— Я знаю, что вы думаете, — сказал Алек, пока оба наблюдали, как дежурный работник вяло соскребает кровь с видавшего виды операционного стола. — Вы думаете, что такое трудно представить даже в самом кошмарном сне. Мне это понятно. Я думал точно так же, когда месяц назад приехал сюда.

— Весь этот шовный материал устарел, — пробормотала она и подумала, какое негодование вызвало бы в Финиксе использование таких ниток.

— Знаю. Но у нас нет ничего другого. Здесь мы обходимся тем, что есть.

Сондра подняла голубой пакет шовных нитей «эталон», на котором остался бурый отпечаток большого пальца руки, измазанного в крови. Эту упаковку с шовным материалом уже вскрыли во время какой-то операции! В Финиксе вскрытый, расстерилизованный пакет отправили бы в мусорную корзину.

— Вы хотите сказать, что больше ничего нет?

— Да, и мы рады даже этому.

— О боже! А эти инструменты! — Она притянула к себе стерилизатор и перебрала согнутые щипцы и стертые пинцеты. — Поверить не могу, что вот это еще надеются исправить.

Алек рассмеялся и покачал головой:

— Исправить! Благослови вас Бог, добрая девушка, эти вещи не предназначены для ремонта, мы ими работаем.

Сондра с открытым от изумления и ужаса ртом уставилась на стерилизатор:

— Но это ужасно!

— Что ужасно? — позади них раздался голос. На пороге появился Дерри, вытирая полотенцем ладони и руки до локтей.

— Боюсь, Сондра немного потрясена, — сказал Алек.

Бросив полотенце в плетеную корзину, Дерри встал перед Сондрой, буквально навис над ней, и, опуская рукава, сказал:

— А что же вы ожидали найти здесь, доктор? Больницу, подобную той, которую вы недавно оставили в Америке?

Сондра почувствовала, как в душе поднимается чувство раздражения.

— Нет, доктор Фаррар, этого я не ожидала. Но я не могу представить, как вы можете мириться с этим.

После этих слов наступило весьма неловкое молчание, буря эмоций ослепила Дерри. Алек переминался с ноги на ногу, и Сондре показалось, что оба мужчины слышат, как колотится ее сердце. Вдруг Дерри, ничего не сказав, повернулся и ушел.

— Я еще не встречал двух человек, которые так плохо ладят с самого начала, — присвистнул Алек.

— Хотелось бы знать, что я сделала такого, чтобы он считал себя вправе столь грубо относиться ко мне.

— Видите ли, в некотором смысле я его понимаю. Это его лечебница. Он заведует ею много лет и защищает ее, точно свое дитя. Дерри не любит, когда кто-то приходит и критикует его.

Сондра нахмурилась и взглянула на стол со старыми инструментами и расстерилизованным шовным материалом, на желтые пакеты с перевязочным материалом, на древний операционный стол и вспомнила слова преподобного Ингелса, сказанные в Финиксе: «Миссия Ухуру существует исключительно на пожертвования. Вы встретите там нищету и полную противоположность той медицинской среде, которая вам привычна».

Что ж, Сондре пришлось признать: она поторопилась критиковать лечебницу Дерри. Особенно если учесть, что в ее стенах провела всего несколько минут. Но это не оправдывает почти враждебное отношение Дерри к ней. Когда Сондра сказала об этом Алеку, тот объяснил:

— Эта миссия рада любой поддержке, но бездарные советы иногда могут скорее помешать, чем принести пользу.

— Он так думает обо мне? Что я бездарная?

— Мне кажется, он считает вас слишком неопытной для такого нецивилизованного места, как это. Вы еще очень молоды. Ему придется вас многому научить, прежде чем вы сможете работать самостоятельно и снять часть нагрузки с остальных. И конечно, он не сомневается, что вы все бросите еще до того, как дойдете до такого мастерства. Должен признаться, — Алекс заговорил тише, — что, впервые увидев вас, я подумал: «Как такая хрупкая девушка сможет здесь управиться?»

Сондра видела его добрые глаза и ободряющую улыбку и почувствовала, что гнев тает. Алек Макдональд был прав: нет сомнений, Дерри Фаррару нужны опытные врачи, постарше возрастом и жестче характером, привыкшие к разъездам и скверным условиям, способные нести тяжелое бремя работы в жаркой Африке. Возможно, она показалась ему одной из тех, от кого не будет никакого толку. Что ж, первое впечатление часто ошибочно: Сондра не сомневалась, что очень скоро Дерри осознает свою ошибку.


Ближе к закату в маленькой церквушке состоялась служба. Насколько заметила Сондра, ее посетили — все обитатели миссии, кроме Дерри и дежурной медсестры. Читали длинную благодарственную молитву по поводу приезда доктора Мэллоун, и никто так громко не пел заключительный гимн, как Алек Макдональд. На ужин подали жареную козу, тушеные бобы, которые местные жители называли posho, и горы свежей земляники. Алек, сидя рядом с Сондрой, рассказывал, что земляника в Кении растет круглый год, а вот яблок она здесь не увидит. Похоже, разговор во время ужина вращался вокруг одной темы — нехватки любимой еды, причем преподобный Сандерс с надеждой в голосе спросил Сондру, не привезла ли она с собой банку варенья из танжело[19], и расстроился, когда та ответила отрицательно.

