— А она-то что? — тихо и сострадательно спросила девушка, решив: будь что будет, а следующим номером она поцелует его. В склоненную голову, в макушку, и окончательно узнает, жесткие или мягкие у него волосы, смешно завивающиеся вихорьками. А там будь что будет. Я подумаю об этом завтра, как говорила прекрасная Скарлетт. Правильно говорила.
— Она вас… тоже любит?
— Она?
Он вдруг расхохотался так громко, что магнитофон поперхнулся битлами. Девушка отдернула руку вовремя — широким взмахом он повалил бокал, крутнулся на пятках, едва не опрокинув тяжелый стол.
Тени вокруг его глаз стали совершенно угольными. Пытаясь одновременно поправить стол и поднять с пола брезентовый свой рюкзачок, пьяный монах не преуспел, на секунду закрыл лицо руками. С силой потер щеки — от бровей до подбородка протянулись красные полоски. Последний раз взглянув на девушку, как на чужую, на совершенно незнакомого человека, который непонятно откуда перед ним и взялся, он кое-как закинул рюкзак на одно плечо и пошел во влажную, уже начавшую прохладнеть ночь, смеясь и смеясь. По дороге обернулся на магнитофон, как на врага: Love me do, мягко и беззастенчиво предложил Леннон. You know I love you, So please, love me do. Монах не успел пригнуться и в шорохе ракушек приложился головой о косяк. Смех оборвался коротким стоном, и морским приливом прошелестела, смыкаясь, треклятая занавеска. Ноги его, криво взметая подол белой рясы, протопали в туман; на ногах были неожиданно хорошие кроссовки, чего не ждешь от монаха со штопками на рукавах. Пошел на вокзал Термини, подумала девушка отстраненно, принимая со стола бокал и подбирая упавшую корку лимона. И еще лужицу вытереть, немного пролилось.
Запоздало она поняла, на кого походит странный монах: если бы не хабит, так догадалась бы сразу. Стрижка «под битлов», вот что у него за стрижка. Похож на кого-то из них, на Харрисона, что ли — молодого еще, безбородого… только светлее. Врубив магнитофон на полную громкость, она отвернулась к стене — той самой, за которой клубилась ночная Виа Палестро — и две минуты поплакала в голос о том, что отсюда так далеко до моря, а по ночам приходится работать, чтобы платить за учебу, и так жалко себя и вообще всех людей.
Глава 1
A real nowhere man[1]
Никогда еще в своей двадцатипятилетней жизни Марко Кортезе, фра Марко ди Санта Мария Новелла, не мог представить, чтобы с ним случилось такое, о чем он не взялся бы рассказать родным.
В монастырь он вступил в двадцать один — и семья это приняла. Как принимала до того всех его приятелей и двух его девушек, его увлечение регби (чреватое многими синяками), ночные посиделки с магнитофоном и гитарой, и его подростковую идею отращивать волосы, и его — если смотреть еще дальше, глубже в детство — драного кота, которого он притащил в дом школьником (кот стал любимцем семьи и мирно почил от старости лет через десять), его дошкольный отказ ходить у моря в башмаках (самостоятельно вернулся к обуви на третий день такой францисканской жизни…)
Да и сразу понятно было, что примут: в их шумном клане, рассеянном по всей Тоскане от Лукки до Флоренции, всегда хватало любви и бесшабашности, смешанных в той идеальной пропорции, когда о человеке заботятся, притом не мешая ему жить и дышать.
А на самом деле было еще проще: если бабушка скажет «да» — так тому и быть. А бабушка Виттория, истинный глава семьи, матриарх, после смерти дедушки-полковника принявший командование на себя, — руководствовалась в воспитании внуков в основном двумя правилами: научить детей Катехизису и хорошенько их кормить. Остальное приложится. Ну и непременно говорить с ними по-русски, чтобы они не забыли языка своей крови: иначе стыдно будет, когда кто-нибудь из них все-таки вернется туда. Младшему же из пятерых внуков, живших с ней в одном доме (и девятерых живших в одной только Флоренции), от бабушки стольких «бандитов» — ее же собственное словечко — доставалось куда больше ласки, чем подзатыльников.
Марко до мелочей помнил весенний день, когда сказал о своем решении родителям. Он тогда вернулся с регби — играл в команде лицея — и даже не стал переодеваться в сухое домашнее, не принял душ: как был потный и пыльный, так и прошел к отцу. Он нарочно решил не давать себе остыть и передумать, тому и регби помогало — совершенно опустошить голову от сомнений и лишних мыслей, чтобы осталось только то, что на самом деле есть: ясная готовность. Бабушка, обладавшая исключительным чутьем на важные события в доме, мешала на кухне соус для карбонары — но немедленно бросила готовку и через пару минут заявилась вслед за внуком в кабинет. Вернее, в треугольную комнатку в мансарде, самую маленькую комнату в доме, заваленную книгами под самый потолок.
Ты же хотел на факультет архитектуры, только и спросил отец. Стоит ли ставить крест на высшем образовании?
