— Знаю. Все в порядке. Мы справимся.

Оба долго смотрели в глаза друг другу. Их окутывала африканская ночь.

22

К восходу солнца Оуко все еще был без сознания. Раствор солей и сахара вводился в вену через капельницу. Одного из механиков миссии, сильного мужчину, посадили у кровати, и он усердно сжимал респираторные меха.

Дерри вошел в общую комнату и застал там Сондру, которая машинально размешивала чай в чашке. Положив руку ей на плечо, он сказал:

— Идите поспите немного.

Она очнулась будто ото сна и спросила, повезло ли ему с больницей в Вои.

— Боюсь, у них респиратора нет. Придется лететь в Найроби. Но я смогу полететь лишь вечером, после того как вернется Алек. Тем временем мы будем держать Оуко на кислороде и мехах. — Дерри сел рядом с ней и положил руки на стол. — Меня волнует его питание. Он прибыл сюда истощенным, и на капельнице долго не протянет.

Сондра безумно устала. Никогда раньше у нее так страшно не болело все тело, даже во время интернатуры такого не бывало. Она совершенно измоталась. Голова у нее устала не меньше тела. Она все время спрашивала себя: «Что я сделала? Нам никак не удастся поддержать жизнь Оуко в течение трех недель!»

Но Дерри она об этом не сказала. Пока не сказала. Не сейчас, когда они взяли на себя обязательства. Сондра произвела «героический эксперимент», который запретил Дерри, и теперь отступать было поздно.

— Я сначала покормлю его через трубку и затем немного посплю, — как можно более оптимистично сказала она.

Дерри внимательно взглянул на нее. На платке из ярких узоров, который Сондра повязала на голове, отслоилось несколько черных нитей; длинные рукава белого хлопкового пуловера были закатаны на запястьях и обнажили коричневую кожу. Дерри сообразил, что впервые кое-что заметил.

У Сондры был нежный профиль. Высокий лоб, большие миндалевидные глаза, высокие скулы, маленький аккуратный нос, полные губы, твердый, но не выступающий подбородок, скошенный к длинной шее. Она была красива — Дерри это знал. Но сейчас он увидел нечто другое. Он этого не замечал до сих пор, но, заметив, все понял. Все было так очевидно. Дерри наконец понял, почему она приехала в Африку.

— Я сам покормлю его через трубку, — тихо сказал он. — А вы идите спать.

Сондра едва заметно улыбнулась ему.

— Это приказ?

— Это приказ.


К общему удивлению, все шло хорошо. Вены Оуко адаптировались к капельнице, утреннее кормление через нос получилось, и к восходу солнца он продолжал мирно спать. Спазмы его не беспокоили. Но это был лишь первый день. Впереди еще много дней.

В миссии царило волнение. Казалось, половина племени Оуко поселилась у лечебницы — около двадцати масаев сидели на корточках и монотонно пели магические заклинания. В то же самое время преподобный Сандерс во главе христиан молился на ступеньках лечебницы. Все это нарушил приезд «роверов», вернувшихся из экспедиции и ввергших миссию в хаос. Дерри выбежал встретить приехавших, тут же рассказал Алеку о том, что здесь происходило, затем повел его в лечебницу, где Сондра объясняла одной из сестер, как следует ухаживать за Оуко. Сразу за обоими мужчинами вошла Ребекка, старшая сестра.

— Через каждые два часа его следует обязательно переворачивать, — говорила Сондра, показывая руками, как мальчика надо перевернуть с одного бока на другой. — Массаж спины. Очень важно. Ему следует орошать глаза. — Она подняла маленькую бутылочку глазного раствора. — Добавьте в него несколько капель растительного масла.

Сондра подняла глаза и увидела, что в палату входят Дерри и Алек. Одежда Алека была в пыли, а его рыжеватые волосы растрепались.

Заметив Ребекку, медсестра отшатнулась от стола, словно ее поймали на том, что она залезла в банку с печеньем.

— Memsabu, теперь я о нем позабочусь, — Ребекка холодным и жестким тоном обратилась к Сондре.

Сондра обернулась к ней:

— Важно соблюдать строгую последовательность ухода за мальчиком. Он в критическом состоянии. Вот, я здесь написала… — Сондра взяла лист бумаги, на котором подробно расписала, каков должен быть уход за Оуко.

Но Ребекка не взглянула на лист бумаги. Она хранила бесстрастное лицо и через прикрытые глаза смотрела на Сондру.

— Memsabu, теперь этим займусь я, — еще решительнее заявила она.

— Пойдемте, — сказал Дерри, коснувшись локтя Сондры. — Взглянем на него.

Сондра колебалась, не сводя глаз с враждебно настроенной старшей сестры, затем резко повернулась и первой пошла к койке Оуко.

Спустя несколько минут Макдональд покачал головой:

— Я бы сам ни за что не смог сделать такое. Лучше дать мальчику умереть. Не вижу, как можно сохранить ему жизнь.

— Он насыщается кислородом, — сказала Сондра, указывая на изголовье, где стояла бутылочка с надписью О2.

Алек снова покачал головой:

— Вскоре его тело высохнет. Ему требуется увлажнение.

