Гитара перешла к нему; что бы спеть такое — не про мышонка — да хотя бы и из «Битлз», чтобы долго не думать — и Роман с Томой, и Андрей, закрывший глаза от самозабвенного восторга, начали подпевать со второй же строчки, так что бедной Зине пришлось встать и наполовину прикрыть окно. «Опять карга будет ворчать, что у меня вечеринки с песнями! Да еще и с иностранными — знала бы она! А, и ну ее вообще!»

       — Suddenly,

       I'm not half to man I used to be,

       There's a shadow hanging over me.

       Oh, yesterday —

       Сame suddenly…

Марко почувствовал, что горло опять сжимается изнутри. Петь. Просто петь. Не думая о словах, о значении слов, вообще ни о чем не думая.

       — Yesterday,

       Love was such an easy game to play,

       Now I need a place to hide away —

       Oh, I believe,

       In yesterday…

Он прочистил горло и передал гитару по кругу. С благодарностью заметил, что у Томы тоже блестят глаза, еще увеличенные очками, и резко захотел сделать ей что-нибудь хорошее.

— А я вот вам спою, — Роман отставил пустую пивную бутылку, — я вам вот что на это спою. Сначала расскажу предысторию, собственно, о чем песня. О том, как один простой человек — простой парень, Ванька по имени, полюбил артистку цирка. И как это плохо для него кончилось. Впрочем, иначе и кончиться не могло.

Марко прислонился спиной к краю кушетки и в очередной раз подумал: ну почему, почему половина песен, да и стихов, и прозы, половина всего на свете обязательно…

       — Не думал, что она обманет —

       Ведь от любви беды не ждешь…

       Ах, Ваня, Ваня, что ж ты, Ваня,

       Ведь сам по проволке идешь,

— Роман закончил, прихлопнув струны рукой и пафосно помолчав.

От любви беды не ждешь, с удивлением подумал Марко, понявший все до последнего слова, не уверен был только в куплете про Пекин (почему Пекин?) и Марусю. Вот надо же, кто-то пишет такие песни, кто-то думает, что от любви беды не ждешь. А чего от нее еще ждать-то? Сам он, оказывается, никогда и не ждал от такого дела, как любовь, ничего, кроме беды. Вот ведь… надо же.

Провожать их до гостиницы отправилась вся веселая компания, включая Зинаиду. Зина надела на прогулку Гильермову белую кепку, подарок прошлой встречи. При этом лицо у нее стало торжественное, как у рыцаря, повязывающего перед турниром на шлем рукав своей дамы. На пороге их ожидал неприятный сюрприз — упомянутая Зиной «карга» подстерегала соседку на лавке у подъезда, где не преминула наброситься на нее с филиппиками.

— А-а, бесстыжая, опять у тебя гулянки! — завела старушенция с лицом бойцовой собаки, крепко упираясь в землю — с восторгом подметил Марко — самыми настоящими короткими валенками (русские ходят в валенках даже летом!) — Песни-пляски каждую неделю! Вон, вон какую юбку нацепила, так что задница видна, прошмандовка ты эдакая! Хахалей-то в дом натащила! Этих я знаю, помню вас всех, кобели, а эти новенькие, что ли? Еще новеньких откопала себе, тунеядка, милиции на тебя нет! Мы вас к ногтю-то прижмем! Всю вашу квартирку!

— А вам и завидно, баб Тоня, — беззлобно отбрехнулась Зинаида, убыстряя шаг. Но Гильермо был так поражен неожиданным хамством — не поняв ни слова, он безошибочно уловил интонацию — что замер напротив «бабтони» как вкопанный, высоко подняв брови и созерцая злую старушку, как исследователь — новый и неприятный образец местной фауны.

— What does that old madam want? — громко обратился он сразу ко всем, кто мог ему ответить. — Has she any complaints or whatever?

Бабтоня приоткрыла рот, наконец-то рассмотрев вблизи высокого, роскошного — по всему иностранца, в темных очках, с грустным Чебурашкой под мышкой, в ореоле совершенной вседозволенности… Но звуки иностранной речи совершенно выбили из нее боевой дух. Вжавшись в спинку скамьи, она забегала глазами, словно ища, куда бы спрятаться. В горле у нее что-то тихо булькало — не иначе как проглоченные сырьем филиппики.

— No complaints? Good, — удовлетворенно кивнул Гильермо, отпуская взглядом вконец обескровленного врага. — Good night to you, then, madam.[25]

За его спиной Зина умирала от беззвучного смеха.

— Идемте, Дзина? — обернулся ее герой, удивленно глядя на спутников, являвших собой немую сцену не хуже чем в русском театре: как пресловутые бояре, молодые люди «в разных видах являли» — пускай не ужас и изумление, но что-то не менее сильное. — А в чем, собственно, было дело? Почему эта женщина так себя повела?…

Однако самому ему было неожиданно приятно всеобщее веселье, и под изумленным взглядом Марко он вдруг обнаружил, что по дороге тихо мурлыкает «Марсельезу».

Прижав к груди артритную руку с растопыренными пальцами, ветеран труда и тетка управдома Антонина Федоровна Кольцова долго смотрела вслед уходящим. Пятно Гильермовой рубашки белело в августовских прозрачных сумерках, светилось до самых дворовых ворот; походка его была такая… какой не бывает у обычных людей. Легкая. Пружинящая.

— Мадам, — шепотом повторила ветеран труда, пробуя на вкус странное слово. — Танцор какой-то, видать. Иностранец. «Мадам». Это ж надо же.

И сама не заметила, что губы разъезжаются в дурацкой, совсем девчоночьей улыбке.

В двух шагах от входа в метро «Спортивная», под фонарями, крупными, как августовские звезды, «наши добрые синьоры» (такое уж прилепилось к ним название с легкой руки Романа) на прощанье расцеловались с приятелями.

— До дверей провожать мы вас не будем, — мудро заметил Рома, самый старший и воистину самый многомудрый в компании. — И так на нас с утра швейцар пялился, как на врагов народа. Лучше нам лишний раз там не светиться.

— Давайте следующую встречу назначим тут, — попросила Тома с ясной уверенностью, что следующая встреча будет, не может не быть, — и никто не возразил. — Вы когда свободны? Есть какой-то день, когда вы не идете на соревнования? Я бы билеты в театр попробовала добыть… В Образцова, например, через знакомую. «Необыкновенный концерт» — вы слышали? Кукольный спектакль. Со смеху можно умереть!

— Лучше уж тогда давай на «Божественную комедию», — встрял Роман, как-то коварно поглядывая на Марко. — Для верующего человека — самая вещь! Расставляет, так сказать, акценты…

— Постановка Данте? — удивился Марко не самому факту, что великого гения играют и в России, но предложению посмотреть именно этот спектакль, да еще и кукольный: это был куда более смелый акт, чем пригласить итальянцев в пиццерию.

— Не совсем, — так же хитро отвечал Роман, и Марко смутно вспомнил их пьяную беседу «о духовном» в парке, кажется, ничем не окончившуюся. — Сами увидите. На религиозные темы пьеска, очень смешно…

— Лучше уж концерт, — отрезала Тома, глядя на крестик у Гильермо меж ключицами. — Верующего человека это может и… оскорбить с непривычки. А мы наших гостей оскорблять не хотим, верно, ребята?

Зина неожиданно тихонько всхлипнула, всех этим удивив. Она тоже смотрела Гильермо в распахнутый ворот рубашки, на острые ключицы и эмалевый крестик, и глаза у нее были похожи на Чебурашкины.

— Ой, я такая дура. Не обращайте внимания… Просто я как подумаю, синьоры — ребята — что вы совсем скоро уедете… Всего через неделю! Ну чуточку больше. Как же мы тут будем… без вас…

Зину мгновенно окружили утешениями — никому не хотелось, чтобы она озвучивала их собственные мысли. Только что познакомились! И уже расставаться! Парк Горького, «Необыкновенный концерт» — а потом что? Яркие птицы с наступлением осени улетают на юг.

— Мы будем переписываться, вы нам оставите адреса, — сама себя утешала Зина, незаметно стряхивая руку обиженного Андрея. — Оставите ведь? Я английский специально выучу! Или сразу уж итальянский. Всю жизнь мечтала об иностранных друзьях по переписке! А потом, может, как-нибудь получится еще приехать? Или чтобы мы — к вам…

— Ага, на международную конференцию по выращиванию новых морозоустойчивых сортов кукурузы. Делегат от Тимирязевки, Мальцева Зинаида Юрьевна, аплодисменты докладчику.

— Ты нарочно это, Андрюха, а я по правде, — Зина на кукурузу несколько обиделась. — Будто никогда нельзя будет просто так приехать! Как туристам. Вы же к нам смогли… Может, и у нас получится? Пускай не сейчас, а лет через… много…

Марко представил, как хороши они с Гильермо будут, когда в минуту расставания выдадут русским друзьям свой общий адрес — Флоренция, Пьяцца Санта Мария Новелла, одноименный монастырь… Впрочем, есть простой выход — написать ребятам адрес родителей или, например, адвоката Пьетро. Сама эта мысль казалась ужасно неприятной — и Марко быстро понял, почему: ему тоже дико не хотелось думать о возвращении. И обо всем, что с ним связано.

Итак, встречу назначили на послезавтра. Сперва вместе на финал фехтования — у Ромы и Андрея оказались билеты, — а после соревнований (после победы Франции, почти серьезно поправил Гильермо) подхватить девушек и Толю и снова отправиться гулять.

— Если живы будем, — пошутил Марко, пожимая руки друзьям — теперь уже, наверное, как ни странно, друзьям. Андрюху ужасно хотелось познакомить с Симоне. Рома отлично сошелся бы с Сандро…

— Да куда ж вы денетесь! — бурно замахал руками Рома, отметая нелепую отмазку вроде внезапной смерти от упавшего кирпича. — Что значит — если живы будете? Мафия бессмертна!

— Что?! Как? — Марко вытаращился на товарища, искренне не понимая, откуда тот взял бабушкино словечко. Ведь это бабушка так называла их с братьями детскую шайку — и неужели по нему до сих пор видно, что их так называли?

— Это из кино, — смутился Рома, решил, наверное, что нечаянно оскорбил. — Не обижайтесь, Марко, Гильермо, это просто из кино фразочка… Про итальянцев в России…