Я получу другое, богословское, пояснил Марко, и глаза Алессандро Кортезе, рассеянного преподавателя, для которого отказ от образования был синонимичен отказу одеваться поутру, просветлели за стеклами очков. Лицо его, сколь Марко помнил, никогда не теряло изумленно-радостного выражения при взгляде на детей, как будто он беспрестанно удивлялся, что эти пятеро — сперва младенцев, потом мальчиков, а там и молодых парней — явились в мир не без его участия. Не изменилось выражение его лица и тогда, мгновенная тень тут же претворилась в знакомую радость. Священником — дело достойное. У нас по отцовской линии были в роду benedittini. Доминиканцем? Их считают умными. Здесь, во Флоренции собираешься остаться? Еще лучше. Ты уже договорился с тамошним начальством? Тебе не нужно помочь деньгами?
Мама обеспокоилась чуть больше — но, узнав, что в течение новициата и даже временных обетов еще разрешается подумать, хочешь ли такой жизни навсегда, тут же утешилась. Попробуй себя, Марко, вдруг передумаешь еще, сказала она, промокая глаза уголком платка: но так же она делала и во время футбольных матчей, любовь к которым она делила с мужем, как делила постель или шумную его родню. Бабушка же Виттория поставила в разговоре точку, сообщив, что будет только гордиться, если хоть из одного ее внука выйдет что-то стоящее, а также — что множество величайших русских мыслителей были священниками: посмотрите хоть на великого Серджио Булгакова. Или на Паоло Флоренского! Это в тебе прабабкина кровь говорит, гордо заявила она: русские — очень духовные люди.
Портрет прабабки — настоящей русской, из России, увенчанной тиарой волос красавицы с потрясающим русским именем Анастасия — благосклонно взирал на потомков с комода. Марко не помнил ее — на момент ее смерти был еще грудным; поэтому и не представлял ее иначе, чем величественной дамой в полном расцвете, с соболиными бровями, гордым взглядом, со старинными мехами, струящимися по плечам. Что перед смертью она, крохотная, с истончившимися до перьевой хрупкости костьми, малость потеряла себя и качала на руках плюшевых зверей и подушки, принимая их за собственных детей, — это он только однажды слышал от старшего брата и никогда — от бабушки. Культ ее русской матери простерся так далеко, что не только она сама, но и ее сыновья, и дочь — все давали своим детям имена, которые могли бы звучать и в России, не сильно притом изменяясь. Таково было правило культа. Этой далекой заснеженной страны, райского города Петербурга, златоглавой Москвы, полной карет, белоснежных церквей, чудовищных чекистов и глубоко духовных гениев, впрочем, не видела никогда и сама бабушка Виттория. Она родилась уже во Флоренции в год 1905, увезенная из России во чреве матери, когда гремела первая из серии российских революций. Пришла в мир от итальянского семечка, но из русского лона, и слово «туда» в ее устах превращалось в тайную музыку, хотя и сама она, и ее слушатели слишком хорошо отличали реальность мифологии от посюсторонней реальности. Совершеннейшая итальянка, не мыслившая себя вне своей теплой и дружелюбной страны и мерзшая даже в Тренто, близ австрийской границы, и ностальгирующая по ледяному Обводному каналу наследница российской скорби жили в разных землях, разделенных железнейшим изо всех занавесов. Иногда эти две земли встречались, образовывали словно бы ничейную полосу: и будущее монашество Марко — доминиканское, католическое, здешнее и настоящее — для бабушки расположилось в том же ее золотом саду, где обитали бородатые философы, где сжимал умный лоб преследуемый бесами Достоевский, а отец Паоло Флоренский вел с Соловьевым беседы о судьбах родины под сенью куполов и маковок. При всем при том в мире не было женщины (да и мужчины, пожалуй, тоже) мужественней и практичней нонны Виттории. Именно она поставила в разговоре точку — пощупала майку на спине внука и загнала его в душ, ибо монастырь монастырем, а соус для карбонары нельзя передержать, и, стоя под щекотными струями, Марко улыбался, как дурак, пробуя на вкус свое имя с приставкой «фра» и постепенно укрепляясь в вере, что он в самом деле все сказал и больше не надо к этому готовиться.
— Да ты обалдел, — так, или даже куда хуже сказал за ужином Симоне — младший из старших братьев Марко. Сказал, впрочем, с некоторым уважением, что не помешало бабушке прегромко хлопнуть вилкой о столешницу: что за сквернословие за столом? Симоне по детской привычке шлепнул себя пальцами по губам, потом перекрестил рот, очищая от грязного слова; больше никто из братьев — за столом было трое из четверых — не выказал удивления. В конце концов, Алессандро гонял на мотоцикле и недавно попал в аварию, так что неделю пролежал в больнице и до сих пор чуть хромал. А Филиппо за четыре месяца поменял четверых девушек, причем каждую представлял семье как невесту, единственную и вечную свою любовь, и две из четырех даже удостоились смутного одобрения бабушки («могло быть и хуже, хотя бы вежливая»). А сам Симоне, последним из братьев остававшийся длинноволосым (не сказать патлатым), по ночам наладился слушать музыку на такой громкости, что соседи грозились позвонить в полицию. Так что теперь ему и в самую жару приходилось закрывать ставни, ради Дилана и «цеппелинов» становясь на время отроком в огненной печи. Каждый в семье Кортезе имел право на странные вещи. Имел право быть собой. Право попробовать — и бросить. Или не бросить — женился же и впрямь старший брат, Пьетро, выучился же он на адвоката.
"За две монетки" отзывы
Отзывы читателей о книге "За две монетки". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "За две монетки" друзьям в соцсетях.