— Как раз поэтому я сейчас же отправляюсь в Найроби, — сказал Дерри. — Я ждал вашего возвращения.

— Вы летите прямо сейчас? — спросила Сондра. — Но ведь скоро стемнеет!

На его губах мелькнула улыбка:

— Я и прежде летал в такое время. Не беспокойтесь обо мне. Алек, оставляю лечебницу на вас. У Сондры здесь работы по горло.

Он умолк и смотрел, как крупные руки масая, одного из членов семьи Оуко, добросовестно сжимают меха. Грудь мальчика поднималась при каждом сжатии. Дерри нахмурился: Оуко выглядел плохо. Фаррар не знал, удастся ли ему вовремя вернуться из Найроби.

Алек дежурил у постели мальчика, пока Сондра торопливо поужинала, приняла душ и переоделась. За Оуко придется ухаживать двадцать четыре часа. Постоянно нужно следить за основными показателями состояния его организма. Расчесывая длинные влажные волосы, Сондра думала о том, как бы в подобном случае поступили в Финиксе: работу сердца контролировал бы монитор, врачи следили бы за артериальным давлением, проводили бы анализы крови.

А у нее, Алека и Дерри ничего не было, кроме глаз и ушей.

— Как он? — тихо спросила она, заходя за ширму. В углу, где лежал Оуко, приглушили свет и постелили ковры, чтобы не слышался шум шагов. Мальчик проснулся до ее прихода, но спазмы его не беспокоили.

Алек встал со стула, кивнул преподобному Торну, который сейчас качал меха, и удалился вместе с Сондрой за ширму.

— Не знаю, как мы с эти справимся, — пробормотал он, пока они шли по палате. — Еще один день на этом растворе мальчик не протянет. У него истощение. Он умрет голодной смертью.

— Он уже выдержал два кормления через нос.

Но лицо Алека оставалось мрачным:

— Нам требуется соответствующее оборудование, чтобы следить за состоянием его крови. Мы понятия не имеем о его электролитном балансе. Соли, калий… Нельзя лишать ребенка сознания, прибегая к кураре, ибо тогда мы получим отек легких. Но без кураре у него начнутся спазмы, и тогда нечего и говорить о капельнице. — Алек покачал головой. — И мы не можем перевести его в другую больницу. Он слишком слаб для такого переезда. Просто не знаю, Сондра…

«Я знаю, — подумала она. — Я сохранила ему жизнь, когда он мог умереть. А теперь я должна позаботиться о том, чтобы он прошел и через это испытание».

Когда оба приблизились к столу для медсестер, Ребекка оторвалась от газеты, которую читала. В ее холодных глазах вспыхнула искра вызова, когда она встретила взгляд Сондры.

— Ребекка, пожалуйста, посидите у койки Оуко. С ним остался преподобный Торн.

Подчеркнуто не спеша, она посмотрела на Алека в ожидании, что тот скажет. Он устало кивнул и сказал:

— Идите посидите с ним, пожалуйста.

Старшая сестра подчинилась.


В полночь у Оуко начался спазм. Он потерял капельницу. Сондра работала до утра, чтобы поставить новую, но в конце концов ей пришлось подключить укороченную капельницу к лодыжке. К утру основные показатели состояния организма Оуко ухудшились.

Алеку пришлось заставить Сондру пойти в хижину и отдохнуть, но она спала урывками и проснулась усталой, услышав шум «Сесны»: возвращался Дерри. Когда она помылась и переоделась, респиратор уже установили, и по зеленой прозрачной трубке в легкие Оуко поступал влажный кислород. Однако основные показатели состояния организма ухудшались. Капельница протекала. Обед из взбитых яиц с сахаром и бульон, которым его кормили, вышел обратно.

Как и предсказал Дерри, Оуко медленно умирал от голода.

— Сондра, вы сделали все, что могли, — сказал Алек, сидя с ней у койки Оуко. Было поздно, миссия спала. Оуко уже семь часов дышал через респиратор, но никто не смог заставить Сондру отойти от койки.

Ее янтарные глаза не мигая смотрели на лицо мальчика. Оуко казался спокойным. Он был похож на любого другого ребенка, который, обложенный подушками, лежит на боку. Но внешность была обманчива. В организме мальчика токсин столбняка выигрывал сражение.

— Алек, я не сдамся, — ее голос звучал тихо, ровно, без лишних эмоций.

Алек взял ее руку:

— Сондра, вы сделали все возможное. Больше ничем не поможешь. Ни одно живое существо нельзя бесконечно держать на капельнице, вы это знаете. Он каждый день теряет калории. Кормления через нос недостаточно. Мы подошли к последней черте.

Но Сондра не слушала его. Она смотрела, как ровно поднимается и опускается грудь Оуко. Респиратор делал свое дело. А сестры делали все, чтобы тело Оуко лежало удобно и не появилось пролежней. Требовалось лишь одно, самая малость — чтобы он выжил и дождался, пока токсин исчерпает свой ресурс и покинет организм. А для этого ребенка надо было кормить, организм требовал питательных веществ. Но капельница и кормление через нос не могли обеспечить этими веществами.