— Когда я увижу сына?

— Когда научишься не выводить меня и приведешь себя в порядок! — насмешливо ответил Маркус. Она подошла ближе. Не боится сучка! Он уловил аромат жасмина, желание начало нарастать в нем. Он хотел ее! Хотел эту мразь, после того, как она наставила ему рога.

— Мэтти тут не при чем, он скучает по матери. Ты не имеешь право так поступать ни с ним, ни со мной, в конце концов! Я твоя жена, а не скотина!

— Да что ты! А кто запретит мне?! И как это ты вспомнила, что ты моя жена?! Только поздновато не находишь?

— Господи, я ничего не сделала, я ни в чем не виновата…  .

— Нет, конечно, нет, моя милая, ты не виновата, ты просто перебрала, и тебе случайно засадили по самые яйца!

— Ты не поверишь мне да, тебе и не важно, что я скажу, и что сделаю? — прошептала она ему в лицо, слезы катились у нее по лицу.

— Избавь меня от драм, на твои актерские таланты я насмотрелся! — поморщился Маркус, садясь в машину, но она схватила его за рукав спортивной куртки. — Еще раз позволишь себе такое, пожалеешь сука! Соблюдай дистанцию!

— А что мне позволено, Маркус? Давай, скажи, ты ведь теперь мой хозяин получается, я все сделаю, обещаю! У меня слишком короткий поводок! — усмехнулась она горько. Его это задело, он знал, на что она давит, да посрать!

— Ты шлюха, как ты смеешь читать мне мораль, после того как тебя трахало двое ублюдков и этот козел за час до отлета, да и еще неизвестно сколько тебя перетрахало за эти годы?! — заорал он, хватая ее за волосы. Он снова озверел, ярость кипела, жажда сделать ей больно, была невыносимой. Он мечтал, чтобы ей было больнее в сотни раз чем ему! — Да, мать твою, у тебя короткий поводок и будет еще короче или я тебя им придушу, как сучку, если ты не прекратишь играть оскорбленную невинность, меня тошнит от этого спектакля! Еще одна подобная сцена и тебе конец. Мне похер, я буду использовать любую возможность, чтобы тебя уничтожить, а ты будешь облизывать меня, в надежде, что я этого не сделаю! — она содрогалась под его словами и взглядом, рыдала, но его это не волновало, слова были его хлыстом и он хотел забить ими до смерти. — Ты спросила, что тебе позволено?! Так вот запоминай! Тебе. Ничего. Не позволено без моего согласия на то! За каждым твоим вздохом будут следить, и не дай Бог, ты попробуешь обмануть меня! Мэтт будет с тобой, но только шаг в сторону сделай и можешь забыть, что у тебя есть ребенок! Для всех остальных все остается по- прежнему — ты моя жена и мать моего ребенка! Я отдал шесть миллионов за то, чтобы ты оставалась в прежнем статусе и тебе придется очень постараться, чтобы возместить мои убытки, детка! Я тут вспомнил, что ты мне однажды сказала, что совершенно бесполезна для меня и знаешь, это была правда, но к счастью мы узнали, что у тебя есть скрытые таланты! А поскольку кроме, как еб*ть тебя, с тобой и делать нечего, то советую тебе вспомнить, чему тебя научили твои любовники, потому что мне наскучило трахать невинную овечку. Включи фантазию, мне показалось в тебе огромный потенциал! — измывался он над ней, видя, как с каждым словом она становится все бледнее и бледнее. Отлично, этого он и добивался, хотя самому было мерзко и противно! Она дрожала в его руках, захлебывалась слезами, но ему было мало. Он смотрел на ее грудь, прижимая к себе ее тело, он знал, что она заметила его взгляд и нервно сглотнула, отводя глаза. О, давай разыграй скромность!

— Расслабься, дорогая, мы не будем трахаться! Во-первых, я спешу, а во-вторых, у меня нет тяги к сексу на людях! Увы, наши желания тут не совпадают. А ведь я должен был раньше догадаться, что ты это любишь! Ты ведь просто умоляла трахнуть тебя у того фонтана. Какой я дурак, все бы могло быть проще! — он подмигнул ей и скрылся в машине, а она замерла, слезы больше не текли по ее лицу, она просто смотрела на него с болью и обидой.

Маркус так и оставил ее стоять у дома бледную, замерзшую и плачущую! Плачь сука, жалей себя! Он чувствовал удовлетворение и горечь. На тренировке он не мог собраться, Фергюсон рвал и метал, но Маркус был погружен в себя, перед глазами стояла она. Он был в ярости, боль жгла. Он сорвался и чуть не избил кого-то в раздевалке из-за какой-то мелочи. Сэр Алек отправил его с тренировки. Маркус не знал, что ему делать, ехать домой нельзя, он что-нибудь сделает с ней однозначно. Видеть он никого не хотел, поэтому и отправился в свой пентхаус у Гайд-Парка, он так и не продал его, потому как было удобно иметь квартиру в центре города, и сейчас Маркус был этому очень рад. Но когда вошел туда понял, что обстановка давит на него, воспоминания душили, он не мог дышать, внутри все горело, каждая вещь была пропитана ей, каждый уголок в этой гребанной квартире. Черт бы ее побрал! Хотелось на стену лезть от боли. Он быстро прошел к бару, он пил виски, коньяк, водку, было совершенно неважно, что с ним будет, только бы ничего не помнить, ничего не чувствовать! У него получилось накачать себя в хлам, а еще разнести чертову квартиру в дребезги. Он, словно ураган, крушил все, технику, столы, стулья, а фортепьяно с особым удовольствием и болью. Маркус задыхался, ничего не понимал, а когда пришел в себя ничего не ощутил, кроме пустоты. Какое дело до вещей, когда жизнь так же разорвана в клочья?! Все последующие дни до отъезда в Берлин, он жил в этом бардаке, напиваясь, каждый вечер и доламывая, то, что не доломал. Естественно, тренер заметил его состояние и нарушение режима. Алек орал, как сумасшедший, Маркусу было все равно, он чувствовал, что медленно умирает! Он хотел ее видеть и в то же время не мог, он метался как зверь, заключенный в проклятую боль! Через неделю он вернулся с очередной победой и сразу же отправился встречать свою мать с сыном. В аэропорту было все как всегда, но сидеть в лимузине Маркус не мог, он сгорал от нетерпения. Он не видел сына почти три недели, а в свете последних событий, казалось что год! В ожидании он не обращал внимания ни на папарацци, ни на фанатов, а когда из коридора в окружении охраны выбежал его хулиган, то и вовсе забыл обо всех.

