Они сидели на плетеном диване в ее кабинете, на белом диване с бледно-зелеными и желтыми подушками. С трудом пробивавшиеся лучи ноябрьского солнца, словно тонкий дождь, падали на ткань. В углу стола, бросая вызов северному климату за окнами, ало-золотистые рыбки посверкивали в своем аквариумном мире. Кабинет Рут, который она спроектировала сама, кипел жизнью. В приемной висел плакат с надписью: «Война вредна здоровью детей и остальных живых существ».

— Джоан, боюсь, я не знаю, что и сказать вам. Я сделала все возможное.

Миссис Джоан Фримен была замужем уже два года и отчаянно хотела обзавестись детьми. Она теребила носовой платок.

— Доктор, разве вы не можете оплодотворить меня искусственно? Спермой моего мужа?

— Джоан, ваши анализы после коитуса нормальны. Я ничем не могу улучшить то, что делает ваш муж.

И это бесило больше всего. Когда миссис Фримен пришла к ней в первый раз, Рут провела обычный осмотр и задала обычные вопросы, ответы на которые подтвердили, что перед ней нормальная, здоровая молодая женщина двадцати трех лет. Она никогда не болела воспалением органов таза, до брака по религиозным причинам никогда не пользовалась противозачаточными средствами, никогда не беременела, не делала абортов. Месячные приходили регулярно, достаточно обильные, яичники были нормальных размеров, матка не смещена. Анализы крови и тест Рубина тоже оказались нормальными. Сексуальные отношения с мужем благоприятствовали беременности: половые сношения происходили как минимум три раза в неделю, смазочных средств не использовали, и оба не принимали душ после эякуляции. Анализ спермы мистера Фримена был тоже нормальным.

Тогда почему же она не могла зачать?

С первого визита прошло пять месяцев, а Рут даже не приблизилась к разгадке. После обычной терапии — карта изотерм, подушка под бедрами, графики цикла плодородия — Рут задавала себе вопрос: «Следует ли делать лапароскопию?» Это означало бы вторжение в тело пациентки инструментами длиной в фут, чтобы проверить, нет ли спаек или незамеченного заболевания слизистой оболочки матки? Рут не любила прибегать к неоправданным хирургическим действиям, не любила механических и лекарственных средств. Но без них она никак не могла помочь этой женщине.

— Я могу лишь посоветовать вам обратиться к специалисту по проблемам репродуктивного здоровья.

— Вы хотите, чтобы я обратилась к другому врачу?

— Джоан, я для вас сделала все, что могла. Возможно, вам какое-то время не надо ни к кому обращаться. Просто ведите прежнюю жизнь, больше отдыхайте, верните чувства в вашу сексуальную жизнь… — Рут умолкла и, не завершив свою мысль, развела руками.

Лечение от бесплодия имело нежелательное побочное действие — пациентки часто жаловались на то, что из их сексуальной жизни исчезли очарование и романтика. Муж и жена были полны решимости совершить «удачный шаг» в «удачный момент» и произвести ребенка. В любовных отношениях пропадали экспромт и изобретательность. Муж сходился с женой, когда того требовала карта изотерм; занимались любовью утром, и ни у того, ни у другого не было желания бежать к врачу на послекоитальные анализы. Растущее напряжение нередко приводило к импотенции, что, в свою очередь, порождало апатию. Секс становился чисто механическим занятием, его цель сводилась к воспроизводству потомства.

Рут встала с дивана и подошла к заваленному бумагами столу. Перебрав папки, карты и брошюры, она нашла список направлений.

— Вот, — начала она, ободряюще улыбаясь, — он работает в Сиэтле. Так что у вас не будет проблем…

— Он?

Взгляд женщины говорил красноречивее всяких слов. Рут удалось лишь виновато пожать плечами и сказать:

— Мне жаль, но он единственный, кого я могу порекомендовать. Я слышала, что он очень хороший специалист.

Миссис Фримен уставилась на свои руки:

— И мне придется снова начинать все с начала?

— Боюсь, что да. Конечно, я пошлю ему вашу медицинскую карту. Однако он, несомненно, пожелает повторить многое из того, что я уже сделала, чтобы лучше познакомиться с вами.

Обе молчали. Казалось, они застыли, как остановленный кинокадр: красивая молодая женщина в синих джинсах и ковбойке с несчастным выражением лица опустила голову. Рядом с ней сидела женщина немного старше, но мудрее на несколько веков, в кремового цвета блузке и твидовой юбке. На крохотный городок Уинслоу с Тихого океана обрушился холодный ветер. Не обошел он и здание, в котором приютился скромный кабинет Рут: тряс оконные стекла, проверяя, не удастся ли ему проникнуть внутрь, затем уносился дальше, угрожая елям и тсуге.

— Думаю, — запинаясь, начала Джоан, — моему мужу это не понравится. Мы и так с трудом оплачиваем ваши счета, о другом враче и говорить не приходится. — Она посмотрела лишенным надежды взглядом. — Доктор, если вы не возражаете, я буду приходить к вам.

«Но я ведь сделала все возможное!»

