — 500 долларов.

— Ах… — Он вернул ей горшок. — Да, эта вещь как раз то, что я ищу…

— Этот горшок сделан вручную на гончарном круге, — сказала она, возвращая его на пьедестал. — Мало кто из художников сегодня использует этот традиционный метод и обжигает изделия в домашней печи. А вот там у нас имеются работы Джозефа Лоунвульфа, если вам будет интересно…

— Нет-нет. Эта работа — само совершенство. Мне просто надо немного подумать.

Боже, что я говорю? Мне эта вещь никак не по карману, а она, несомненно, получает комиссионные за все, что продает. Я ведь обнадеживаю ее на крупную продажу, а сам даже не собираюсь…

— Возможно, эта вещь для вас великовата. У нас есть другие произведения того же художника, поменьше размером, правда, на них рисунок не столь замысловат.

Пока она удалялась от него, Арни придумывал тысячу способов, как спокойно, словно невзначай, пригласить ее вместе отобедать. «Да нет же, какой ты дурак, надо пригласить ее на кофе, конечно, просто на чашку кофе! Понимаешь, всего лишь посидеть у воды, послушать, как кричат чайки, и поговорить…»

В дальнем конце магазина зазвонил телефон, испугавший их обоих.

— Извините меня, пожалуйста.

Арни смотрел, как она уходит, почувствовал, что к горлу подступает комок, и точно знал, что сейчас сделает. И он это сделал. Пока она не смотрела на него, Арни вышел из галереи.


Рут холодно смотрела на мужчину, лежавшего на больничной койке, словно тот был ей незнаком. Ее мать опустилась на стул рядом с койкой и громко плакала.

— Вчера вечером он сказал, что плохо чувствует себя. А я не слушала его, разрази меня Господь! Мне показалось, что твой отец снова жалуется на то, как я готовлю. Сегодня утром он собирался пойти на работу и свалился на пол, а я осталась с ним одна!

Вне этой палаты, за электронными дверями, изолировавшими кардиологическое отделение от остального мира, собиралась толпа Шапиро. По правилам кардиологического отделения к больному допускались лишь два посетителя, а поскольку мать Рут отказывалась покидать свое место у койки мужа, то остальных впускали по одному.

Трубки и мониторы не испугали Рут так, как остальных. Сейчас ее пугало то, что происходило внутри нее, — ужасные, ранящие как острие ножа эмоции вырывались из нее, точно призраки. От этих эмоций у нее закружилась голова. Ей показалось, что пол уходит из-под ног. Рут ухватилась за железную кровать и уставилась на прикрывшие неподвижные глаза синеватые веки, отвисшую челюсть, едва заметно поднимавшуюся и опускавшуюся грудь. «Ты не должен умереть! — отчаянно и настойчиво твердила Рут. — Разговор между нами еще не окончен».

Когда Рут собралась уходить, миссис Шапиро удержала ее за руку.

— Куда ты? Не смей уходить! Ты не должна оставлять отца вот так. Рут, ты же врач!

— Мама, если мы обе останемся, то другие не смогут навестить его.

— Тогда пришли Джуди. Сейчас мне нужна Джуди.

— Мама, другие тоже имеют право войти, на всякий случай.

— На всякий случай! На какой случай, я спрашиваю?!

— Мама, говори тише.

— Вот какая у моего мужа дочка! Только посмотри на себя — в глазах ни слезинки!

Рут увидела, что медсестра, стоявшая у мониторов, неодобрительно нахмурила лоб.

— Мама, это кардиологическое отделение. Мы должны вести себя тихо. Слезы я буду лить потом.

— Потом? Когда потом? Когда он умрет, боже упаси?

— Мама, если ты будешь продолжать в том же духе, я попрошу дать тебе успокоительное.

— Конечно, вот ты какая! У тебя совсем нет сердца! — Миссис Шапиро закрыла лицо носовым платком. — Ты всегда обижалась на отца. Одному Богу известно, почему ты так поступала.

— Мама…

— Рут, ты же знаешь, что это разбило его сердце! Ты поступила в медицинский колледж, а он хотел, чтобы ты завела семью. Ты разбила сердце отца, теперь он при смерти, а сердце матери сдает… Рут, ты только тем и занимаешься, что огорчаешь родителей!

Рут взглянула на лицо чужого ей человека, лежащего без сознания, и подумала: «Неужели я всю жизнь огорчала его? Что ж, тогда, наконец, я добилась своего. Его сердце разбито».

— Я пришлю Джуди.