— Папа! — кричал малыш, со счастливой улыбкой, щурясь от вспышек фотокамер. Маркус подхватил сына на руки, закрывая от назойливых журналистов. Он вдыхал родной запах, прижимая к себе мягкое крошечное тельце сына, целовал его в пухленькие щечки.

— Привет, папочка, я вырос! Видел, как я вырос?

— Привет сынок! Да ты просто великан, я еле держу тебя! — смеялся Маркус.

— Привет, дорогой мой! — поцеловала его мать, с улыбкой смотря на них, и они направились к машине, где и дали выход своим эмоциям.

— А где мамочка, пап? — сразу же спросил Мэтт, тревожно смотря на Маркуса такими же черными глазами, как и у отца. Мать тоже вопросительно взглянула. Маркус сглотнул и потрепав сына по голове, натянул улыбку и бодро сказал:

— Мама дома, ждет тебя, наверняка, приготовила твою любимую вкусняшку, которую только она умеет делать!

— Урааа! — захлопал сын в ладоши — Я сделал мамочке и тебе подарок, бабушка покажи папе! Мать достала из сумки рисунок и протянула Маркусу. Он заставил себя, улыбнутся, он был выжат как лимон, демоны снова ожили в душе. Рисунок сына отозвался горечью и болью. Простая картинка — мать, отец, ребенок держатся за руки, Мэтт обвел все в сердце, но она рвала душу. Маркус искал спасенья, а потому просто прижал к себе сына, плод его ревности и бешеной ярости, Господи, а ведь это действительно так и изначально все было неправильно, все закончилось тем с чего и началось!

— Маркус, все в порядке? — спросила мать, с тревогой смотря на него. — Ты очень плохо выглядишь сынок, ты не заболел?

Маркус усмехнулся, пытаясь скрыть эмоции;

— Все нормально, просто устал!

Мать только кивнула, ничуть не веря в это, но лезть не стала, да и бесполезно это делать. Всю дорогу Маркус разговаривал с Мэттом, а Меган наблюдала за своими любимыми мальчиками, не переставая удивляться сходству сына и внука, но все же ямочки на щечках подарила малышу Эни. Меган любила невестку, она была удивлена выбором сына, но очень рада. Девочкой Эни была золотой, да и какой еще быть жене золотого мальчика?!

Сейчас же женщина очень переживала, она все видела и замечала. Маркус был подавлен, синива под глазами говорила о бессонных ночах, сын похудел, лицо приняло какой-то серый оттенок, а отсутствие Анны в аэропорту окончательно подтверждало догадки о том, что между ними не все ладно. Меган решила поговорить с невесткой, с Маркусом не стоит и пытаться этого делать. Но когда они приехали, она была в шоке, перед ней была не Анна, а ее тень. Увиденное настолько поразило женщину, что она не могла взгляд оторвать, воздух разве что не искрился от напряжения, боли и горечи.

— Мамочка, мамочка моя! — обнимал Мэтти Эни, которая начала рыдать, сжимая сына в объятиях.

— Сынок, сыночек! Мама так скучала по тебе родной мой, мой малыш…  . — девушка лихорадочно целовала мальчика, не переставая плакать. Меган ничего не понимала, ибо это была какая ненормальная встреча, а каменное лицо сына и вовсе было поразительно. Весь день Аня не отходила от сына, а Маркус вообще уехал куда-то, теперь Мегги больше не сомневалась, а потому поздно вечером направилась к Анне. Девушка готовилась ко сну и когда Меган открыла дверь, то замерла в ужасе — макияж был смыт, на щеке, под глазом были уже подживающие синяки. Женщина в ужасе прикрыла рот, а Эни побледнела сильнее.

— Эни, девочка моя, что случилось, родная? — прошептала Мэгги, проходя в спальню.

— Все в порядке Мегги, с чего ты взяла? — наиграно улыбнулась девушка и отшла к окну. Мегги же видела все по ее глазам.

— Не обманывай меня, Анна! — она подошла к ней и погладила по лицу и со слезами спросила — Это он сделал?

Эни помотала головой в ответ, а глаза меж тем наполнились слезами и болью.

— Моя маленькая, боже, как он мог! — прижала женщина, хрупкое тело, сотрясаемое рыданиями. Меган была в шоке, она не понимала этого…  .Ее сын! Ее сын бил эту нежную девочку, как, за что?! — Тихо, тихо, родная моя, моя девочка! — слезы катились у нее по лицу, ей было так жаль, она знала, что такое Маркус, все-таки, он ее сын, она знала, что внутри этого мужчины сидит зверь, яростный и безумный, она пару раз видела его и больше не хотела, она не представляла, что должно было произойти, чтобы он вырвался наружу. — Я поговорю с ним! — сообщила Меган, когда Анна успокоилась, она так ничего и не сказала, а Мегги решила не давить на нее.