— Хорошо, Джоан, если таково ваше желание. Я посмотрю, нельзя ли предпринять еще что-нибудь.

«Потому что я хочу осуществить ваше желание точно так же, как и свое. Я хочу, чтобы Мэри Фарнсуорт сказала, что с моим ребенком все в порядке».

Со времени проведения процедуры амниоцентоза прошло две недели, и Рут за это время немного изменилась. Изменилась и ее медицинская практика.

Перемена началась сразу после анализа, когда она, Арни и девочки отправились в Порт-Анджелес к родителям Рут на ужин. Пока она стояла у раковины и помогала младшей сестре мыть посуду, произошло чудо. Ребенок зашевелился. Это ощущение было знакомо Рут: быстрые суетливые движения, будто в кишечнике заурчали газы, затем наступила пауза, и снова торопливое движение. В старые времена это называлось «первым движением плода». Она не раз чувствовала его, но это движение было не таким, совсем не таким. Она сама не понимала, что здесь не так.

Рут уронила стакан и расплакалась. К ней бросилась куча народу: миссис Шапиро, молодая жена Джошуа, жена Макса, подружка Дэйвида — все это сборище встревоженных женщин отвело Рут к креслу. Когда все стали спрашивать, что случилось, она не смогла ответить. Она сама не знала, что не так.

Затем она подняла голову и увидела, что он стоит в дверях. Ее отец. На мгновение их взгляды встретились, и за эти доли секунды ее осенило. Она тут же перестала плакать. Рут поднялась на ноги, заверила присутствующих, что с ней все в порядке, и вернулась к раковине домывать посуду. Но она никогда не забудет стоявшего в дверях отца и выражение его лица. Оно спрашивало: «Что случилось, Рути? Ты справишься?»

С того мгновения Рут чувствовала, что в ней прорастают новые семена, зловещие семена: отвращение к самой себе, боль от предательства, ненависть к телу, предавшему ее, словно Иуда. Она была сильна духом, но ее тело оказалось ненадежным. И не ее вина в том, что много лет назад ей не удалось прибежать к финишу первой — она ведь хотела этого. Разве это ничего не значит? Только не в глазах Майка Шапиро. Для него важен только результат, награды и достижения. Желанием делать добро медали не завоюешь.

После этого откровения, нового недовольства своим телом, она остро осознала, что другие женщины переживают то же чувство. Рут обнаружила его у многих своих пациенток: депрессия после выкидыша, рак груди, потеря ребенка, умершего по непонятным причинам, — все это приводит к злокачественному горю, которое направлено внутрь и плетет паутину вины, смятения и страха.

Рут зря времени не теряла. Две недели назад она создала свою группу. Она пригласила пациенток к себе в кабинет поговорить в непринужденной обстановке об их физических проблемах, душевных муках, чтобы можно было серьезно заняться своими телами. Рут видела, что Джоан Фримен поддалась неприятному чувству ненависти к собственному телу, которое предало ее. Точно так же Хейди Смит считала, что невозможно жить с одной грудью, Шарон Ласник — справиться с тремя выкидышами, а Бетси Чоудер — смириться с удалением матки. Они встречались раз в неделю и разговаривали допоздна. «Я больше не желанна для своего мужа». «Я бесполезна, потому что я не могу родить ребенка». «Муж больше не захочет заниматься любовью со мной». Рут взяла на себя роль советчицы. Она не только удаляла матки, она также убеждала в том, что чувствовать себя обманутой естественно. В прошлый раз в группе было пять человек, сегодня вечером их будет двенадцать.

— Джоан, — сказала она, провожая молодую женщину к выходу, — почему бы вам не прийти сюда вечером, в семь часов? У нас есть группа, которая собирается, чтобы поговорить о своих проблемах…

Вернувшись к столу, Рут по селекторной связи услышала голос секретарши из приемной:

— Доктор Шапиро? Пришел ваш муж.

Арни? Здесь?

— Попросите его подождать. Я выйду через минуту. Андреа, кто у нас остался?

— Миссис Гласс. Больше никого нет.

— Андреа, проведите ее в смотровой кабинет, пожалуйста. И попросите Кэрол забрать анализ мочи.

Рут взглянула на часы. Через час у нее встреча с доктором Фарнсуорт. Она не знала, что Арни собирается пойти вместе с ней.


Арни взглянул на часы. Она снова опаздывает. Что ж, Рут предупредила его еще до брака: акушеры не могут жить по часам.

Все же он задумался, пытаясь устроиться в кресле, предназначенном для более округлых форм. Он думал, что все осталось позади — долгие часы и ночные вызовы. Он мирился с этим во время ординатуры Рут, ибо знал что в конце туннеля брезжит свет: ее частная практика, нормированный рабочий день и, наконец, нормальная семейная жизнь. Только из этого ничего не получалось. В действительности Рут не только не успокоилась и не планировала время для пациентов и семьи, а явно старалась заполнить его новыми проектами.

Как эта группа, которая собирается каждую пятницу. Она и так вечерами мало бывала дома. Почему Рут должна взваливать на себя новые обязанности?