Когда-то они с Ангелиной также беззаботно и бесстрашно верили в собственную вечную любовь. Куда это ушло, куда исчезло?

Леонид опустил зонт, подставив лицо ледяным дождевым струям и даже сложил его и понес в руке. Домой он шел неторопливо и без особого энтузиазма, догадываясь, что кроме скандалов и упреков его ничего не ждет.

Что случилось с их чувствами? Почему так неожиданно и быстротечно истек срок их годности? Когда любовь сменилась ненавистью… как так получилось, что они разлюбили друг друга и успели даже еще и возненавидеть? Об этом он думал всю дорогу до дома.

Ангелину раньше он помнил совсем другой — хрупкой девочкой с чистыми и доверчивыми глазами, с длинными светлыми волосами почти до пояса, она была избалованным, но не любимым ребенком в семье, в которой вообще никогда не было любви. Родители после развода пытались купить ее привязанность, а она презирала их за это, мечтала сбежать из этой клетки. Она была тоньше, чище, прекраснее… и, как ему казалось тогда, любила его.

Куда делась эта девочка? Откуда взялась женщина с первыми признаками возраста на лице, тонкой сеткой морщин, жилистыми руками, с вечной усталостью и тоской в глазах.

А если бы сейчас его Ангелина, прежняя, вернулась, забыл бы он о Вере? Он не знал… он бы честно попытался выбросить ее из головы и разлюбить, если бы жена сделала хоть шаг ему на встречу, попыталась что-то изменить, понять его, вернуть их любовь… а не презирать его за это.

— Дай, угадаю, где ты был, — вместо приветствия холодно сказала Ангелина, в ее пальцах дымилась сигарета, она отошла, пропуская его в квартиру и затянулась.

— Геля… — начал он, привалившись спиной к стене прихожей.

— Не называй меня так, ты же знаешь, что я это не люблю, — ощерилась женщина.

— Прости… ну пойми, не было у меня ничего с ней… — неловко начал оправдываться он.

— Не было, было, какая разница!? — перебила Ангелина, — ты любишь ее. Ведь любишь же?!

Повисла тишина, они оба молчали и где-то далеко-далеко шел дождь за окном в густых ватных сумерках. Ангелина докурила сигарету и быстро сходила на кухню, чтобы выбросить окурок. Когда она вернулась, Леонид все еще молчал, уставившись в одну точку. С него на пол ручьями текла вода, но ему было все равно.

— Люблю, — наконец-то нашел силы признаться он.

— А она тебя любит? — он почему-то ждал совсем другого вопроса. Ангелина вдруг начала торопливо одевать сапоги, потом пальто, он не понял, куда это она собралась.

— Так любит? — напомнила она о своем вопросе.

— Нет, — к этому времени она уже одела пальто и взяла в руку свой любимый английский зонтик.

— Ну, это твои проблемы, — рассудила она и в голосе ее звучали насмешка и презрение, — а я пошла. Счастливо оставаться…

Леонид бросился за ней, застыл на пороге.

— Геля! Геля куда ты… — закричал он ей в след.

— Не делай вид, что тебя это волнует, — бросила она и остановилась вдруг пролетом ниже, чтобы сказать самую важную фразу за сегодняшний день, навсегда разорвавший их жизнь напополам, до и после, а заодно еще и на две различные жизни, не имеющие друг к другу никакого отношения, — ведь мы с тобой чужие люди.

— Теперь… — тихо прошептал Леонид, но она его уже не услышала, торопливо спускаясь вниз и убегая все дальше и дальше от прежней жизни. Их общей жизни.


— Опять этот дождь… этот чертов дождь… — Кир и не заметил, как сказал это в слух. Он бродил по собственной квартире и ему казалось, что он видит все вещи в первый раз, что-то он даже брал в руки, недоуменно рассматривал, вертел в пальцах, а потом клал обратно. Он окружал ими себя, как кирпичами, пытаясь выстроить стену, защитившую бы его от мира. Но что-то пошло не так и теперь стена рассыпалась и превратилась в руины.

Все снова вернулось к нему — и прежние давно забытые страхи и чувство одиночества и пустоты и ненависть к себе и собственной судьбе. Столько лет он прятал свою трагедию где-то внутри, чтобы однажды остаться с ней один на один, как в клетке, как в тюремной камере… Мысль эта резала, как лезвие.

Камера, отец, вечно пьяный отец, все меньше похожий на себя с каждым днем, его побои, его крики и его самоубийство, глупое, нелепое и в чем-то смешное. Когда ему сказали, что это случилось, он почувствовал облегчение, словно умер человек, уже давно носивший в себе неизлечимую болезнь, приносившую ему нестерпимые страдания. Впрочем, это отчасти было правдой.

Пожалуй, у отца действительно была страшная неизлечимая болезнь — его безответная обманутая любовь к женщине, которая лгала ему, а сама любила другого человека. Судя по всему безответность была чем-то вроде семейного проклятья, в его роду. Теперь за ним оставалось лишь право выбора способа самоубийства.

Кир немного постоял у окна, а потом опустился в кресло, словно чувствуя на плечах какую-то невидимую, но очень сильную тяжесть, начал курить, но быстро понял, что сейчас сигаретный дым вызывает приступы тошноты, как, впрочем, и все остальное.