Затем Рут, движимая неожиданным порывом, повернулась к койке, наклонилась так, что ее губы чуть не коснулись теплого, сухого уха отца и прошептала:

— Подожди…


Арни подумал, не сесть ли на более поздний паром, чтобы не видеть ее, но это ни к чему не привело бы. Что ему делать? Ехать на работу и возвращаться позже из-за того, что он вел себя как болван перед какой-то девчонкой, с которой даже незнаком? Лучше всего притвориться, что ничего не произошло. А ведь ничего и не произошло. «И может быть, — надеялся Арни, вечером спускаясь по трапу на паром, — она не заметила, как глупо я тогда вел себя. Похоже, у меня все получилось довольно складно, когда я признался в собственной неосведомленности. Женщинам ведь это нравится, разве не так? Когда мужчина признается, что у него есть хоть какая-то слабость?»

Было шесть часов вечера и все еще светло. Наступала зима с долгими, холодными ночами. Еще три месяца назад солнце всходило в 4:30 и заходило в 22:00. Но ночь медленно вытесняла день, и вскоре Арни будет уходить и приходить с работы в полной темноте. А сейчас он стоял на сильном ветру, его окружали горы, зеркальная гладь воды и голубое-голубое небо. Он уже тринадцать лет ездит на этом пароме. Почему же он именно сейчас, сегодня, разглядел этот дарованный Богом мир, окружавший его?

Арни не собирался смотреть на нее, он не будет смотреть. Но все равно посмотрел, но на этот раз она не обращала на него внимания. Она снова сидела в отсеке для курящих посреди индейцев, которые все дымили. Она что-то рисовала в блокноте, лежащем на ее коленях. Арни высмотрел все глаза, стараясь силой воли заставить ее поднять голову, но она не подняла, и он расстроился.

Итак, он все испортил. Он зашел в ее магазин и собственным языком продемонстрировал, как невежественен гринго в том, что для нее явно было очень важно. Как говорится, конец роману.

Спустя тридцать мучительных минут паром загудел: длинный и два коротких гудка. Голос из громкоговорителей объявил: «Внимание! Прибываем в Уинслоу, остров Бейнбридж». Арни присоединился к остальным усталым и голодным жителям Бейнбриджа, собравшимся на корме, и спешно поднялся по трапу к автостоянке, надеясь уехать раньше всех.

Арни сел за руль, пристегнулся и собрался тронуться с места, как снова увидел ее. Он продолжал беспомощно сидеть и наблюдал, как она пробирается через толпу, подходит к машине, бросает в нее свою сумку и садится за руль. Если она заметила его, то не подала виду.

«Ладно, — подумал Арни с тем же смирением, с каким капитулировал перед Рут. — Это может означать что угодно. Пора возвращаться к действительности».

Вдруг он заметил, что ее машина не заводится. Арки видел, как она выходит из машины, поднимает капот и смотрит на двигатель. Поддавшись неожиданному побуждению, он решил действовать.

— Нужна помощь? — спросил он, подойдя к ее машине, и тут же пожалел о своем необдуманном решении. В автомобилях Арни ничего не смыслил.

Девушка выпрямилась, вытерла руки старым полотенцем и виновато улыбнулась.

— К сожалению, такое случается все время.

Арни по-мужски внимательно осмотрел двигатель, будто понимал, что делает, и спросил:

— Вы знаете, в чем загвоздка?

— К сожалению, знаю. Машину придется тащить на буксире.

— Вот как, — протянул он и отошел. Она захлопнула капот. — Мне кажется, что вон в том баре есть телефон.

Арни показал в сторону «Холл Бразерс», где по пятницам расслаблялись постоянные пассажиры парома.

Отбросив волосы с плеч, она сказала:

— Придется звонить брату, но он сможет приехать сюда только через два часа. — Она хмуро взглянула на машину. — Тогда уже стемнеет. Думаю, придется оставить ее здесь и завтра вернуться за ней вместе с братом.

Тут она взглянула на него, и Арни увидел два драгоценных агата. Он снова чуть не упустил момент.

— Кстати! Можно, я подвезу вас?

— Если это вас не затруднит.

— Нисколько, — тут же согласился он. — Где вы живете? В Китсапе?

На ее губах заиграла едва заметная улыбка.

— Нет, прямо здесь, на острове Бейнбридж.

Арни покраснел, ему хотелось сквозь землю провалиться.

— Ну да. Я не хотел…

Она рассмеялась и подошла к сиденью водителя.

— Пустяки. Большинство из нас действительно живут в этой резервации.

Забрав сумочку, свитер и убедившись, что «вольво» заперт, она последовала за Арни к его микроавтобусу.

— О, у вас есть дети, — сказала она, забираясь в машину.

Арни сердито посмотрел в сторону заднего сиденья, на обилие игрушек. Сказать ей, что это машина приятеля и в самом деле ты холостяк — прожигатель жизни?

— Да, у меня их пятеро.

— Я люблю большие семьи, — сказала она, защелкнув пряжку ремня безопасности.

Арни потребовалось напрячь волю, чтобы смотреть прямо вперед. Ремень безопасности врезался между ее грудей…