Сондра не могла не заметить, что в столовой люди разделились по цвету кожи: белые сидели за одним столом, а африканцы — за другим. Она поинтересовалась у Алека, заведен ли здесь такой обычай.

— О нет, они могут сидеть, где им хочется. Люди просто предпочитают находиться среди своих.

Сондра заметила, что Дерри Фаррар сидит в самом конце их стола и ест, ни с кем не разговаривая. Ей хотелось узнать, где его жена.

— Послушайте, доктор, — обратился к Сондре преподобный Ламберт, миссионер из штата Огайо, сидевший напротив нее. — Каковы последние новости об Уотергейте[20]?..

Несколько человек остались после ужина, чтобы послушать радиостанцию вооруженных сил, написать письма или прочитать газету «Стандард», которую утром привез Дерри. Собралась группа людей и начала живо обсуждать Послания к коринфянам. Сондра и Алек Макдональд вышли погулять. Над Африкой сгущались сумерки.

— Сначала будет трудно, — сказал Алек в своей спокойной манере. — Придется привыкнуть ко всему этому. Я сам еще не вполне освоился.

— Что вы будете делать, когда закончится ваш год?

— Вернусь в Шотландию и займусь частной практикой. На наших маленьких островках населения не очень много, но вполне хватит, чтобы содержать себя и свою семью, если я женюсь. Думаю, после всего этого жизнь там покажется спокойной и даже скучноватой, но там моя родина и мои корни. — Он засунул руки в карманы джинсов. — И я буду удовлетворен тем, что здесь занимался богоугодным делом.

Сондра посмотрела на грубый крест из палисандрового дерева, венчавший грубо сработанную церковь. Религия никогда не волновала ее, несмотря на то что родители верили в Бога.

— Алек, вы проповедуете и работаете врачом?

— О нет, я не проповедник, но не забываю сказать своим пациентам, что их исцеляет Господь, а не я. Такова наша цель здесь — привести этих людей к Богу. И это бывает нелегко, хотя иногда происходит сразу. Еще на прошлой неделе в лечебницу привезли одного человека из племени масаи, сильно покалеченного львом. После того как Дерри и я сделали для него все, что было в наших силах, все собрались вокруг его постели и молились весь день и всю ночь. Господь подарил этому человеку чудесное исцеление, и в следующую ночь перед ним явился Иисус Христос, его Спаситель. Но не со всеми бывает так легко. Возьмем, к примеру, старого Нжангу, нашего повара. Он видел Бога десять лет назад, когда преподобный Сандерс навестил его в тюрьме. Видели, что он носит на шее? Помимо креста, врученного ему миссией, у него на шее болтается веревка с каким-то языческим талисманом, цель которого — прогнать сонную болезнь. Эти кикуйю — самые суеверные люди на земле.

Он остановился под палисандровым деревом и повернулся к Сондре.

— Что вы думаете обо всем этом?

— Мне хочется узнать побольше.

— В Дерри вы найдете лучшего учителя. Когда я прибыл сюда месяц назад, что я знал о тропической медицине? Мы с ним два раза выезжали на дикую природу, разбили лагерь и устроили пункт неотложной медицинской помощи посреди кустов колючки. Он умеет чудесно обращаться с местными жителями.

— Откуда он так хорошо знает эту страну?

— Дерри родился здесь, недалеко от Найроби. Мне говорили, что его отец был одним из первых поселенцев. Ему принадлежала плантация или что-то в этом роде. Жители колоний считали нужным посылать своих сыновей в Англию получать высшее образование. Вот там-то Дерри и выучился на врача. Пока он был в Англии, разразилась война, и он записался в Военно-воздушные силы Великобритании. Знаете, на войне Дерри проявил себя героем. Мне говорили, что он награжден крестом Виктории. Как говорит преподобный Сандерс, Дерри вернулся в Кению в пятьдесят третьем году, как раз когда началось восстание мау-мау. Он сразу пошел добровольцем воевать против повстанцев. У Дерри интересная жизнь…

Алек повернулся и пошел дальше. Сондра шла в ногу рядом с ним.

— Повстанцы скрывались в лесу Абердар. Они творили страшные вещи и со своим народом, и с белыми фермерами — резали, мучили. Рассказывают, что Дерри выступал против тактики мау-мау, хотя и был сторонником африканского самоуправления. Когда полиции понадобился летчик-доброволец, который мог бы с воздуха засекать лагеря повстанцев, Дерри тут же согласился.

Говорят, повстанцы сбили самолет Дерри и захватили его в плен. Они пытали его — вот почему он хромает. Но Дерри завоевал их уважение и в конце концов стал посредником между мау-мау и британскими властями. Дерри был одним из немногих, кому повстанцы разрешали свободно навещать их тайные лагеря. Вот там он и встретился с Нжангу.

— Как он пришел в эту миссию?

— Когда он встретил Джейн, свою будущую жену, она работала здесь медсестрой. Джейн ни за что не хотела уходить из миссии, поэтому Дерри стал жить здесь. Это было, думаю, двенадцать лет назад, перед провозглашением независимости Кении.