— Тихо, — он толкнул ее на кровать и закрыл ей рот ладонью, — не шуми. Люся, так? — «Лучше бы я закричала сразу» — тоскливо подумала Люся, еще пытаясь вырваться.

— Ты такая маленькая… как кукла. Совсем игрушечная, совсем ребенок, — ее порядком и раздражал и нервировал тот бред, который он нес, но она не могла поделать абсолютно ничего, — но глаза… у кукол не бывает таких глаз. У тебя просто божественные глаза. Они похожи на шторм… И такие грустные. Почему ты грустишь?… — сейчас он выглядел как самый настоящий маньяк, блуждая по ее телу каким-то безумным и одновременно очень восторженным взглядом, в тоже время, не торопясь ничего делать. Пусть и не торопиться, — решила она, еще надеясь на спасение. Может быть, вернется Наташа? Или… ну хоть кто-то. Кто-нибудь!

— Что же ты со мной сделала? — спросил он, наклонившись к ее уху, слегка обжигая кожу дыханием, — это же безумие какое-то… действительно безумие… зачем ты пришла, ну зачем ты пришла? — он позволил себе коснуться кожи, но очень осторожно, впрочем, это все равно было пыткой, потому что Люсе не сложно было догадаться, что остальное он оставит на потом и от этой мысли ей становилось страшно как никогда в жизни. Она чувствовала, как его пальцы скользят по ноге под плотную ткань юбки и легкую белья, и это было уже слишком. Она зацепилась взглядом за лампу, стоявшую на прикроватной тумбочке, совершила неимоверное усилие и схватилась за нее — а потом обрушила со всей силы Киру на голову. Удар был слабым, но нужного эффекта она достигла — он растерялся, отпустил ее, заторможено смотря на осколки стекла и пластмассы, рассыпавшиеся по постели.

Она бросилась бежать, схватила в коридоре свою сумку и была уже у двери, когда он опомнился и догнал ее.

— Прости, прости меня, пожалуйста… Умоляю тебя, — затараторил он, словно в приступе истерии.

— Не приближайтесь ко мне, — пригрозила Люся, пытаясь открыть дверь, — а то я буду так орать, что соседи вызовут милицию. И вы ей расскажете все. И про мою сестру, и про меня тоже… — ее голос дрогнул и она замолчала.

— Люся, прости, пожалуйста, я не должен был, я идиот, я… — продолжал он.

— Как открывается эта чертова дверь, — почти по слогам спросила девочка.

— Не уходи, прошу тебя… — начал он сначала, но потом вдруг сдался и сказал упавшим голосом, — щеколда, а потом ключ на один оборот…

Люся сделала все в точности так, как он сказал, и бросилась бежать по высоким ступенькам, каким-то чудом удерживая равновесие, хотя в глазах у нее темнело, а голова кружилась от волнения.

Он стоял на верхнем лестничном пролете и слушал ее шаги, с трудом удерживая себя от того, чтобы не броситься следом. Нет, нельзя… Нужно оставить ее в покое, забыть… потому что это становится опасно, потому что это что-то куда большее, чем просто желание.

Но нужно забыть об этом, пока еще не слишком поздно.

Пока?

— Что я наделал! — крикнул он, ударил кулаком в стену рядом с дверью, конечно же, разбив его в кровь, но не почувствовал ничего. Внутри у него вдруг появилась пустота, страшная, поглощающая и даже эта боль рухнула туда.

Глава тринадцатая

Вернулась? Вернулась… Неужели…

На пороге стоял Владимир, который выглядел озабоченным и грустным.

— Ты, — разочарованно протянул Кир, вернулся на кухню, не сказав ему ничего больше и сел за стол, уронив голову на руки.

— А кого это ты опять ждал? — поинтересовался Владимир, закрыл дверь и тоже явился на кухню. Он заметил опустевшую бутылку вина, и рядом с ней уже полупустую коньяка и чертыхнулся.

— По какому это случаю? — поинтересовался он, — ты в своем уме? Это что все значит?

— Отстань от меня, — отмахнулся Кир, — проваливай, не хочу тебя видеть…

— А кого ты хочешь видеть? — спросил Владимир, не послушавшись. Он сел на второй стул возле стола и отодвинул коньяк от греха подальше.

— Ее здесь точно не будет, — буркнул Кир, — ну правда… уходи, мне плохо…

— Мне плохо и я буду сидеть, и нажираться, как последняя свинья, — передразнил Владимир и скривился, потом схватил Кира за волосы и заставил посмотреть себе в глаза, — а ты не забыл со всеми своими бабами, как папочка твой кончил?

— Почему бы и нет? — Кир почти с омерзением стряхнул его руку и положил голову обратно на стол, закрыл глаза и поморщился.

— Он тоже любил женщину, которая не любила его, — добавил он после некоторой паузы и эти слова заставили Владимира насторожиться.

— Тоже? — переспросил он, Кир оставил это без ответа. — Тебе уже вообще все равно? Да что случилось?

— Ничего… я просто все разрушил, все… — пробормотал его друг, ударил уже и без того разбитым кулаком по столу.

За окном небо затянули хмурые непроглядные тучи, и от вчерашней потрясающей погоды не осталось и следа. Кажется, природа тоже была не в духе.

— Ты о Наташе? — изумился Владимир, но он догадывался, что ошибается. Кир только подтвердил его догадку.

