А Валерий провел остаток ночи без сна, курил у распахнутого окна и думал в сотый раз одну и ту же мысль за неимением прочих: он больше без нее не сможет. Без ее смеха, ее молчания и слов, без этого легкого досадливого движения, которым она отводит волосы от лица… Он не выживет без этой поразившей его воображение ложбинки вдоль спины, по которой он всю ночь водил пальцем, боясь, что она исчезнет. Ни с кем из множества женщин, которых он хотел и которые хотели его, ни с кем ему не было так легко, так весело и просто, как с Лерой. В шесть утра, стараясь не разбудить Леру, он уехал: «Вранглер» – машина хоть и непрактичная, как Лера изволила выразиться, но на трассе устойчивая и некапризная, так что если без пробок и нудных объяснений с гаишниками, то через час с небольшим он будет в городе, и даже успеет перед работой заехать домой и сменить рубашку. Конечно, наплевать, но все же не стоит развлекать подчиненных своим видом загулявшего влюбленного кота.


Проснувшись, Лера обрадовалась открытому окну, удивительному лесному воздуху, солнечным зайчикам на стенах и тому, что на часах было семь, и значит, до завтрака можно было поспать еще часик, а то и полтора – редкое счастье! Но тут взгляд ее упал на брошенный на пол платок с монетками, Лера вспомнила свой вчерашний бенефис, и настроение стало еще более радужным, если это возможно. Вот так, уважаемый Валерий… как вас там по батюшке? Не такой уж вы, оказывается, и хладнокровный субъект, каким вам нравится казаться, теперь-то она знает это точно. Насчет фитнес-клуба она его не обманула, разве что работала там Лера не администратором, а вела группу восточных танцев. Сначала ходила туда просто для поддержания формы, у нее отлично получалось – неудивительно, в театральном осваивали и не такое. А потом девушка-инструктор спешно ушла в декрет, и Лере предложили вести группу. Она, поколебавшись, согласилась: те же два занятия в неделю, только теперь не она будет платить за абонемент, а будут платить ей, прямой резон. И кассету «Танец живота. Третий уровень», и костюм она взяла с собой в командировку, надеясь позаниматься и освоить что-то новое для занятий к осени. Но до осени еще далеко, а вот, поди ж ты, как удачно пригодилось.

Лера еще полежала, с удовольствием вспоминая некоторые подробности прошедшей ночи, о которых вряд ли смогла бы кому-нибудь рассказать. Потом спустилась вниз, поплескалась в бассейне – нет, это все-таки Рио-де-Жанейро, зря она сомневалась – и отправилась на завтрак. У порога лежала записка: «Жди меня, и я вернусь!» Так начался второй день из четырнадцати, отпущенных ей этим летом для самого красивого романа в ее жизни – в этом Лера теперь не сомневалась.

В горноуральском дворце культуры Леру ждала труппа в полном составе. В распахнутые ради спасения от духоты двери запасного выхода были видны озеро и заросшая июльскими ромашками поляна. «А ведь, наверное, у них на огороде сейчас полно работы, – подумала горожанка Лера. – И жены их, наверное, пилят. А мужья ревнуют ко всей этой затее. Ну надо же…» Выслушав отчет о проделанной работе, Лера в очередной раз удивилась: декорации рисуют две медсестры из ее санатория, костюмы уже взяли в ТЮЗе, надо только подогнать-укоротить, насчет музыкального оформления – вот, звукооператор с местной студии телевидения к вашим услугам, свет у нас хороший, как раз прошлой осенью для детского театра софиты купили. Похоже, они решили сделать все по-настоящему, поняла Лера, приказала себе перестать удивляться и начать работать.

И уже час спустя она на полном серьезе выстраивала мизансцены и прикидывала, на кого из актеров можно делать ставку, а кого лучше ограничить репликой «кушать подано», дабы не разрушать художественную целостность будущего произведения. Хороша была городничиха Анна Андреевна, и дочка тоже ничего. Неожиданно понравился Лере Хлестаков – не легкий, обаятельный и где-то несчастный врун, а неуклюжий мужик с тяжелым взглядом исподлобья, рабочими руками и хитроватой улыбкой – надо обдумать, как использовать фактуру, что-то такое вертится в голове…

Днем сделали перерыв и пообедали в местном кафе. Потом, не выдержав, отправились купаться на пляж прямо тут же, возле ДК. Лера, которая не догадалась взять купальник, маялась на берегу и завидовала тому, как плещутся в воде ее актеры, растерявшие солидность и забывшие о годах и должностях. С ними здоровались знакомые, кто-то просто кивал, кто-то подходил поговорить, спрашивали о спектакле, им показывали Леру, уважительно называя ее «режиссером из Екатеринбурга», и Лера поняла, что становится знаменитостью. Потом опять репетировали, день быстро подошел к концу, и Лера заметила в зале Валерия, с детским интересом наблюдавшего за творческим процессом. Она свернула репетицию, и вдвоем они отправились в «Уральские зори», предвкушая продолжение банкета.

…Две недели пролетели быстрее, чем обычные четырнадцать дней. Леру всегда занимал этот странный парадокс: время то летело, то тянулось, как жвачка, то опять припускалось вскачь, никогда не шло нормально и не поддавалось никакому контролю. Так вот и жизнь пройдет в суете – было, не было? Но теперь, в присутствии Валерия, философские вопросы бытия занимали Леру куда меньше. Наступил день премьеры. С утра Лера волновалась так, что с трудом держала себя в руках, ее паника передалась актерам, и ситуация грозила стать неуправляемой. А когда она увидела толпу народа перед входом в ДК (четыреста пятьдесят билетов по невиданной в Горноуральске цене в триста рублей смели в один день), она решила, что все пропало, что их осмеют, а ее проводят домой с позором. Ситуацию неожиданно спас Валерий. Он появился за кулисами, держа в обеих руках полиэтиленовые мешки с помидорами.

