Хоть я и волновался, но ничем этого не показал. Люди шептались об последнем инциденте, строили предположения и догадки. Все, как обычно, но  все же это был худший вечер в моей жизни. Войт прожигал меня взглядом полным ненависти и обещанием скорой расправы, Ким словно побитая собачонка, украдкой поглядывала в мою сторону, куча народу вокруг, дурацкие разговоры ни о чем и Анна - квинтэссенция красоты и какой-то внутренней силы. Покой среди этого хаоса. Смотрел на нее и чувствовал невероятную гордость с привкусом горечи, но не за нее, а за себя, да и любой рядом с такой женщиной чувствовал бы тоже самое. Любовался ей, запоминал, хотя ее образ на всю жизнь отпечатался в сердце и памяти.

Пытка уже подходила к концу, я и хотел этого, и страшился. Анна ушла куда-то, меня же, наконец, оставили в покое, но ненадолго. Тут же, как черт из табакерки появился Войт.

- Зря ты меня не послушал, Беркет! Знаешь, человек должен нести наказание, совершив преступление – таков закон! – усмехнувшись, заявил Войт и, отсалютовав бокалом, ушел.

Я же и бровью не повел. Посмотрим кто кого, дорогуша! Не хотелось, конечно, впутывать в это дело Ким, но ее папаша не оставил мне выхода. Жестоко по отношению к ней, но увы.

Только вот эти мысли вылетели из моей головы, когда ко мне подошла Анна. Она была бледной, губы и руки тряслись, а взгляд был расфокусирован.

- Эни, в чем дело ? – спросил я, но в это же мгновение она начала падать, кто-то подхватил ее, я же резко вырвал ее из рук. Меня самого трясло так, что голова кружилась. Выскочив с ней на руках  из душного зала, я стал бить ее по щекам, через несколько минут подъехала скорая. Все происходило в ускоренном режиме: больница, я, мечущийся по коридору, со страхом поглядывающий  на дверь. Но вскоре все закончилось, вышел врач и сообщил мне, что Анна пришла в себя, ей вкололи успокоительное, и теперь она спит. Он сказал, что у нее нервное истощение и ей требуется отдых, выдал мне рецепт и ретировался. Я же гадал, что так потрясло Анну. Ничего на ум, кроме ублюдка Войта, не приходило. Вот с*ка! Ну ничего, я тебе тоже устрою горяченький вечерок. Только для начала мне нужно решить вопрос с Анной. Позвонив пилоту, сказал, чтобы готовил самолет, после был звонок домой, чтобы попросить экономку прислать упакованные чемоданы и Диану вместе с няней в аэропорт. Я подготовил все еще днем, просто не думал, что так скоро придется расставаться. Но раз Войт решил спустить тормоза, то медлить нельзя.

Договорившись с врачом, я забрал спящую Анну и поехал в аэропорт. Водитель не задавал лишних вопросов, а просто выполнял мои указания, понимая, что случилось нечто серьезное. Я же сидел с Анной на руках и не мог оторвать от нее взгляд. По-прежнему бледная, с потекшим макияжем, она выглядела больной. Взял ее тоненькую руку и прижался губами к месту, где прощупывают пульс. Гладил ее волосы, пальцами обводил контур ее губ, боясь прикоснуться. Я был рад, что она спит. Потому что вряд ли бы смог посмотреть ей в глаза и сказать то, что должен. У меня не хватало на это смелости, и никогда  не хватит, поэтому я как конченый трус оставил ей голосовое сообщение. Думаю, она все поймет правильно и перевернет страницу в своей жизни, которая носила мое имя. Когда мы приехали в аэропорт, едва сдерживая себя, чтобы не улететь вместе с ними, я быстро попрощался с дочерью и, поцеловав Эни в последний раз, вернулся в машину, не оглядываясь назад. Все внутри меня ныло от потери и боли, но я терпел. Самолет взлетел, а я дал сигнал водителю ехать, закусывая кулак, чтобы сдержать отчаянье рвущееся в голос. Конечно, это не последняя наша встреча, но, когда мы увидимся в следующий раз, все будет иначе.

Глава 16

«Вчера еще - в ногах лежал!

Равнял с Китайскою державою!

Враз обе рученьки разжал, -

Жизнь выпала - копейкой ржавою!

Детоубийцей на суду

Стою - немилая, несмелая.

Я и в аду тебе скажу:

"Мой милый, что тебе я сделала?"

Спрошу я стул, спрошу кровать:

"За что, за что терплю и бедствую?"

"Отцеловал - колесовать:

Другую целовать", - ответствуют.

Жить приучил в самом огне,

Сам бросил - в степь заледенелую!

Вот что ты, милый, сделал мне!

Мой милый, что тебе - я сделала?»

Отрывок из стихотворения М. И. Цветаевой .


Вдох-выдох, еще раз и снова так.. "Давай, Ань, дыши! Дыши, мать твою!" Вот так, судорожно втягивать в себя воздух, но не получать ни грамма кислорода. Горло дерет от встрявшего где-то на уровне глотки острого комка, голова кружится, глаза печет от невыплаканных слез, а кору головного мозга проедает это чертово: "Я беременна от Маркуса".

С*ка, шалава подзаборная! Чтобы ты и твой бл*дский выродок сдохли!

