— Замолчи! Лучше молчи, иначе, я убью тебя! — его голос дрожал от горечи и гнева. Аня чувствовала, как слезы катятся по лицу, надежды разбивались вдребезги о чудовищную реальность, о холод и эту жестокость, нож с каждым словом входил в нее все глубже и глубже, медленно разрывая внутренности.

— Пожалуйста, не делай этого Маркус! Прошу тебя, умоляю, это неправда. Я прошу тебя, верь мне, любимый мой, я люблю тебя, пожалуйста! — у нее откуда-то взялись силы, отчаянье топило ее, она схватила его за ворот рубашки, прижимаясь к нему всем телом, ощущая родной аромат. Аня сквозь рыдания умоляла его, орошая слезами дорогую ткань. Она больше не боялась, ей, было, неважно ударит он ее или нет, сердцу было уже не помочь, душа рвалась на части. Маркус не отталкивал, он словно замер, а потом обхватил ее лицо ладонями, лицо было искажено мукой и да, болью.

— Молчи! Ты понимаешь, что ты сделала? Ты хоть понимаешь Эни? Боже, что ты наделала? Я же тебе все отдал, все понимаешь? Все что у меня было! Неужели тебе мало…  … — ее колотило, он был так близко, она не верила, они вместе падали в пропасть, которая с каждой секундой становилась все шире и больше. — Чего тебе не хватало, чего мать твою?! Господи, ты врала мне все это время, сколько раз ты изменяла мне, сколько шлюха? Сколько тебя перетрахало, сколько? Сука…  … — простонал он словно сам себе, отпуская ее лицо и отходя от Ани, он был похож на раненное животное. Она рыдала, чувствуя, что умирает. Аня вертела головой в отчаянии, пытаясь все отрицать. Слов не было, слезы душили. Она смотрела на его широкую спину, словно взывая к ней, разум кричал, что тщетно, сердце болело. Она видела, как все, что было между ними ускользает словно тень. От безысходности хотелось кричать, хотелось умолять, хотелось встряхнуть его хорошенько, она бы душу отдала за то, чтобы он поверил, хоть боль недоверия и горечи разрывала ее, но это было неважно, агония жгла, но тело словно парализовало и она не смела двинутся с места, не могла даже произнести ни слова.

— Любимый…   — прохрипела она, он резко обернулся, в глазах была пустота.

— Еще раз ты скажешь подобное и я, клянусь тебе, я вырву твой поганый язык, стерва! С этих пор ты будешь говорить, дышать только, когда я тебе позволю, ты меня поняла?! Шаг в сторону и я вышвырну тебя на помойку, с которой подобрал! Ты втоптала в грязь все! Все, что я тебе предложил, ты разменяла нашу жизнь на парочку оргазмов, ты грязнее любой шлюхи, которую я знал. Но ты оказалась самой хитрой шлюхой, тебе удалось — таки окрутить меня.

— Если ты не веришь мне, тогда зачем все это? Больше ничего уже не может быть… — снова удар, щека загорелась пламенем, глаза наполнились слезами, а он, схватив ее за горло, заорал:

— Верить тебе? Милая, ты меня, конечно, уделала, но ты же не надеешься, что я закрою на все глаза? — он захохотал ей в лицо. — Развестись?! Даже не надейся сука, думаешь можно просто наставить мне рога? Думаешь можно из меня лоха делать, а потом просто развестись? Нет, тварь! Я превращу твою жизнь в ад, ты ответишь мне за все, ты заплатишь за каждую секунду совместной жизни, за то, что посмела предать меня и нашего ребенка! Я сделаю все, чтобы ты прокляла тот день, когда твоя мать, такая же шлюха, как и ты, родила тебя, бл*дь! Хоть слово против и будь уверенна, я дам тебе пинка, в тот же миг вылетишь из жизни моего сына!

Слез больше не было, вены выворачивало от ужаса, страха и боли. Неужели он посмеет так грязно ей мстить? Неужели, он будет использовать сына, играть на ее материнских чувствах? О, Боже! Она знала, что так он и сделает, что он все сделает, как сказал! Она не верила, она не могла принять это, это какая- то ошибка, Боже.

— Почему ты мне не веришь, почему ничего не хочешь слышать! Разве, я хоть раз дала тебе повод? — захлебывалась Аня слезами. — За что Маркус? — выдохнула она ему почти в губы.

— За то, что я любил тебя, мразь! — прошептал он ей так же в губы, она попыталась коснуться их, но он оттолкнул ее — Убирайся! Пошла вон! — прокричал он яростным голосом.

Она бежала по коридорам дома, не замечая ничего, слезы застилали глаза, боль разрывала душу, она хотела умереть. Он любил ее…  … Боже, как же больно! Девушка упала на кровать, сотрясая комнату рыданиями и шепотом.

— Господи почему? Почему? За что?