— Нет, — возразил он, наконец-то выпрямился, отбросил с лица спутанные волосы, дотянулся до коньяка, воспользовавшись рассеянностью Владимира и отхлебнул из горла, — я о ее сестре, — глаза Владимира округлились как две монеты, он скривился, хотел уже было что-то спросить, но Кир ему не дал, он продолжал, — ко мне пришла Наташа. Я ее прогнал. Но… тут появилась ее сестра, она, кажется, шла следом. И я… — он сделал еще один глоток, но уже последний, потому что Владимир не вытерпел и вырвал у него бутылку, — пытался ее изнасиловать… а она вырвалась, убежала… но она никогда меня не простит, никогда…

— Не удивительно, — хмыкнул Владимир, обдумывая все услышанное, — едва ли кто-то обрадовался бы, если бы его пытались изнасиловать, и с радостью бросился бы тебе на шею. Ну и что? Надеюсь, ты не собираешься повторить попытку?

— Нет, — Кир помотал головой и потребовал, — коньяк отдай.

— С тебя хватит. А вообще не собираешься и отлично. В чем проблема? — Владимир решил, что коньяк лучше для безопасности забрать с собой. Он отлично помнил шрамы и синяки на теле Кира, оставленные отцовскими побоями, он знал, как далеко люди могут зайти в таком состоянии, и догадывался, что слабость перед алкоголем передалась Киру от отца вместе с внешностью и несносным характером. Он понимал, что достаточно только начать и печальный опыт дяди Андрея повторит его сын.

— Ты не понимаешь, — заявил Кир, тяжело вздохнул, — я не хочу ее… Но она мне нужна… Это что, любовь?

— Нет, это дурость твоя, Кира, — фыркнул Владимир, — об этом лучше забыть. И вообще тебе лучше пойти проспаться, как следует, и чтобы не прикасался больше к горячительному. Убью.

— Ты боишься, что я сопьюсь как он, да? — зачем-то поинтересовался Кир, — но почему? Разве я не заслужил?

— Ну что за ерунда? — возмутился Владимир, — пойдем, тебе лучше, правда, прилечь.

— Я не хочу! — запротестовал Кир, но потом вдруг замолчал и спрятал лицо в ладонях, — вообще ничего не хочу, ничего. Умереть хочу! Убей меня, будь другом?… Или нет… я пойду брошусь в залив.

— Ты совсем спятил?! — Владимир действительно вышел из себя, решительно встал из-за стола, схватил Кира за плечи и заставил встать, потом проводил в комнату, толкнул на кровать, — я уже устал от тебя, — пожаловался он, — прекрати нести хрень и ложись спать. Я заеду через несколько часов, проверю…

— Тебя никто не просил обо мне заботиться, — ядовито заметил Кир.

— Никто, просто не все здесь такие эгоисты, как ты, — сказал Владимир, зашел на кухню за остатками коньяка, проверил, не спрятано ли чего-то в кухонных шкафах или в холодильнике и ушел, не попрощавшись и оставив Кира в гордом одиночестве.

С нарастающей головной болью, впрочем, едва ли сравнимой с той, которая пряталась внутри и также неотвратимо росла.

В квартире с уходом Владимира повисла какая-то неестественная и страшная тишина, прерывая изредка только стуком капель о стекло.

На улице накрапывал мелкий дождь, унылый и монотонный как слезы небес. Кажется, им тоже было больно.


Наташа вернулась домой первой, и ей стало не по себе от отсутствия Люси.

Куда она могла исчезнуть? — думала девушка, кусая ногти и измеряя маленькую комнату шагами. Вариантов ответа на этот вопрос было немного, но важным было скорее само ее исчезновение. Она зла, скорее всего, она даже что-то видела. Но куда она пошла? К Тане? Наташа вдруг обрадовалась этой догадке и бросилась к телефону, набрала номер подруги и стала слушать долгие гудки. Трубку взял отчим Татьяны.

— Да, я слушаю, — сказал он не очень приветливым голосом.

— А Таню можно? — робко попросила Наташа.

— Она болеет, не может разговаривать, — отчеканил он, помолчал, а потом все-таки поинтересовался, — а кто ее спрашивает?

— Подруга, — бросила Наташа и повесила трубку, разговаривать с этим человеком она почему-то не любила, он всегда внушал ей недоверие и страх, она не представляла себе какой выдержкой надо обладать, чтобы спокойно жить с ним в одной квартире. Таня была вообще героем, как всегда думала Наташа.

Значит там ее нет — продолжала она. У Миши? Нет, они же ушли вместе… У кого-то из одноклассников? Вряд ли… Но где она, где?

Про пустырь Наташа вспомнила самым последним и тут же торопливо бросилась одеваться и собираться, чтобы отправиться туда, искать сестру. Это был ее последний шанс и последняя надежда, только Наташе не довелось воспользоваться им.

В прихожей ее застал звонок в дверь, и на пороге появилась Люся, она была мрачнее тучи и кажется, плакала.

— Люсь… Люсь, где ты была? — испуганно зашептала Наташа, бросаясь к ней, но Люся грубо оттолкнула ее в сторону, туда же швырнула легкую курточку. Посмотрев в сторону Наташи, и заметив, что та куда-то собирается, она язвительно произнесла: