Сморщившись, как от зубной боли, Валерий был вынужден повторить вслед за женой эту пошлую киношную фразу:

– Да, я полюбил другую женщину.

Будь Вика дура, она бы заорала: да знаю я эту твою… эту Леру! На ней клейма ставить негде! Я ее наняла, чтоб она тебя… а ты купился, как последний самовлюбленный болван. И запись на стол! Но это был бы худший вариант, при котором она топит Леру, но и сама тонет вместе с нею. А она, Вика, должна остаться на поверхности, поэтому…

Вика вытерла слезы и сказала голосом, уже переставшим дрожать, но еще слабым:

– Пожалуйста, дай мне время… Я не ожидала… Я тебя люблю…

Заметив, что Валерий отвел глаза, Вика поняла – последнюю фразу насчет любви она добавила зря. Мы не дети, какая любовь – есть вещи посерьезнее: дом, быт, машины, деньги. Положение в обществе. Статус, наконец. Ему сорок – у него все впереди. Ей тридцать девять, и ее последний вагон уже почти проехал.

– Дай мне месяц, – повторила она уже тверже. – Я все обдумаю. Схожу к психологу. И маму подготовлю… А как же Тема?

Вика схватилась за соломинку, и опять напрасно – на этот раз Валерий разозлился.

– Тема в Лондоне! – заорал он. – Ему там все равно, как часто мы с тобой здесь встречаемся, и не прикидывайся, что ты этого не понимаешь! Если бы тебя волновали его переживания, он бы давно сидел здесь, дома, а не в этом чертовом английском элитном детдоме! Все, Вика. Я подготовлю бумаги. Адвокат тебе объяснит. По миру ты не пойдешь, не волнуйся.

Они помолчали. Вика, сидя у стола, водила пальчиком по полированной поверхности… «Совсем как тогда по его груди», – подумал Валерий, и от этого его кожа покрылась противными зябкими пупырышками. Он должен сказать что-то еще? Или, молча постояв над плачущей супругой, пожать плечами и уйти? Он однажды видел такое в кино, когда пялился от скуки в телевизор в самолете. Пожалуй, он так и сделает, сценаристам мелодрам виднее.

Валерий пожал плечами и вышел из кухни.

Оставшись одна, Вика аккуратным движением указательных пальцев промокнула ресницы, похлопала ладонями по щекам – снизу вверх. Посмотрела на часы – двенадцать. Поздновато, но ничего, она позвонит завтра, раз есть такая договоренность. Встала, запахнула шелковый пеньюар и туго завязала пояс. «Ну что ж, война так война, а воевать голой как-то не с руки. Хотя, опять же, раз на раз не приходится», – улыбнулась она, вспомнив события двухчасовой давности. Еще посмотрим, чья возьмет. Ее драгоценному мужу захотелось настоящей любви? Если бы Вика не подготовилась заранее, все рухнуло бы – и под обломками их брака оказались бы ее жизнь, ее благополучие, ее самоуважение. Но это его желание она предусмотрела и подготовилась заранее. И поэтому вряд ли его ненаглядная Лера ответит согласием на предложение руки, кошелька и сердца.

А интересно, он ей уже пообещал развестись и жениться? Знакомьтесь: актриса второго состава на роль супруги Валерия Волкова. Небось уже подсчитывает дивиденды и строит планы на будущее! Но бедной беспородной дворняжке не суждено сменить свою конуру на подстилку в ее, Викином, доме. Жаль, очень жаль, что она не увидит своими глазами эту душераздирающую сцену: ее коленопреклоненный супруг просит руки своей избранницы, а та отвечает ему отказом без объяснения причин! Хотя, может быть, эта дрянь и догадается наплести какую-нибудь несусветную чушь насчет того, что им надо проверить свои чувства… или что ее любовь недостаточно сильна, чтобы принимать скоропалительные решения. Хороша же будет физиономия ее благоверного, который привык, что все дамы: служанки, торговки, королевы, актрисы и прочие – падают к его ногам, едва только он соизволит на них взглянуть и пошуршать купюрами. Каким изумленным и разочарованным он приползет обратно домой и будет просить прощения! Ну хорошо, хотя бы так: приползет и будет делать вид, что ничего особенного не произошло, в какой семье не бывает – блудный муж поблудил и вернулся восвояси. И она его простит. Или тоже сделает вид, что ничего не было.

Вика живо представила все и повеселела. Если бы Валерий, куривший на своей половине одну сигарету за другой (он не думал, что это будет так сложно, он недооценил Вику!), смог увидеть в этот момент свою жену, он несказанно удивился бы: Вика сидела в своей спальне перед зеркалом, любовно расчесывала волосы, и глаза ее сияли.