Глава 23

В комнате было темно, лишь свет ночника освещал кровать и спящую на ней девушку. Маркус сидел в кресле напротив, черные глаза были пропитаны горечью и холодом. Он с болью смотрел на синяки на ее лице, на разбитые губы и заплаканные глаза. Разве мог он еще неделю назад подумать, что когда-нибудь посмеет тронуть ее, особенно после той ночи в машине? Да и мог ли вообще представить, что сможет ударить женщину? Свою женщину! Он смог. Женщина, с которой он раздели весь свой мир, все, что у него было, пошла по рукам! Хотелось волком выть от агонии, которая сжирала его изнутри, душу отравлял яд предательства и измены, да и если б просто измены! Как же он ненавидел ее, сердце разрывало, боль взяла власть над всем его существом. Господи, он всю свою жизнь боялся даже мысли, что женится на одной из этих сук, которые его ежедневно окружали, а что в итоге?! Он как последний идиот купился, потерял голову от невинной девочки, под личиной которой оказалась похотливая самка, развратнее и грязнее всех тех шлюх, которых он перетрахал! Лучше бы он женился на одной из них, все было бы заранее обговорено, никаких проблем, никаких претензий, никаких чувств! Но он обманулся, поверил в грязную ложь этой суки! Верил ей как мальчишка, верил, что она любит его, верил, что понимает, верил, что она счастлива. Верил во все безоговорочно! Ради нее готов был на многое! Боже, какая насмешка, влюбится в такую шалаву! Он положил к ее ногам все! Все, что достиг, все, чему посвятил свою жизнь, себя, в конце концов! Он любил ее, как мог, как умел, а точнее учился любить, пусть он не дал ей ни романтики, ни идеальных отношений, но он любил ее, безумно, до боли, до ломоты в костях! Хотя наверно, он только сейчас это осознал. Как там говорят — имея, не ценим, а потерявши — плачем! Она стала центром его жизни, рядом с ней меркли другие женщины, он хотел только ее, только ей одной принадлежал!

Эни стала слабостью Маркуса, его «ахиллесовой пятой», которую мужчина скрывал ото всех, даже от самого себя, но она ударила именно по ней, точно в цель! Этот ад, эта лихорадка, которая снедала его нарывающее сердце, была хлеще, чем, если бы ему молотом перебили колени! Внутри все стыло от болезненной безысходности и потери, хотелось на стену лезть, хотелось умереть! Душа требовала ее крови, а разум возразить не смел! Вышвырнуть бы ее к чертям из своей жизни, но он не мог! И дело тут не в сыне и его благополучии, он сам не мог ее отпустить. Он не мог без нее даже дышать, цеплялся, как слабак. Хотя непонятно, что сложнее, сразу отрубить или медленно день за днем умирать рядом с ней от тоски?! Измена — нет живучей слова! Он не простит и не забудет это предательство, это будет замкнутый круг! Господи, а он ведь за все время ни разу даже не взглянул ни на кого! Даже смешно- он еще переживал, что испоганит ей жизнь, идиот! Да возможно ли было представить, что нежная девочка сможет сотворить такое с ним, с их семьей?! Он никогда не забудет то первое утро, когда она спала в его машине, светясь, словно ангел под лучами утреннего солнца, он был восхищен, наверно, тогда она его и привлекала. О, Боже! Он сходит с ума! Он уже сошел, два дня до ее приезда он горел в безумном огне сомнений, страха и такой слабенькой, слюнявой надежды, что это все неправда, что это ошибка! День, когда он увидел это треклятое видео, будет жить в его памяти вечно!

Обычный день, он начинался, как и всегда на протяжении пяти дней. В доме было непривычно тихо, когда сын находился дома, то Маркус за голову хватался от шума, создаваемого им. А особенно, когда непоседливый чертенок врывался к ним в спальню с сумасшедшими криками, будя их и, наверно, всех соседей в радиусе десяти киллометров. Энни без труда просыпалась и хохотала вместе с сыном, щекоча его, а вот Маркусу хотелось придушить их обоих в такие моменты. Теперь же он жутко скучал даже по этим утренним безумствам и с нетерпением ждал, когда же вернутся Эни и Мэтти, оставалось потерпеть совсем чуть-чуть. Сейчас он смутно представлял как жил без них. За эти два года жизнь его претерпела множество изменений, да и сам он наверно, изменился. Естественно, теперь не могло быть и речи, ни о каких развязных вечеринках, интригах, пошлостях, играх. У него теперь было кому посвящать свое время! И хотя частые перелеты не позволяли ему быть с семьей дольше недели, все его свободное время принадлежало только им! Ему было плевать на то, кто и что говорит, кто, как думает и что! Он не обращал внимания на призывные взгляды всяких шлюх, которых не смущало наличие у него жены, его эти попытки только смешили, а вот Эни расстраивалась. В такие моменты Маркус понимал, что чего-то еще не достает, что мало дает, раз она в нем все еще сомневается. Он злился на себя и словно безумный кидался с головой в омут: посвящал Эни свои победы, тратил неимоверные суммы, одаривая ее подарками, ночи превращались в какой-то гремучий коктейль страсти, нежности и любви. С ней секс был не просто удовольствием, он был нечто большим, за время их супружеской жизни Анна стала более раскрепощенной, чувственной и сексуальной. С каждым годом интерес к жене не угасал, а только усиливался, он хотел ее постоянно, и она отвечала ему взаимностью. Ни одна женщина не горячила его кровь настолько сильно! Иногда ему достаточно было просто подумать о ней, чтобы ощутить дискомфорт. Забавно, а ведь в их первую встречу он считал и свято верил, что такие как она у мужчин не вызывают ничего, кроме умиления и, наверно, долго хохотал, если бы ему сообщили, что вскоре будет с ума сходить от страсти и желания к ней. Ну и что? Людям свойственно ошибаться! А так ошибаться очень даже приятно. Маркус до сих пор не мог поверить, что можно получать столько удовольствия. Удовольствия от того что даешь, а не берешь. Он был счастлив, как ребенок! Анна и Мэтти имели для него первостепенное значение, их спокойствие и благополучие было для него всем. Он так был воспитан — семья на первом месте! В тот день Маркус в приподнятом настроении отправился на тренировку, потом по делам, в общем, все как всегда, пока не наступил вечер и не позвонил его менеджер по связям с общественностью.