"Боже! Что ты несешь, Ань? Это же ребенок, маленький ребенок! Разве он виноват, что Беркет гребанный кобель?"

Да посрать! Она не хотела искать правды. В эту минуту Аня ненавидела весь мир, ненависть по венам разносилась, отравляла, впивалась острыми шипами в сердце, выдирала оттуда с корнем кусище. И смехом заливалась над ней, дергая за больные ниточки. "Вот, Анька, допрыгалась, довыделывалась? Думала, он терпеть будет? Ну ты, дура, конечно! Прожила с ним десять лет и до сих пор в нем прекрасного принца видишь. Ха-ха. Ну, пожирай теперь плоды своего... Чего? Чего ты вообще добивалась? Не припомнишь? Нет? Ты ведь хотела, чтобы он исчез, чтобы оставил тебя в покое, потому что сама  не в силах это сделать. Только вот не учла, точнее, забыла, что уйдет он, и ты сдохнешь от нехватки его в крови. Хочешь обвинить его? В чем? В измене?! Три раза ха-ха. А не припомнишь, свои мыслишки относительно Андрея? И ведь прав Беркет - ты ничтожество. Ты бы и сама изменила, да кишка тонка, боишься, трясешься, как мелкая шавка от страха. Ты такая Анька... В мыслях уже изменила, а вот на деле не можешь. Лицемерка херова. Пусть он жесток, но не лицемер, и никогда им не был. Как он сказал? "Я тебе не святой?" И ведь не соврал, да и сама это знаешь. Так почему же ты связки готова сорвать, вопя от потери? Думала он на коленях будет ползать, умолять, просить, изо всех сил биться? Так он ползал.. Забыла? Умолял тебя, просил, бился, как мог, иначе и не знал, и не умел... Ты ведь не хотела ничего слышать, закрылась в своей ракушке, и думала, что по глазам твоим все прочтет. А ты прочитала хоть что-то по его взгляду? Спросила его хоть раз? Ты хоть раз подошла к нему, села рядом , взяла за руку и просто спросила: "Марусь, как ты родной?"

Ты же упивалась своим горем и считала, что все тебе должны. А она села рядом, взяла за руку и спросила. Она делала то, что ты должна была... Должна была и не сделала.

О, давай, выгораживай его!

А какой уже смысл?

Он ушел, к ней ушел! И хоть выгораживай, хоть об стену разбейся, обвиняя его, но суть неизменна – все кончено.

И тебе не хуже меня известно, кто в этом виноват!"

Все кончено. Два слова, а раздирают до мяса, до агонизирующей боли, до помешательства.

Она поняла это сразу, как только очнулась в незнакомой комнате с видом на море. Смотрела ошалелым взглядом, пытаясь восстановить события прошлого вечера, и дрожала. Каждая жилка в теле тряслась от яростной, жалящей волны ужаса. Стоило только вспомнить злую ухмылку с*ки, как кишки наружу выворачивало, словно эта бл*дь своими грязнющими руками в нутре поковырялась, воспаляя его и заражая неизлечимой болезнью. В этом мире слабым быть нельзя. Нет никому дела до того, что ты пережил самую большую утрату. Каждый рвет за свое, а мораль... "Какая мораль, Ань? Срала эта дрянь, что душа не дышит у тебя, что ты подыхаешь, и единственное, что тебя в этом мире держит, это он. А он... Боже, ты же говорила сама, сама... что не нужен он тебе! И он поверил. Как не поверить, если ты так упорно вселяла в него эти мысли?! Но сердце кричало: "Почему ты поверил, почему? Я же не могу без тебя. Я без тебя не умею, Марусь! Я бы забыла все и забуду! Не живу я без тебя! Неужели же ты этого не видел? Ты же знал это... Я же тобой жила всегда, всё тебе отдала... И сейчас, все эти месяцы ради тебя я только и дышала. Вот так, по-уродски, обжигая тебя, смрадом опаляя, но только благодаря тебе. Я знаю, я оступилась, но не в силах я жить без тебя... Как это может закончится? Как это может прекратится, когда тобой пропитана душа, когда ты под кожей у меня, в каждой клетке моего тела? Как ты мог поверить в мой бестолковый треп? Ты же никогда наивным не был... Почему именно сейчас?"

Зубы впиваются в губы до крови, сдерживая скулеж, пальцы скрючиваются, цепляются мертвой хваткой за простынь. Сердце огнем жжет.

"Пожалуйста... умоляю, я прошу, пусть это будет сон, пусть я съехала с катушек, и сейчас он зайдет в эту комнату и скажет, что блондинистая с*чка, чтоб ей твари подавится, просто ведет свои с*чьи игры."

И словно кто-то услышал ее, дверь осторожно приоткрылась. Аня перестала дышать, сердце заколотилось, как сумасшедшее. Мысли вихрем закружились в голове, она пыталась придумать, что сказать мужу, но как только на пороге появилась худая женщина в дорогом костюме, все это ухнуло вниз с огромной высоты и разлетелось на осколки, на меленькие такие, остро заточенные осколки, отражающиеся в холодном, словно бритва, взгляде вошедшей женщины, кричащем, что Он не войдет сюда и не надо, не сметь смотреть просяще.