Еще ночью зарядил дождь, и к утру короткое, уральское лето, казалось, попрощалось с земляками до следующего года. Школяры расстроились, а трудящееся население восприняло перемены диалектически: с одной стороны, лета, конечно, жаль, но с другой – в жару хорошо сидеть на бережку и дуть пиво, а трудовой энтузиазм, как нежный цветок, в погожие солнечные деньки вянет, зато в дождливые взбадривается… ненадолго. Но в это утро Лера была исключением из правил, и о производственных показателях она думала меньше всего. С утра у нее закапризничала машина, Лера вполне ее понимала: как же, хозяйка обещала поменять масло, еще когда они направлялись в Горноуральск, «Пежо» свои обязательства выполнила, а масло где? И какие теперь претензии? Лера покаянно вздохнула, предъявлять претензии не стала и отправилась на остановку общественного транспорта. Троллейбус мягко покачивало, ей досталось отличное место на первом сиденье, дверь возле кабины водителя не открывалась «по техническим причинам», поэтому бабушки не маячили укоризненно перед носом, занимая места в середине салона. Лера сидела в этом вывернутом наизнанку аквариуме, завороженно следила за движениями огромного дворника на лобовом стекле и вновь появляющимися дорожками от капель, за расплывающимися огнями светофоров, разноцветными зонтиками прохожих. Когда сама сидишь за рулем, все эти мелочи не замечаешь, потому что приходится смотреть, как наставлял инструктор на курсах вождения, «в пять мест: вперед, назад, вправо, влево и нет ли гаишников». А вот плюнуть на машину и ездить общественным транспортом – мечтала Лера о несбыточном. Дремать, смотреть по сторонам, наблюдать за людьми. Читать книжку или думать о своем, вот как сейчас.

Итак, Валерий хочет на ней жениться. Это означает – семья. Дом, где их двое. Кто первый встал, того и тапочки. Его рубашки, сигареты, бритва, компьютер, кофе на двоих, приятели, важные бумаги, звонки от незнакомых людей, и что у нас сегодня на ужин?.. С ума сойти, как все это поместится в ее квартире?! Ах да, он же богат – он купит новую. И в их дворце тоже будет две половины? А убирать она будет сама или у них будет домработница? Мысль о том, что она в собственном доме будет время от времени встречаться с чужой теткой, которая будет трогать и переставлять ее вещи и пользоваться ее кастрюлями, Леру позабавила. Надо же, какая чушь в голову лезет!

Она не хотела замуж. Не то чтобы была убежденная противница этого дела, но, как теперь говорят, замужество не входило в систему ее ценностей. Она не привыкла быть замужем, делить свое жизненное пространство с кем-то, кроме Сашки. Она рассталась с Андреем, когда им обоим было по двадцать три года – тринадцать лет назад! – и с тех пор мужчины ее занимали, развлекали, украшали жизнь – не более того. Но быть рядом с кем-то из них… как там? В бедности и богатстве, в горе и в радости? Да она же его не знает совсем! Отменный любовник, что в сорок лет уже (или еще?) не хитро. Привык добиваться своего. При этом, как ни странно, закомплексован: боится, что любят не его, боится, что кто-то подойдет слишком близко и догадается о его страхах. В общем, он тоже одинок (Лера как-то сразу поверила, что его жена – противная особа, раз ребенка от себя отдала. Ей было очень жаль того незнакомого мальчишку, наверняка сероглазого и серьезного, как папа и дед).

И он готов отказаться от своего одиночества. Он ее любит. А она? За всю жизнь она любила и любит только Андрея. Но это не такая совсем любовь, о которой писатели пишут книжки, – сначала была полудетская, потом – родственная. Она любит Андрея как близкого человека, как самого преданного друга. А к своим партнерам по сексу она категорию любви никогда не применяла, ограничиваясь ни к чему не обязывающими «нравится – не нравится». Наверное, какая-то я ущербная в этом плане, – подумала Лера. Столько всякой любви переиграла, что по-настоящему уже и не умею. И учиться – зачем, надо ли?

В дальнем от Леры конце салона вспыхнула перепалка – кондукторша самозабвенно лаялась со здоровенным парнем, который сунул ей под нос какое-то удостоверение вместо денег и чихать хотел на все ее возражения. Кондукторша и орала-то для порядка – они оба понимали, что сделать с этим амбалом она ничего не сможет, вмешиваться на свою голову никто не станет, и парень доедет спокойно до своей остановки, изредка лениво посылая кондукторшу по известному адресу, так хоть высказаться от души. Лера ненавидела такие ситуации, когда чужая злоба плещет через край, а ты делаешь вид, что ничего такого не происходит. И, конечно же, она тут же вспомнила эпизод, о котором запретила себе думать, она всегда старалась не хранить в памяти неприятные моменты.

Там, в «Уральских зорях», как-то под вечер куражилась толпа шпаны из ближайшего поселка. Обитатели санатория жались по углам, охранник, обычно дремавший возле открытого шлагбаума, куда-то запропастился, администратор охала и грозилась милицией. Парни, человек восемь, громко ржали – до милиции было далеко, пока доедут! Они увлеченно выкорчевывали качели из петель, когда Лера с Валерием приехали с репетиции. Они поставили джип под окнами, Валерий достал пакет с едой – на ужин они, как всегда, опоздали.

Тут объявился охранник, быстро получил по шее и исчез, тоже погрозив нестрашной милицией. Лера испугалась – мат и гадкая драка произвели на нее впечатление комка метко брошенной грязи. Настоящей драки Лера никогда не видела. В институте они даже экзамен сдавали по сцендвижению, где надо было изобразить потасовку, и у них лихо получалось. Особенно у легкого, верткого Андрея. Он даже к старшекурсникам потом не раз ходил – ставить им драку в дипломном спектакле «Три мушкетера». А еще они развлекались по дурости, учиняя ссору и драку в трамвае или на улице, и потом, довольные собой, объяснялись в милиции – что это так, шутка, студенты театралки готовятся к экзамену. В институте на такие жалобы из милиции смотрели сквозь пальцы, и потом – это была почти что традиция.