– Будем действовать на опережение, – пояснил он изумленной Лере. – Если зрители решат нас закидать помидорами, мы начнем первыми, и неизвестно еще, на чьей стороне будет тактическое преимущество.

Лера расхохоталась, обрадовалась тому, что он сказал «нас» и «мы» – и неожиданно успокоилась. К тому же при взгляде на ярко-красные лоснящиеся мячики с трогательными зелеными хвостиками на нее снизошла идея, впоследствии всеми признанная гениальной. За три минуты до начала спектакля помидоры были разложены на сцене в самых неожиданных местах, и Городничий по ходу действия задумчиво брал в руки помидорчик, вкусно макал в насыпанную на ладонь соль и жевал. Так же поступали и жена с дочкой, манерно оттопыривая пальчики и пользуясь спешно принесенной из кафе солонкой в виде мухомора. Помидорами угощали гостей, помидоры почтительно присовокупляли к деньгам, которые вручали Хлестакову. Все это придало действию некий неожиданный подтекст, который то ли был, то ли не было его вовсе, а зрители гадали. Но главное – актеры, заняв руки манипуляциями с помидорами, перестали паниковать и даже, как настоящие профи, позволяли себе друг друга подкалывать и по ходу дела разыгрывать.

Стопроцентным попаданием оказался Городничий, точь-в-точь по Гоголю – уже постаревший на службе и очень неглупый человек. Он понимал, что настали новые времена, и верит он Хлестакову или нет, неважно – сейчас время Хлестаковых, время молниеносно богатеющих проходимцев, которые потом наверняка станут респектабельными, а значит, им можно и дочку доверить. Или, в крайнем случае, откупиться от этого – и ждать следующего. И мужиковатый Хлестаков вышел как нельзя кстати: этот свое из глотки вырвет, ему бы не в «Ревизоре», а в «Бригаде» играть. Поэтому огрехи и просчеты, от которых Лера морщилась, как от зубной боли, были никому, кроме нее, незаметны и неинтересны. Городской бомонд в актерском амплуа был обречен на успех. И когда грянули аплодисменты после знаменитой финальной сцены, Лере показалось, что потолок непременно обрушится. Успех был оглушительным, а букеты цветов с приусадебных участков едва умещались на сцене.

Когда закрылся наконец занавес, все принялись целоваться и обнимать друг друга, как в настоящем театре, а потом на сцену просочились родственники с чадами и домочадцами, и кутерьма поднялась несусветная. Потом был, как и полагается, банкет, с домашними наливками и закусками. Слово взял мэр. Евгений Степанович сообщил присутствующим, что вырученные от продажи билетов деньги – сто тридцать пять тысяч рублей (народ удивленно охнул) он уже распорядился передать в детский дом. А на вопрос о дальнейших творческих планах поклялся, что продолжения не будет, «два раз одну шутку не шутят». И строго посмотрел на директора типографии Татьяну, которая еще не успела снять платье Марьи Антоновны – прими, мол, к сведению. Но Татьяна почему-то не испугалась, нахально отмахнувшись веером от строгого папенькиного взгляда. Потом пили за общий успех и за каждого исполнителя в отдельности, и за Леру, и за так вовремя доставившего помидоры Валерия, которого деликатный Евгений Степанович догадался представить своим другом. Словом, ближе к полуночи Лера так напоздравлялась, что стала нетранспортабельной.

Валерий, поддерживая ее за талию, чтобы сохранить пристойное вертикальное положение, довел до своей машины, усадил и пристегнул ремнем. Лера немедленно сползла по сиденью вниз, уронила голову на плечо и устроилась, судя по всему, уютно и надолго, собираясь спать до утра. Сумки она еще днем собрала и поставила в багажник своей машины, всерьез собираясь уносить ноги после мерещившегося ей непременного провала. Валерий доехал до «Уральских зорь», задумчиво посмотрел на спящую Леру, переложил ее вещи в джип и, попрощавшись с почтительной дежурной, выехал за ворота.

Он до предела вдавил в пол педаль газа, машина послушно рванулась и полетела по пустому ночному шоссе. Мотор приятно и ровно гудел, стрелка спидометра быстро добралась до отметки «130» и там замерла, чутко подрагивая. Черный агрессивный джип явно разделял пристрастие хозяина к быстрой езде: красота – ни пробок, ни светофоров, уж на трассе-то мы покажем всем, на что способны. Лера спала сном праведника.

Валерий улыбался своим мыслям: странно, он не спит нормально уже которую ночь подряд, а чувствует себя великолепно. Двести восемьдесят километров каждый день, сто сорок туда и сто сорок обратно. А между этими поездками остается ночь. Сказочная, удивительная, почти бессонная ночь. Он никогда не совершал подвигов вроде этих ради женщин. Сначала служил в армии, потом учился, потом зарабатывал деньги. Это у него хорошо получалось, и как-то быстро денег стало очень много. Деньги как таковые его интересовали меньше, чем процесс их зарабатывания, но он вскоре заметил, что женщины сами стали искать его внимания, не дожидаясь никаких подвигов с его стороны. Его это вполне устраивало, и со временем он привык к такому положению дел.