Сейчас ему очень остро не хватало Владимира — его моралистического бреда и бесполезных попыток научить его жизни. А не поздновато ли уже чему-то учить, не проще ли пристрелить, чтобы не мучался?

Самообман, который он называл своей жизнью неожиданно подошел к концу. Он угодил в ловушку, которой старательно избегал, зная, что она погубит его. Выхода не было.

Никогда никого не любить, чтобы не обжечься, чтобы не закончить как отец. Потому что всюду ложь, предательство и человеческая мерзость. Нет ничего настоящего, а то настоящее, что есть смертельно опасно.

Но может быть это настоящее стоит гибели? Стоит проглоченных пуговиц и размазанных по стене мозгов, выбитых из головы выстрелом кольта.

Или и дальше бежать от искренних чувств, от искренних слов, прятать свою душу за глупым имиджем. Да кому вообще нужна будет эта душа, если он перестанет прикидываться тем, кем привык быть? Да та же Наташа убежит сломя голову, если узнает хотя бы часть правды.

Не остается ничего, кроме как обманывать себя и других дальше. Вариантов много.

Кто-то живет карьерой, чтобы заполнить пустоту внутри, он вдоволь насмотрелся на таких людей и едва ли мог причислить себя к ним, особенно после того, как плюнул на работу из-за всей этой истории… Вся эта история, — остановил он себя, — что это в сущности такое? Романчик с малолеткой.

Есть люди, которые живут людьми, отдают себя им без остатка. Зачем? Чтобы ничего не получить взамен и только насмешки за этот нелепый стриптиз души со снятой кожей… А есть люди, для которых самое главное — любовь… И каждый понимает это слово по-разному. И что же это, что? Дикая животная страсть, безумие, отчаяние или привязанность длинною в годы… Находка для графоманов и бездарных поэтов.

Или в действительности чувство, когда хочется прижать к себе человека так крепко, чтобы кости и кожа вдруг срослись и никогда не отпустить больше, потому что это невозможно. Ведь так считал отец? Особенно в те моменты, когда нещадно бил его, уверенный в том, что он ребенок любовника матери.

Он невольно потянулся за сигаретами, провел пальцами по лицу. Нужно срочно остановиться.

Ему почему-то вспомнилась Наташа, ее простодушная наивность и распахнутая душа. И тогда он подумал, что для некоторых людей любовь — это брак. Только на самом деле в браке нет ни капли любви, потому что рано или поздно эти люди начинают друг друга ненавидеть, не бывает иначе. Потому что они становятся связанны друг с другом неподъемными кандалами и эта безысходность делает их врагами, лютыми врагами навсегда… Или просто холодными и бездушными камнями, лежащими в одной постели, живущими в одной квартире, а потом лежащими рядом на кладбище.

Он зажег сигарету, но почти не затягивался, потому что дым все равно вызывал неприятные ощущения, он вдыхал его со стороны, эффект был все равно тем же. И тогда он потушил сигарету и потянулся за телефоном.

Откуда я знаю ее номер? — спросил он себя, а потом легко ответил на этот вопрос, — оттуда же, откуда и номер ее сестры, которая к несчастью оказалась здесь, и к несчастью оказалась в тот злосчастный день рядом со своей школой слишком наивной и доброжелательной.

Она добрая, заботливая, преданная и это очень хорошие качества. К тому же он очень сильно виноват перед ней, а не лучший ли способ искупить вину перед человеком — исполнить его желание, или как пожелаете, мечту?

Только так Люся будет всегда рядом… пусть и будет ненавидеть его всю оставшуюся жизнь. Ему было уже все равно, это было куда легче пережить, чем потерять ее навечно, нет, не навсегда, именно навечно.

А дождь все усиливался и вместе со сгущающейся темнотой убаюкивал город в своих холодных объятиях.


Люсю разбудил звонок телефона, она нехотя поднялась и принялась искать трубку. Спать под шум дождя было приятно и спокойно и на мгновение она даже забыла обо всем плохом, словно все было иначе — и между ней и Наташей не было непреодолимой пропасти и мама была жива. И они снова были маленькими девочками, верившими в чудо, в то хорошее, что ждет их за поворотом.

— Да… — хриплым сонным голосом откликнулась девочка.

— Ты… Люся!? — выдохнул человек на том конце провода и даже закашлялся от волнения. Люся несколько минут соображала кто это, пока ее не охватила такая злость, что она чуть не разбила трубку о паркет.

— Какого черта ты звонишь сюда, урод!? Тварь… — она попыталась придать своему голосу максимум силы и напористости, но спросони у нее получилось плохо, — слышишь, ты!?! — заорала она, — не звони сюда больше, иначе тебе не поздоровиться, я тебе устрою проблем, придурок! — она даже и не задумалась о том, что к человеку намного старше стоило бы обращаться на «вы». Впрочем, задумалась бы, если бы считала его за человека. Она нажала отбой, не дожидаясь ответа, он ее не волновал. С чувством выполненного долга она уже было, собиралась положить телефон, как споткнулась о взгляд Наташи, которая тоже проснулась и теперь стояла напротив нее, наблюдая и внимательно слушая.